Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики

Что касается представлений о красоте женского тела, то у современного человека (Homo sapiens) существуют, по-видимому, два идеала. Первый, хорошо известный и ныне господствующий, — это греческая богиня Афродита. Второй воплощен в палеолитической Венере Виллендорфской — коротенькой толстой фигурке с массивным задом и большими грудями. У бушменов и готтентотов эти черты совпадают с расовыми особенностями взрослой женщины и признаются красивыми. Однако идеал для молодой девушки ближе к европейскому представлению о женской красоте. Вполне возможно, что в процессе эволюции человека его предпочтения все больше смещались в пользу всего того, что свойственно молодости. Так и должно быть, если верна предложенная Больком [28] теория общей неотенизации1 человека. Какие-то пережитки влечения к архаичному идеалу красоты (к типу Венеры Виллендорфской) сохранялись и в Европе; одно из проявлений этого — юбки с турнюром, подчеркивающие выпуклость ягодиц.

Во всех «идеальных» человеческих лицах есть нечто общее. Независимо от расы и китайцам, и европейцам, и африканцам кажется привлекательным тонкое переносье. Нравится оно даже тем народам, в среде которых большинство этому образцу не соответствует. Шифен-хёфель [29] расспрашивал людей из новогвинейского племени эйпо на непростые темы брака, любви и красоты. Ему нередко доводилось слышать: «X — красивый мужчина; у него прекрасный нос («у йал»)». Людям эйпо нравятся также слабо выступающие челюсти. До этой экспедиции эйпо с европейцами не общались, поэтому можно думать, что описанные предпочтения — их собственные, а не заимствованные. Далее, важно то, что идеалам фактически соответствует лишь небольшая часть всего населения. Но то же и в нашей культуре: наш идеал красоты — греческого происхождения, а мы его тем не менее превозносим. В своих исследованиях Ренш [30] хотел установить, каков идеальный тип европейского лица. Оказалось, что этому типу свойственны тонкие и нежные черты; особое значение придается малой величине носа и отсутствию бороды. Все это особенности детских лиц.

Каковы предпосылки подобных тенденций? Я предположил [31, 32], что отчасти они коренятся в адаптациях восприятия, эволюцион-но сложившихся в связи с родительским поведением. Ребенок мил нам своими нежными чертами, крупным выпуклым лобиком и всем остальным, о чем уже говорилось при описании «младенческого типа» (Kindchenschema). А какие женщины нравятся мужчинам? Оказывается, те, что сочетают полноценные половые признаки зрелой самки с детоподобным личиком. Отчетливые проявления детоподобия (педо-морфизма) заметныу женщин многих рас. Они, очевидно, не просто нравятся мужчине, но еще и «включают» (стимулируют) защитное, покровительственное поведение. В своей недавней работе Каннингхем [33] обнаружил положительную корреляцию между привлекательностью женщины и выраженностью у нее неонатальных (т. е. свойственных новорожденному) признаков (таких, как большие глаза, небольшой нос и маленький подбородок). Фаусс [34] установил, что как мужчинам, так и женщинам кажется красивым маленький младенческий рот. Если моя теория всеобщности детоподобного идеала красоты человеческого лица подтвердится, то можно будет заключить, что эстетическое предпочтение при половом отборе способствует закреплению современных гоминоидных черт в ущерб архаическим палеого-миноидным. В свете сказанного заслуживает внимания работа Лан-глуа с соавторами [35]; раньше обычно полагали, что представления о физической привлекательности определяются сугубо культурными факторами и усваиваются человеком постепенно, однако Ланглуа поставил это под сомнение. Оказалось, что фотографии привлекательных лиц с тонкими и правильными чертами даже младенцы разглядывают дольше обычного.

Упорядоченные движения, которые служат зрительными сигналами, называют экспрессивными (т. е. что-то выражающими) движениями. Они вырабатываются в процессе, который называют ритуализаци-ей. Этот процесс бывает либо филогенетическим, либо сопряженным с развитием культуры [36]. Хотя человек обладает уникальной способностью к усвоению культуры и к обучению, нет никаких сомнений в том, что он появляется на свет отнюдь не «чистой доской» (tabula rasa) и что во многих отношениях он как бы заранее запрограммирован. В частности, его системы переработки информации настроены на восприятие вполне определенного круга стимулов и их сочетаний и на то, чтобы отвечать на них определенными действиями. Никаких предварительных сведений об обстоятельствах проявления пускового стимула не требуется: будет стимул — будет и надлежащий ответ (хотя индивидуальное научение может как-то видоизменить реакцию). Вот результаты одного эксперимента, проведенного на двухнедельных младенцах [37]. Им показывали на экране подвижные изображения темных пятен, которые увеличивались, как будто они приближались и какой-то предмет вот-вот столкнется с наблюдателем. У младенцев отмечалась явная реакция избегания. Таким образом, зрительные стимулы вызывали ожидание осязательных ощущений (столкновения и удара) и попытку их избежать. На этом примере видно, на что могут быть запрограммированы наши системы переработки информации: они подготовлены к восприятию тех внешних событий, которые небезразличны для благополучия индивидуума.

В произведениях искусства разных стран и народов встречаются изображения одних и тех, же жестов. Часто изображают, например, открытую ладонь, расположенную вертикально и обращенную к зрителю. У многих народов это символ защиты от зла: раскрытую ладонь можно видеть и у статуэток, и просто в форме ладошек-амулетов, и как роспись на дверях. Мне случилось изучать поведение девочки, слепой и глухой от рождения. Однажды, пытаясь защититься от чего-то дурного, она сделала тот же самый жест (мне удалось заснять его на кинопленку). Еще один излюбленный мотив разного рода оберегов — разинутая пасть с рядами оскаленных зубов, как бы угрожающая укусить. Если это человеческий рот, на лице над ним часто изображают еще и сдвинутые нахмуренные брови.

Известны апотропейные фигурки с выставленным напоказ половым членом (фаллосом). Долгое время их ошибочно принимали за божков плодородия. Теперь предлагается более правдоподобное истолкование фаллического символа. Считают, что он восходит к часто наблюдаемой у млекопитающих угрозе садкой (покрытием). Эта угроза — знак превосходства (социального доминирования). У многих приматов (люди не в счет) самцы охраняют свои семейные группы от вторжения посторонних самцов. При этом они сидят спиной к охраняемой группе, выставив напоказ пришельцам гениталии. Для усиления сигнальной функции мошонка и пенис часто бывают ярко окрашены. В случае приближения постороннего самца может произойти эрекция.

При столкновении между самцами для утверждения превосходства внутри группы тоже иногда выставляется фаллос [38–40]. При враждебных стычках бывает это и у людей. Например, папуас из племени эйпо (Новая Гвинея), встретив врага, оттягивает крайнюю плоть и начинает подпрыгивать, отчего сразу же привлекает к себе внимание головка пениса; папуас при этом выкрикивает обращенные к врагу проклятия. Фаллические угрозы зачастую не идут дальше соответствующей словесности, хотя они могут выражаться также в виде резких и живописных изображений. Иногда такие изображения предназначены для охраны жилищ и границ земельных участков, а иногда служат амулетами: того, кто их носит, они должны оберегать от происков злых духов [31,41,42]. Такую фаллическую символику можно обнаружить в произведениях искусства на всех континентах. Находят ее и в памятниках нашей собственной культуры — во-первых, в амулетах и, во-вторых, в горгульях (причудливых фигурках, украшающих рыльца водостоков готических соборов). Горгульи пока не привлекли должного внимания; они постепенно разрушаются и, к сожалению, нередко так и не восстанавливаются: усилия реставраторов сосредоточены на священных символах христианства.

Иногда для отвращения зла используют одновременно отпугивание и умиротворение. Например, женщина-эйло, испугавшись, хватает руками свои груди, приподнимает их и сдавливает, что ведет к выбрызгиванию молока (если, конечно, женщина в этот период кормит). При этом она произносит слова «басам калье» («свиной жир») — заклинание, ограждающее от опасности. Может прозвучать и другое за-клинание-«уанье» (название священного растения, используемого в обряде инициации). Пугаясь, выговариваем подобные священные слова и мы (вспомним наше «о боже!»). Употребленные как ругательство, они утрачивают свою силу [26]. На то, что выдавливание молока, возможно, служит у эйло умиротворяющим жестом, указывает сообщение Базедова [43]. В нем описано, как однажды в Австралии патруль застиг врасплохдвух туземок, поджаривавших змею. Одна из женщин бросилась бежать, другая же направила в сторону дозорных струйку грудного молока. Позже ее спросили, зачем она это сделала; по ее словам, это был способ объяснить, что она — кормящая мать, а кормящая мать может рассчитывать на пощаду.