Сократ
Сократ читать книгу онлайн
В книге доктора философских наук, профессора, академика Ф. X. Кессиди дан очерк жизни и учения великого греческого философа Сократа. В работе раскрывается понимание Сократом философии и телеологии, его трактовка дельфийского изречения "Познай себя". Всесторонне излагается учение Сократа о благе и душе, добродетели как знании". Драматически звучит изложение судьбы философа, судебный процесс над ним, вынесший ему смертный приговор.
Книга адресована студентам и аспирантам всех специальностей и широкому кругу читателей, интересующихся проблемами мировой философии и культуры.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
95
карикатурно) изобразил Платон в диалоге «Протагор» (310 а и ел.)
Еще до рассвета молодой человек по имени Гиппократ, сын Аполлодора, стал изо всех сил стучать в двери Сократа палкой и, когда ему отворили, ворвался в дом и громким голосом спросил:
— Сократ, проснулся ты или спишь? Сократ вскакивает испуганно: уж не принес ли ты какую-нибудь дурную весть? — спрашивает он.
— Принес, — ответил Гиппократ, — но только хорошую.
— Ладно, коли так. Но какая же это весть, ради которой ты явился в такую рань?
Тут Гиппократ, подойдя поближе к Сократу, сказал: "- Протагор, великий софист из Абдер, приехал.
Вслед за этим Гиппократ сообщает о цели своего визита, о своей просьбе к Сократу похлопотать за него, Гиппократа, перед Протагором, чтобы этот знаменитый софист взял его в число своих учеников. С рассветом Сократ и Гиппократ отправляются в дом богатого афинянина Каллия, у которого остановился абдерский гость. Там они застают Протагора прохаживающимся в портике в сопровождении трех друзей с каждой стороны (в том числе хозяина дома и двух сыновей Перикла — Парада и Ксантиппа) и целого хора «завороженных» почитателей позади. "Глядя на этот хор, — иронизирует платоновский Сократ, — я особенно восхищался, как они (почитатели Протагора. — Ф. К.) остерегались, чтобы ни в коем случае не оказаться впереди Протагора: всякий раз, когда тот со своими собеседниками поворачивал, эти слушатели стройно и чинно расступались и, смыкая круг, великолепным рядом выстраивались позади него" (Платон. Протагор, 315 а-Ь).
96
Кто же были эти, столь популярные в Афинах и во всей Греции, софисты, будоражившие умы людей и вызывавшие энтузиазм у афинской молодежи? Каковы социально-исторические и идейные корни интеллектуального явления, получившего название софистики, в атмосфере которого сложилось учение Сократа и его метод?
Прежде всего обратимся к термину «софист» (sophi-stes). Первоначально у греков этот термин означал «мастер», "умелец", «искусник» и прилагался ко всем видам ремесел и «художеств» (искусств). Имея общий корень — soph — с существительным sophia (мудрость), с прилагательным sophos (мудрый) и глаголом sophioromai (приобретать знания, становиться искусным, выдумывать, мудрствовать, хитрить и т. п.), слово «софист» применялось к человеку, который обрел мастерство, накопил разумное умение в каком-либо деле, в том или ином виде ремесла и искусства, проявил изобретательность, сноровку и сметливость в своей профессии, а также вдохновение и творческие способности в любой сфере практической деятельности. Так, Гомер (Илиада, XV, 411–412) говорит о "художественной софии", о знании своего искусства плотником, обученным Афиной, богиней мудрости. Аналогичные понятия встречаются у Гесиода (Труды и дни, 649–650), который высказывается относительно своей «неискушенности» в корабельном деле и в плавании на море.
Означая разумное умение и целенаправленное искусство, термин «софия» в гомеровском понимании не ограничивался приобретением технических навыков и не сводился к простому оперированию чувственно-воспринимаемыми вещами: реализация «Софии» предполагала также деятельность воображения и разума, деятельность
97
творческого мышления, направленного на уяснение свойств и соотношения вещей, на построение идеальной модели создаваемого предмета или намеченного дела. Поэтому Гомер (Одиссея, XVII, 382–385) называет сведущим в своем деле «мастером», наряду с плотни ком, также врача, певца и гадателя.
Наличие в терминах «софия» и «софист» момента, связанного с разумным овладением, осмысленным постижением какого-либо дела — мастерства, со временем
приводит к переносу внимания с практического аспекта этих слов на их теоретический аспект. В результате такого переноса «софия» и «софист» приобретают все более интеллектуальный смысл и значение. В этом интеллектуальном смысле термин «софист» (мудрец) употреблен у Геродота (I, 29; II, 49; IV, 95): он выделяет среди греческих «мудрецов» афинского государственного деятеля Солона, а философа Пифагора называет "величайшим греческим мудрецом".
С приобретением интеллектуального смысла и расширением своего значения термин «софист» становится в V в. до н. э… почетным наименованием людей, отличающихся своими способностями и талантом, познаниями и опытом в самых различных областях деятельности и культуры: «софистами» стали называть выдающихся государственных деятелей, законодателей и стратегов; философов, врачей и поэтов; архитекторов, музыкантов, актеров и т. д. Но с конца V в. до н. э. это слово, используемое в более узком смысле, относилось уже к платным учителям красноречия и философии. Кроме того, оно начинает употребляться в отрицательном смысле — как «лжемудрец», "шарлатан" и «фокусник» (это прозвище своим распространением более всего обязано Платону).
98
Появление софистов и софистики (искусства убеждать) в античной Элладе, особенно в Афинах, было обусловлено развитием древнегреческой демократии и всем предыдущим ходом философской мысли, укреплением экономических и культурных связей между греческими полисами и расширением контактов с негреческим миром, знакомством с обычаями и образом жизни других народов.
Зарождение древнегреческой демократии связано со становлением полисов (VIII–VII вв. до н. э.) и с борьбой широких слоев демоса против господства родовой аристократии. В VII в. до н. э. {а конкретно в 621 г. до н. э. в Афинах) эта борьба привела к изданию писаных законов, к записи действующего по обычаю (неписанного) права родовой знати толковать традицию и осуществлять правосудие. Такая, казалось бы, незначительная мера, как узаконение обычая, имела более важные, чем ограничение произвола родовой знати, последствия: она вносила коренные изменения в правосознание. Если раньше обычай считался божественным установлением и назывался themis, то теперь обычай, освобожденный от божественной санкции, превратился в человеческое установление — nomos (закон, законоположение), в правовую норму, подлежащую обсуждению.
Реформы Солона (594 г. до н. э.) и Клисфена (509 г. до н. э.), заложившие основы демократического строя в Афинах, способствовали дальнейшему развитию правового и политического рационализма — укреплению идеи о номосе как общей для всех правовой норме, которая может быть заменена другой правовой нормой, более совершенной и рациональной, более отвечающей условиям времени и места. В этом проявлялось представление о законе, праве, государстве и его учреждениях как
99
об относительных явлениях, возникновение и существование которых определяется их целесообразностью, т. е. тем, что признается гражданами полиса разумным и справедливым. Это влекло за собой ряд других вопросов, более общего и принципиального порядка: каково происхождение законов вообще, а также правовых норм и политических учреждений, какова их природа? Что считать критерием справедливости закона, разумности правовой нормы и на чем основана их обязательность? Что такое справедливость и существует ли она?
Примечателен ответ на последний вопрос представителя первого поколения софистов Протагора: "…ведь что каждому городу представляется справедливым и прекрасным, то для него и есть, пока он так считает" (Платон. Таэтет, 167 с). Принцип нравственно-правового релятивизма, сформулированный Протагором, характеризует умонастроение эпохи, в особенности ее молодого поколения, для которого общественно-политические проблемы, вопросы о законе и праве, их происхождении и сущности приобрели первостепенное значение.
Вот схема беседы о законах, состоявшейся между юным Алкивиадом, научившимся софистической мудрости, и Периклом, придерживающимся на этот счет старомодных представлений (Ксенофонт. Воспоминания, I, 2, 41–46):
— Скажи мне, Перикл, — начал Алкивиад, — мог ли бы ты объяснить мне, что такое закон.
— Закон, — отвечал Перикл, — это все то, что народ в собрании примет и напишет с указанием, что следует делать, а чего не следует.
— А если не народ, но, как бывает в олигархиях, немногие соберутся и напишут, что следует делать, — это что?