Диалоги
Диалоги читать книгу онлайн
Платон Афинский, настоящее имя Аристокл — древнегреческий философ-идеалист, ученик Сократа. Его учение, первая классическая форма объективного идеализма, дало название целому направлению в философии — идеализму. Основные идеи Платона заключались в том, что мир вещей — видимый нами мир, мир чувственный — не есть окончательная основная реальность, а несовершенное подобие, проекция мира идей.В данном томе представлены «Диалоги» Платона — беседы мудрых и уважаемых горожан, обсуждающих самые разнообразные вопросы и сочинения платоновской школы.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Алкивиад. Конечно, нет.
Сократ. А думаешь ли ты, что Орест напал бы на свою мать, если бы вот так же ее не узнал?
Алкивиад. Думаю, он этого бы не сделал.
c
Сократ. Значит, несомненно, он замышлял убить не первую встречную женщину или чью-то чужую мать, но только лишь свою собственную?
Алкивиад. Именно так.
Сократ. Следовательно, в подобных случаях неведение – самое лучшее для людей, находящихся в подобном расположении духа и питающих подобные замыслы.
Алкивиад. Это очевидно.
Сократ. Итак, ты видишь, что незнание некоторыми людьми каких-то вещей в определенных обстоятельствах является благом, а не злом, как недавно тебе казалось?
Алкивиад. Это похоже на правду.
d
Сократ. А если ты пожелаешь рассмотреть и то, что за этим следует, быть может, оно покажется тебе странным…
Алкивиад. Что именно ты разумеешь, Сократ?
Сократ. Коротко говоря, получается, что обладание всевозможными знаниями без знания того, что является наилучшим, редко приносит пользу и, наоборот, большей частью вредит своему владельцу. Посмотри же: не кажется ли тебе необходимым, чтобы мы, когда собираемся что-либо сказать или сделать, считали, что прежде всего мы должны знать или действительно знаем то, что намерены искусно выполнить или сказать?
e
Алкивиад. Да, мне так кажется.
Сократ. Значит, ораторы, например, всякий раз дают нам советы – одни по поводу войны и мира, другие по поводу сооружения стен или оборудования гаваней – именно потому, что они это знают либо считают, что знают; одним словом, все, что когда-либо город делает для другого города или для самого себя, является результатом совета ораторов.
145
Алкивиад. Это правда.
Сократ. Посмотри же, что за этим последует.
Алкивиад. Если сумею.
Сократ. Различаешь ли ты людей разумных и неразумных?
Алкивиад. Да, конечно.
Сократ. И скорее всего ты многих считаешь неразумными, разумными же – немногих?
Алкивиад. Да, так.
Сократ. И при этом ты ведь имеешь в виду какие-то отличительные признаки?
Алкивиад. Да.
b
Сократ. Можешь ли ты назвать разумным человека, умеющего давать советы, но не знающего, лучше ли то, что он советует, и в каком случае это будет лучшим?
Алкивиад. Конечно, нет.
Сократ. Ты, я полагаю, не назовешь разумным и того, кто разбирается в самом деле войны, но не знает, когда ее лучше вести и в течение какого именно срока. Не так ли?
Алкивиад. Да.
Сократ. Равно как если бы кто умел убить другого, отнять у него деньги или сделать его изгнанником, но не знал бы, когда это уместно и в отношении кого именно?
Алкивиад. Да, и такого я не назвал бы разумным.
c
Сократ. Следовательно, он разумен, если знает что-либо подобное – в том случае, когда знание это сопровождается пониманием наилучшего, а это последнее совпадает и с пониманием полезного, не так ли?..
Алкивиад. Да, так.
Сократ. Такого человека мы назовем разумным и годным для того, чтобы советовать городу и самому себе. Тому же, кто не обладает подобным знанием, мы дадим противоположное имя. Согласен ли ты с этим?
Алкивиад. Да, вполне.
Сократ. Ну а если кто сведущ в верховой езде или стрельбе из лука, в кулачном бою, борьбе или других видах состязаний, а также в любом подобном, известном
d
нам роде искусства, как ты назовешь его, если он к тому же знает, что в его искусстве является наилучшим? Не скажешь ли ты, что такой человек сведущ в искусстве верховой езды, что он – знаток этого искусства?
Алкивиад. Да, скажу.
Сократ. А того, кто сведущ в кулачном бою, думаю я, ты назовешь знатоком кулачного боя, сведущего же в игре на флейте – знатоком этого искусства, и так далее по отношению ко всему остальному. Или ты дашь иное название?
Алкивиад. Нет, именно это.
Сократ. Представляется ли тебе, что знаток в подобных вещах бывает одновременно в силу необходимости и разумным человеком, или мы скажем, что это далеко не так?
e
Алкивиад. Далеко не так, клянусь Зевсом!
Сократ. И каково же, по-твоему, было бы государство, состоящее из искусных стрелков и флейтистов и других подобных же знатоков, а также из упомянутых нами раньше людей, разбирающихся в том, как надо воевать или убивать, и из мужей-ораторов, лопающихся от спеси, причем все эти люди не обладали бы знанием наилучшего и не было бы в этом государстве человека понимающего, когда и для чего можно наилучшим образом использовать любого из них?
146
Алкивиад. Я сказал бы, что это скверное государство, Сократ.
Сократ. Я думаю, ты укрепился бы в этом мнении, когда бы увидел, насколько каждый из них честолюбив ц считает, что самой важной «частью» государственной жизни является та, в которой …сам себя он может превзойти[10].
Я утверждаю, что в своем искусстве самом по себе такой человек – наилучший; что же касается наилучшего для государства и для него самого, то здесь он совершает множество промахов, ибо, будучи лишен ума, он
b
доверяется кажимости. При таких обстоятельствах разве не правы мы будем, если скажем, что подобное государство преисполнено множества смут и беззаконий?
Алкивиад. Правы, клянусь Зевсом.
Сократ. Но разве нам не казалось необходимым прежде всего считать, что мы знаем, или действительно знать то, что мы без колебаний собираемся сказать либо сделать?
Алкивиад. Да.
Сократ. Значит, если бы кто из нас сделал то, что он знает или думает, что он это знает, и с этим было бы связано понимание пользы, мы получили бы выгоду для государства и для самих себя?
c
Алкивиад. Как же иначе?
Сократ. Если же произошло бы нечто противоположное, то, думаю я, из этого не воспоследовало бы выгоды ни для государства, ни для того, кто бы действовал?
Алкивиад. Конечно, нет.
Сократ. Что ж, тебе и сейчас это так представляется или как-то иначе?
Алкивиад. Нет, именно так.
Сократ. Но ведь ты признал, что считаешь большинство неразумными, разумными же – немногих?
Алкивиад. Да.
Сократ. Значит, мы опять-таки скажем, что большинство ошибается в понимании того, что является наилучшим, поскольку большей частью, как я думаю, за отсутствием ума доверяется кажимости.
d
Алкивиад. Да, подтвердим это.
Сократ. Следовательно, большинству людей выгодно и не знать, и не думать, будто они знают: ведь они будут изо всех сил стараться сделать то, что они знают или думают, будто знают, и эти старания большей частью принесут им скорее вред, чем пользу.
Алкивиад. Ты говоришь сущую правду.
Сократ. Теперь ты понимаешь, насколько я был прав, когда утверждал, что обладание прочими знаниями без знания того, что является наилучшим, по-видимому, редко приносит пользу, большей же частью вредит тому, кто владеет такими знаниями.
e
Алкивиад. Даже если я раньше так не думал, то теперь я с тобою согласен, Сократ.
Сократ. Поэтому нужно, чтобы и государство и душа, желающие правильно жить, держались этого знания – совершенно так, как должен больной держаться врача или человек, желающий совершить безопасное плавание, – кормчего. Ведь без этого знания, чем
147
яростнее стремится человек к удаче в наживе, в приобретении телесной силы или в каких-либо других подобных вещах, тем более резким, видно, бывает в силу необходимости промах. Тот же, кто приобрел так называемое многознание и многоумение, но лишен главного знания, действует всякий раз, руководствуясь одним из указанных многочисленных знаний, но при этом поистине не пользуется попутным ветром судьбы, ибо он, думаю я,