Глаз разума

II

В ПОИСКАХ ДУШИ

4

А. М. ТЬЮРИНГ

Вычислительные машины и разум

Я предлагаю рассмотреть вопрос “Могут ли машины думать?”. Для начала необходимо определить значения терминов “машины” и “думать”. Мы можем попытаться составить определения, максимально приближенные к обычному значению этих слов, но это — опасный подход. Если проанализировать то, как обычно употребляются слова “машины” и “думать”, то придется заключить, что ответ на вопрос “Могут ли машины думать?” надо искать в результатах статистических опросов, вроде тех, что проводятся институтом общественного мнения Гэллапа. Но ведь это абсурд! Вместо того, чтобы пытаться дать подобное определение, я заменю вопрос на другой, тесно связанный с первым, но выраженный не такими двусмысленными словами.

В этой новой форме проблема может быть описана в терминах игры, которую мы будем называть “игра-имитация”. В ней принимают участие три человека: мужчина (А), женщина (Б) и экзаменатор (В), который может быть любого пола. Экзаменатор сидит в отдельной комнате. Цель игры заключается в том, что экзаменатор должен определить, кто из остальных двоих — женщина и кто — мужчина. Ему они известны как X и Y, и в конце игры он говорит либо “X это А, a Y — Б”, либо “X это Б, a Y — А” Экзаменатор может задавать вопросы, например:

Предположим, X — это А, тогда отвечать приходится А. Целью А является любым путем обмануть В. Ответом, следовательно, может быть что-нибудь вроде:

“Мои волосы коротко острижены и самые длинные прядки длиной около девяти дюймов.”

Чтобы тембр голоса не выдал отвечающих, ответы должны быть написаны или, еще лучше, напечатаны. Идеально было бы иметь телетайп для сообщения между двумя комнатами — или же вопросы и ответы могут передаваться с помощью посредника. Третий игрок, Б, старается помочь экзаменатору. Пожалуй, лучшая стратегия для нее заключается в правдивых ответах. Она может сказать, в дополнение к своим ответам, что-нибудь вроде “Не слушайте его, женщина — я!”; однако это мало поможет, поскольку мужчине ничто не мешает утверждать то же самое.

Теперь мы спрашиваем: а что произойдет, если вместо А в игре примет участие машина? Будет ли экзаменатор ошибаться так же часто, как и в игре с женщиной и мужчиной? Эти вопросы заменяют наш первоначальный вопрос о том, могут ли машины думать.

Вместо того, чтобы искать ответ на этот новый вопрос, вы могли бы спросить: “А стоит ли нам вообще тратить время на исследование этой проблемы?” Вот на этот вопрос мы ответим немедленно, предотвратив, таким образом, возможность бесконечного регресса.

Преимущество новой задачи в том, что она проводит четкую границу между физическими и умственными способностями человека. Ни один инженер или химик не возьмется утверждать, что может произвести материал, неотличимый от человеческой кожи. В будущем такое может стать возможным, но даже если подобное изобретение и будет сделано, мы, скорее всего, решим, что не стоит пытаться приблизить “думающие машины” к человеку, одевая их в человекообразную оболочку. Форма, в которую мы облекли нашу проблему, отражает этот факт, поскольку экзаменатор не может увидеть или прикоснуться к остальным участникам игры, не может услышать их голоса.

Некоторые другие преимущества предложенного критерия можно вывести из списка примерных вопросов и ответов:

Метод вопросов и ответов позволяет затронуть любую область человеческой деятельности, которую мы пожелаем включить. Мы не хотим наказывать машину за ее неспособность блистать на конкурсах красоты, или человека за то, что он не может соревноваться в быстроте с самолетом. Условия нашей игры делают подобное неравенство неважным. Играющие могут хвастаться, если сочтут это нужным, расхваливая собственную красоту, силу или героизм, но экзаменатор не может потребовать у них практического подтверждения.

Можно критиковать эту игру, утверждая, что шансы человека в ней значительно перевешивают шансы машины. Если бы человек должен был притвориться машиной, ему пришлось бы значительно труднее. Его сразу выдала бы медлительность и неаккуратность в арифметике. Могут ли машины делать нечто, что нам пришлось бы определить как мышление, но что сильно отличалось бы от того, на что способен человек? Это очень сильное возражение; тем не менее, мы можем утверждать, что если нам удастся сконструировать машину, способную играть в игру-имитацию, этот аргумент не должен нас тревожить.

Возможно, что в процессе игры лучшей стратегией машины вовсе не является рабская имитация человеческого поведения. Однако мне не кажется, что это окажет значительное влияние на исход игры. Так или иначе, мы не собираемся здесь изучать теорию данной игры; мы предполагаем, что наилучшей стратегией являются естественные ответы, которые дал бы человек.

Поставленный нами вопрос останется неопределенным, пока мы не поясним, что имеется в виду под “машиной”. Естественно, что мы допускаем в ней использование любой инженерной технологии. Мы допускаем и возможность того, что инженер или группа инженеров сконструируют машину, принцип действия которой они сами не смогут удовлетворительно объяснить, поскольку применяли в основном экспериментальный метод. Мы исключаем из класса машин людей, рожденных обычным способом. Трудно сформулировать определение, удовлетворяющее все три условия. Например, можно потребовать, чтобы все инженеры в команде были одного пола, но это условие не будет удовлетворительным, так как в принципе возможно создать полноценного индивида из единственной клетки кожи, взятой, скажем, у мужчины. Это было бы огромным достижением биологической техники, достойным наивысших похвал — но вряд ли это можно было бы назвать “конструированием думающей машины”. Следовательно, нам придется отказаться от того условия, что любая техника разрешена. Мы готовы на это еще и потому, что сегодняшний интерес к “думающим машинам” вызван определенным типом машины, обычно именуемым “электронным компьютером” или “цифровым компьютером”. В соответствии с этим предположением, мы допустим к нашей игре лишь цифровые компьютеры....

Цифровые компьютеры имеют особое свойство: они могут имитировать любую дискретную машину; поэтому они зовутся универсальными машинами. Существование машин с подобным свойством имеет важное следствие — чтобы выполнять разнообразные вычислительные операции, нет необходимости создавать множество новых машин (если, конечно, не принимать в расчет соображений скорости). Любая операция может быть выполнена одним и тем же компьютером, запрограммированным соответственно. Мы увидим, что вследствие этого все цифровые компьютеры в каком-то смысле эквивалентны.

Теперь, когда почва подготовлена, мы приступаем к обсуждению нашего основного вопроса: “Способны ли машины думать?”

…Мы не можем совсем отбросить первоначальную форму проблемы, поскольку мнения о правомочности замены могут разниться, и мы обязаны хотя бы выслушать то, что может быть сказано в связи с этим.