Сочинения в двух томах. Том 2
Сочинения в двух томах. Том 2 читать книгу онлайн
Философия Давида Юма (1711 – 1776, Эдинбург, Шотландия) генеалогически связана с классическим английским эмпиризмом в области теории познания (гносеология), начатым в новом времени Ф. Бэконом и Т. Гоббсом и дальше развитым Д. Локком, Д. Беркли и самым Юмом. С другой стороны Юма интересуют также и проблемы метафизики, в частности вопрос о „казуальности” (причинно-следственная связь между явлениях). Таким образом его философия развилась в современной формой скептицизма и вошла в истории науки под именем „агностицизм” – отрицание возможности объективного познания изучаемых предметов. Юма занимали также традиционные для мыслителей ХVІІІ века проблемы этики, морали, истории и политики.Настоящий двухтомник в целом повторяет издание с 1965 года, вышедшее в тот же самой серии (первый том дополнен одним письмом). Он содержит все основные сочинения философа касающие проблемы теории познания, онтологии и морали, а также большую части знаменитых Юмовских эссе, сочинения о религии и истории Англии.
Содержание второго тома:
ИССЛЕДОВАНИЕ О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ПОЗНАНИИ (перевод С. И. Церетели)ВСТУПИТЕЛЬНОЕ ЗАМЕЧАНИЕГлава I. О различных видах философииГлава II. О происхождении идейГлава III. Об ассоциации идейГлава IV. Скептические сомнения относительно деятельности умаГлава V. Скептическое разрешение этих сомненийГлава VI. О вероятностиГлава VII. Об идее необходимой связиГлава VIII. О свободе и необходимостиГлава IX. О рассудке животныхГлава X. О чудесахГлава XI. О провидении и будущей жизниГлава XII. Об академической, или скептической, философииИССЛЕДОВАНИЕ ОБ АФФЕКТАХ (перевод В. С. Швырева)Глава IГлава IIГлава IIIГлава IVГлава VГлава VIИССЛЕДОВАНИЕ О ПРИНЦИПАХ МОРАЛИ (перевод В. С. Швырева)Глава I. Об общих принципах моралиГлава И. О благожелательностиГлава III. О справедливостиГлава IV. О политическом обществеГлава V. Почему полезность приятнаГлава VI. О качествах, полезных нам самимГлава VII. О качествах, непосредственно приятных нам самимГлава VIII. О качествах, непосредственно приятных другим лицамГлава IX. ЗаключениеПриложение I. О моральном чувствеПриложение II. О себялюбииПриложение III. Некоторые дальнейшие соображенияотносительно справедливостиПриложение IV. О некоторых словесных спорахЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ РЕЛИГИИ (перевод С. И. Церетели)ВВЕДЕНИЕГлава I. Первоначальной религией людей был политеизмГлава II. Происхождение политеизмаГлава III. Продолжение предыдущегоГлава IV. Богов не считали ни творцами, ни устроителями мираГлава V. Различные формы политеизма: аллегория, культ героевГлава VI. Происхождение теизма из политеизмаГлава VII. Подтверждение вышеизложенной доктриныГлава VIII. Прилив и отлив политеизма и теизмаГлава IX. Сравнение вышеуказанных народов с точки зрения их терпимости и нетерпимостиГлава X. О том же с точки зрения смелости или приниженностиГлава XI. О том же с точки зрения разумности или нелепостиГлава XII. О том же с точки зрения сомнения или убежденностиГлава XIII. Нечестивые представления о божественной природе в народных религиях обоих родовГлава XIV. Дурное влияние народных религий на нравственностьГлава XV. Общее заключениеДИАЛОГИ О ЕСТЕСТВЕННОЙ РЕЛИГИИ (перевод С. И. Церетели)Памфил — ГермиппуЧасть IЧасть IIЧасть IIIЧасть IVЧасть VЧасть VIЧасть VIIЧасть VIIIЧасть IXЧасть XЧасть XIЧасть XIIЭССЕОб утонченности вкуса и аффекта (перевод Ф. Ф. Вермель)О свободе печати (перевод Е. С. Лагутина)О том, что политика может стать наукой (перевод Е. С. Лагутина)О первоначальных принципах правления (перевод Е. С. Лагутина)О происхождении правления (перевод Е. С. Лагутина)О партиях вообще (перевод Е. С. Лагутина)О суеверии и исступлении (перевод А. Н. Чанышева)О достоинстве и низменности человеческой природы (перевод Е. С. Лагутина)О гражданской свободе (перевод Е. С. Лагутина)О возникновении и развитии искусств и наук (перевод Е. С. Лагутина)Эпикуреец (перевод А. Н. Чанышева)Стоик (перевод А. Н. Чанышева)Платоник (перевод А. Н. Чанышева)Скептик (перевод А. Н. Чанышева)О многоженстве и разводах (перевод Е. С. Лагутина)О национальных характерах (перевод Е. С. Лагутина)О норме вкуса (перевод Ф. Ф. Вермель)О торговле (перевод М. О. Гершензон)О первоначальном договоре (перевод Е. С. Лагутина)Идея совершенного государства (перевод Е. С. Лагутина)О бессмертии души (перевод С. М. Роговина)О самоубийстве (перевод С. М. Роговина)Об изучении истории (перевод А. Н. Чанышева)ИСТОРИЯ АНГЛИИ (Извлечения) (перевод А. Н. Чанышева)ИЗ ПЕРЕПИСКИ (перевод Ф. Ф. Вермель)
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Эта эпоха, снабдившая историю громадным материалом, не создала ни одного значительного историка. Кларен-дон 20, правда, всегда будет считаться интересным писателем, даже независимо от любопытства, побуждающего нас узнать о рассказываемых им событиях. Его стиль нуден и многословен, он душит нас своими длиннейшими периодами. Но в тот момент, когда мы его порицаем, он вдруг обнаруживает богатство воображения и чувства. Он кажется более пристрастным, чем есть в действительности; по-видимому, он постоянно стремится оправдать короля, но его апология часто хорошо обоснована. Он менее пристрастен при описании фактов, чем при изображении характеров: он был слишком честен, чтобы искажать первые, тогда как его симпатии невольно делали последние совершенно неузнаваемыми. Дух честности и доброты наполняет весь его труд; и те же качества были украшением всей жизни этого автора. Он умер в 1674 году, в возрасте 66 лет.
Таковы главные сочинения, которые задерживают на себе внимание потомков. Все те бесчисленные произведения, которыми тогда изобиловала печать: плоды религиозного лицемерия, партийные декламации, утонченная теология,—все это давно предано забвению. Даже такие писатели, как Селден, главное достоинство которого состояло в его учености, или Чиллингворт, этот неистовый противник папистов, едва ли когда-либо займут место среди английских классиков [...]
Нравы и науки (том II, (раздел] III, «Правление Якова II», гл. II)21
[...] В период правления этих двух королей22 народ в значительной мере освободился от того дикого фанатизма, который тяготел над ним раньше. И еще вопрос, потерпел ли он вследствие этой перемены урон с точки зрения морали, хотя у него и появились новые пороки. В силу примера, подаваемого Карлом II и «кавалерами», распущенность и невоздержанность стали очень распространены среди нации. Чревоугодие превратилось в культ. Любовь стали рассматривать больше как естественную потребность, чем как возвышенное чувство. Характер женщин утратил национальную черту целомудрия, и в то же время женщины не сумели воспитать в мужчинах ни чуткости, ни нежности.
Мрачные стороны предшествующего века, обусловленные чрезмерными претензиями на набожность, породили дух иррелигиозности 266; многие остроумные люди того времени были обвинены в деизме. Считается, что кроме ученых и философов Шефтсбери, Галифакс, Бекингем, Малгрейв, Сандерленд, Эссекс, Рочестер, Сидни и Темпл23 придерживались подобных взглядов.
Вновь возродились те междоусобицы, которые прежде раздирали нацию, и сторонники разных фракций повели борьбу, используя самые неблагородные и низкие приемы. Король Карл, являя своими манерами образец изящества и вежливости, способствовал совершенствованию вежливости у англичан, насколько это позволяли междоусобицы, больше всего наносившие ей вред. Его придворных долго отличали в Англии по их любезным и приятным манерам.
[...] Во мраке фанатизма и невежества, охватившего нацию в периоды республики и протектората, нашлось несколько невозмутимых философов, которые в уединении Оксфорда продолжали свои научные занятия и организовывали конференции, чтобы знакомить друг друга со своими открытиями в области физики и геометрии. Этим философским беседам содействовал Уилкинс, священник, который был женат на сестре Кромвеля и назначен епископом Честера. Сразу же после реставрации эти ученые добились получения патента, и, поскольку число их возросло, они объединились в Королевское общество.
Но кроме патента, они не получили от короля ничего. Хотя Карл очень увлекался науками, в особенности химией и механикой, он вдохновлял этих ученых только своим примером, но не щедростью. Вымогатели, придворные и любовницы, которыми он был постоянно окружен, поглощали все его средства и не оставляли ему ни средств для поощрения научных трудов, ни возможности уделить им внимание. Его современник Людовик 24 не обладал умом и в особенности знаниями Карла, зато намного превосходил его в щедрости. Помимо того что он оказывал материальную поддержку ученым во всей Европе, в его академиях были установлены твердые правила и обеспечивались щедрые стипендии. Его щедрость весьма украсила память о нем и в глазах великодушной части человечества искупила многие ошибки его правления. Было бы удивительно, если бы его примеру не последовали его преемники, с тех пор как стало ясно, что столь обширная, благотворная и прославленная щедрость обходится монарху гораздо дешевле, чем содержание одной-единственной пустой и чванливой фаворитки или придворного.
Хотя Французская академия наук всячески направлялась, поощрялась и поддерживалась монархом, в Англии появились гораздо более значительные таланты, снискавшие всеобщее уважение и привлекшие внимание к их стране. Кроме Уилкинса, Рена, Уоллиса, выдающихся математиков, это—1ук, проводивший тщательные наблюдения посредством микроскопа, и Сиденхем, который вновь восстановил истинную физику. На это время приходится период расцвета Бойля и Ньютона, людей, которые сделали осторожные и потому более верные шаги по той единственной дороге, которая ведет к истинной философии.
Бойль усовершенствовал пневматический двигатель, изобретенный Отто Герике, и благодаря этому получил возможность провести несколько новых и интересных опытов с воздухом, равно как и с другими телами. Его химия вызывает восхищение у людей, знакомых с этим искусством, его гидростатика содержит в себе более обширное соединение рассуждений и находок изобретательности с экспериментами, чем какие-либо другие из его работ; но его рассуждения еще далеки от той дерзкой самоуверенности и безрассудной опрометчивости, которые сбили с пути так много философов. Бойль был ярым приверженцем механистической философии, теории, которая, раскрывая некоторые из тайн природы и позволяя нам домысливать остальное, столь удобна для людского тщеславия и любопытства. Он умер в 1691 году, в возрасте 65 лет.
Что касается Ньютона, то Англия может похвастаться тем, что именно в ней появился величайший и редчайший гений, когда-либо украшавший и просвещавший род человеческий. Он был очень осторожен в выводах, стремясь допускать только те принципы, которые подтверждаются экспериментами, но если они подтверждались, то он решительно принимал всякий из них, каким бы смелым и необычным он ни был. Слишком скромный, чтобы осознать свое превосходство над остальным человечеством, он не помышлял поэтому о том, чтобы приспособить свои рассуждения к общему уровню. Он долго был неизвестен миру, так как больше беспокоился о том, чтобы стать достойным, нежели о том, чтобы прославиться. Но наконец слава его вспыхнула с таким блеском, которого едва ли раньше какой-либо из писателей достигал при своей жизни. Хотя Ньютон, казалось, сбросил все покровы с некоторых тайн природы, он в то же время обнаружил несовершенство механистической философии и тем самым возвратил изначальные тайны в тот мрак, в котором они всегда пребывали и будут пребывать. Он умер в 1727 году, в возрасте 85 лет.
Это время не было столь же благоприятным для изящной словесности, каким оно было для наук. Карл, очень ценивший остроумие и сам обладавший им в значительной мере, любивший хорошую беседу, способствовал, однако, скорее упадку, нежели развитию, поэзии и прозы своего времени. Когда в период реставрации были открыты театры и развлечениям и искусству вновь была дана свобода, люди после столь долгого воздержания набросились на эти деликатесы, следуя скорее жадности, чем вкусу, и самое грубое и низкопробное остроумие так же охотно воспринималось при дворе, как и в простонародье. Пьесы, которые ставились в это время в театре, были таким чудовищным сплетением нелепостей и глупости, были настолько лишены всякой мысли и даже просто здравого смысла, что могли бы стать позором английской литературы, если бы нация не искупила своего прежнего обожания их полнейшим забвением, на которое они теперь осуждены.
[... ] Правление Карла II, которое иные люди нелепо изображают, как наш век Августа, задержало развитие изящной словесности на острове, а затем обнаружилось, что безмерная распущенность, которую допускали или скорее даже приветствовали при дворе, была еще более вредна для нее, чем ханжество, нелепости и [религиозное] исступление предшествующего периода.