Сочинения в двух томах. Том 2

notes

1

Вероятно, все отрицавшие врожденные идеи хотели только сказать, что все идеи суть копии наших впечатлений; хотя надо сознаться, что употреблявшиеся ими термины были не настолько осторожно выбраны и не настолько точно определены, чтобы предотвратить все недоразумения, которые могли бы появиться по поводу их учения. Ибо что понимается под термином врожденный? Если врожденное равнозначно естественному, то все восприятия и идеи нашего ума следует считать врожденными, или естественными, в каком бы значении мы ни брали последнее слово, в смысле ли противоположности необычному, или искусственному, или же чудесному. Если под врожденным понимать одновременное нашему рождению, то весь спор окажется пустым, ведь вопрос о том, когда начинается мышление—до, во время или после нашего рождения, совершенно лишен значения. Далее, слово идея обыкновенно понимается и Локком, и другими в очень широком смысле: оно обозначает все наши перцепции: и ощущения, и аффекты, и мысли. Но если так, то я хотел бы знать, что имеется в виду при утверждении, что себялюбие, злопамятство или же половая страсть не врождены?

Допуская же термины впечатления и идеи в вышеозначенном смысле и подразумевая под врожденным то, что первично и не скопировано ни с какого предшествующего восприятия, мы можем утверждать, что все наши впечатления врождены, а идеи не врождены¹ .

Желая быть откровенным, я должен сознаться, что, по моему мнению, Локк был вовлечен в этот вопрос учеными-схоластами, которые, пользуясь неопределенными терминами, бесконечно затянули свои утомительные споры, никогда не затрагивая существа вопроса. Подобная же двусмысленность и ускользание от существа вопроса проходят через все рассуждения этого философа относительно данного предмета, а также большинства других.

2

Сходство.

3

Смежность.

4

Причина и действие.

5

Например, контраст или противоположение (contrariety)—это тоже форма связи между идеями, но ее можно, пожалуй, рассматривать как смесь причинности и сходства. Из двух противоречащих друг другу объектов один уничтожает другой, т. е. является причиной его уничтожения, а идея уничтожения объекта предполагает идею его предварительного существования.

6

Слово сила употреблено здесь в неопределенном, общепринятом значении. Более точное определение его придало бы еще большую очевидность данному доказательству. См. главу VII¹⁸.

7

Писатели, и притом даже те, которые пишут на моральные, политические и физические темы, в большинстве случаев различают разум и опыт и предполагают, что соответствующие два способа аргументации совершенно отличны друг от друга. Первый способ признают продуктом исключительно наших интеллектуальных способностей: рассматривая a priori природу вещей и исследуя, каковы должны быть результаты их действий, мы благодаря этим способностям устанавливаем определенные принципы науки и философии. Второй считается основанным исключительно на чувствах и наблюдении, с помощью которых мы узнаем, что явилось фактическим действием операций единичных (particular) объектов, а в силу этого имеем возможность заключать и о том, что произойдет от них в будущем. Так, ограничения и стеснения со стороны гражданских властей и необходимость законного государственного строя можно защищать или на основании разума., который, размышляя о большой слабости и испорченности человеческой природы, учит, что ни одному человеку нельзя безопасно доверить неограниченную власть, или же на основании опыта и истории, которые показывают нам, как безмерно честолюбие злоупотребляло столь неосторожным доверием во все времена и во всех странах.

Такого же различения разума и опыта придерживаемся мы и во всех своих рассуждениях относительно практической жизни: мы доверяем опытному государственному деятелю, полководцу, врачу или купцу и слушаемся их, тогда как к неопытному новичку, какими бы природными талантами он ни был одарен, мы относимся с пренебрежением и презрением. Хотя и можно согласиться с тем, что разум способен строить весьма вероятные предположения относительно последствий таких-то поступков при таких-то частных условиях, все же эти предположения кажутся нам несовершенными, поскольку они не подкреплены опытом, который один только может придать прочность и достоверность правилам, выведенным путем изучения и размышления.

Но, несмотря на то что это различение пользуется всеобщим признанием как в деятельной, так и в созерцательной жизни, я» не колеблясь, объявляю, что оно в сущности ошибочно или по крайней мере поверхностно»

Если мы рассмотрим те аргументы, которые во всякой из вышеупомянутых наук считаются результатом одного лишь размышления и обдумывания, то мы увидим, что они в конце концов приводят нас к некоторому общему принципу или заключению, для которого мы не можем указать никакого основания, кроме наблюдения и опыта. Единственным различием между ними и теми правилами, которые обычно считаются результатом чистого опыта, является то, что первые не могут быть установлены без некоторого процесса мышления, без некоторого размышления о наблюдаемом явлении, имеющего целью различить его условия и вывести его следствия, тогда как во втором случае явление, узнаваемое нами из опыта, в точности и безусловно подобно тому, которое мы выводим как результат определенных условий. История Тиберия или Нерона²⁴ заставляет нас опасаться, как бы наши монархи не оказались такими же тиранами, если бы их освободили от ограничивающих их законов и парламента; однако наблюдения над мошенничеством или жестокостями в частной жизни в связи с нското-рым размышлением совершенно достаточны для того, чтобы вселить в нас такое же опасение, ибо эти наблюдения служат нам примером общей испорченности человеческой природы и указывают на опасность, которой мы подвергаемся, безусловно доверяя людям. В обоих случаях опыт является последним основанием нашего вывода, нашего заключения.

Всякий человек, как бы молод и неопытен он ни был, составляет себе на основании наблюдения много общих и верных правил относительно человеческих дел и практической жизни; но надо сознаться, что, когда человек начинает применять эти правила на практике, он оказывается крайне подвержен ошибкам, пока время и дальнейший опыт не сделают их более широкими и не научат его надлежащему их употреблению и применению. Во всяком положении, во всяком событии существует много отдельных и на первый взгляд мелких частностей, которые самый талантливый человек способен сначала не заметить, хотя от них полностью зависит верность.его заключений, а следовательно, и мудрость его поступков. Я уже не говорю о том, что молодому и неискушенному человеку общие наблюдения и правила не всегда приходят в голову в надлежащих случаях и он не всегда применяет их с надлежащим спокойствием и разборчивостью. В действительности неопытный мыслитель совсем не мог бы мыслить, если бы у него абсолютно не было опыта, и, когда мы называем кого-нибудь неопытным, мы употребляем это слово лишь в относительном смысле, предполагая, что данное лицо обладает опытом, но в меньшей и более несовершенной степени, [чем другие].

8

«Naturane nobis, inquit, datum dicam, an errore quodam, ut, cum ea loca videamus, in quibus memoria dignos viros acceperimus multum esse versatos, magis moveamur, quam siquando eorum ipsorum aut facta audiamus, aut scriptum aliquod legamus? Velut ego nunc moveor. Venit enim mihi Plato in mentem, quem accepimus primum hie disputare solitum: cujus etiam illi hortuli propinqui non memoriam solum mihi afferunt, sed ipsum videntur in conspectu meo hie ponere. Hie Speusippus, hie Xenocrates, hie ejus auditor Polemo; cujus ipsa ilia sessio fuit, quam videamus. Equidem etiam curiam nostram, Hostiliam dico, non hanc novam, quae mihi minor esse videtur postquam est major, solebam intuens, Scipionem, Catonem, Laelium, nostrum vero in primis avum cogitare. Tanta vis admonitionis est in locis; ut non sine causa ex his memoriae deducta sit disciplina».— Cicero, De Finibus, lib. V, 2 ²¹.