Чем и как либерализм наш вреден?

ыло в эту сторону, и некоторые люди из учреждения разумного и необходимого извлекали не то, чего бы желало правительство. Вот так и новые суды.

Строгое понимание государственного дела настраивало бы мысль следующим образом: правительство, установляя новую форму судов, более свободную, доверялось, так сказать, обществу. Учреждая эти более свободные суды, правительство передвигало значительно центр тяжести государственной налево; мы поэтому, для сохранения равновесия, если уж неизбежно склонять весы и т. д., будем склонять их на противоположную правую сторону, т. е., скажу прямо, в пользу старших, генералов, игуменов, помещиков, отцов, матерей, хозяев, а не в сторону младших и младших, будто бы слабейших. Эти слабейшие легко могут стать слишком сильными; не надо отучать ни народ, ни молодежь, ни детей от повиновения: это противно тому духу Православия, на котором взросло наше монархическое государство... Но на деле выходит у нас иначе. Без всякого поголовного злоумышления, без всякой коварной дальновидности, а только вследствие ложного идеала земной прудо-новской "justice", новые суды усилили (быть может, и бессознательно) либеральное наше расстройство. Публика наша легкомысленна, пуста, впечатлительна и дурно воспитана, а нашим адвокатам и прокурорам нужно сделать карьеру, обнаружить ораторские способности (между прочим, ввиду воображаемой возможности громить ответственных министров, ибо никому так конституция не выгодна, как ораторам); судьи подвергаются давлению "среды"; присяжные или сбиты с толку многосложностью вопросов, если они из простых, или подкуплены либеральными симпатиями, если они из интеллигентных.

Зачем же тут непременно злонамеренность? И без всякой злонамеренности результат печален. Что ж делать с этим?

Я бы и сказал -- но на уста мои "положена дверь ограждения". Что может позволить себе сказать человек, запертый в тесную рамку "местной" газеты. Кто станет его слушать?.. А впрочем -- два слова не долго. Разумеется -- надо, в относительном безмолвии, обдумать медленно и строго проект иных судов, и может быть, без присяжных, без публики и с меньшим простором для риторических упражнений. Положим даже, что до сих пор человечество 1 никакой формы судов выше и развитее этой англосаксонской формы не выдумало. Но не всегда именно высшая форма той или другой отрасли человеческих учреждений пригоднее для всякой страны. Как войско -- английское войско ниже континентальных форм военного устройства; но она, эта низшая форма -- пригоднее для английского государственного строя. Протестантство как религия, в глазах всякого понимающего, что такое Церковь, есть религия -- низшая, сравнительно с Православием и папством, однако она оказалась пригоднее до сих пор для германских стран. Так и во всем... Репрессивные меры не могут быть сами по себе целью; они только временный прием для того, чтобы люди "не мешали" приготовить что-нибудь более прочное в будущем. По крайней мере, и попытка подобного рода была бы полезна.


[1] Примеч. 1885 г.