Путь без иллюзий: Том II. Теория и практика медитации

Глава 3

Дзэн коанов и дзэн безмолвного созерцания

Существуют различные уровни понимания духовной практики: от самого грубого и примитивного и до наивысшего. Самый низкий уровень духовной практики состоит в исполнении ритуалов и священных церемоний, а также заучивании наизусть и рецитации [14] священных текстов. В буддизме — это заучивание важнейших сутр, в даосизме и индуизме — таких текстов как Дао-дэ-цзин и Бхагавадгита. Заучивание наизусть обычно сопровождается практикой тематического размышления, которую ошибочно принимают за медитацию. Выглядит это следующим образом: группа учеников сначала хором повторяет вслух, вслед за наставником, шлоку [15]* Бхагавадгиты, после чего, в течение определённого времени все сидят в полном молчании, размышляя над её смыслом. В буддизме Махаяны мы видим то же самое: заучивание наизусть буддистских сутр и ежедневное их чтение нараспев является обязательной практикой во всех дзэнских монастырях. Аналогичный метод работы над священными текстами с давних времён существует и в даосских монастырях. Ну и что же в этом плохого?

Действительно, ничего в этом плохого нет, точно так же, как нет ничего плохого в изучении инструкции по пользованию бытовой техникой. Изучение духовных текстов полезно и необходимо. Однако только в том случае, если мы этим изучением не ограничиваемся и не превращаем его в ежедневный ритуал, отнимающий то время, которое должно быть посвящено энергомедитативной практике.

Духовные тексты имеют троякое назначение. Во-первых, они задают мировоззренческий контекст духовной практики. Во-вторых, они вдохновляют человека на работу над собой, создают необходимую для духовной практики мотивацию. Наконец, в-третьих, и это самое важное, ибо без него всё остальное оказывается бесполезным, духовные книги дают человеку методы духовной практики. Таким образом, ценность духовных книг и священных текстов определяется тем, насколько они способны давать информационное обеспечение для духовного развития человека.

Чтобы в полной мере понять всю нелепость сведения духовной практики исключительно к заучиванию и рецитации священных текстов, представьте себе человека, подобным образом относящегося, например, к инструкции для стиральной машины. Сначала он заучивает её наизусть, а затем ежедневно читает её нараспев. Но этим дело и ограничивается — стиральную машину никогда не включают, а бельё остаётся грязным.

Или, другой пример. Человек собрался в путешествие. Перед тем, как отправляться в путь, он накупил географических карт, путеводителей, туристских справочников и с головой погрузился в их изучение. Проходят дни, недели, месяцы и годы, а он всё ещё сидит дома и изучает справочную литературу. Произошло смещение мотивации с цели на средство. То, что должно быть всего лишь средством, стало самоцелью, а подлинная цель оказалась упущенной из виду.

На самом деле, нужно не столько размышлять над духовным текстом (например, над Дао-дэ-цзином), сколько работать непосредственно со своим сознанием, то есть быть включённым в практику сидячей медитации. Тогда, на определённой стадии развития сознания, текст, который ранее казался маловразумительным и запутанным, станет вполне понятным.

Моя точка зрения в этом вопросе ни в коей мере не является оригинальной. Фактически, таких принципов придерживался так называемый дзэн патриархов. Согласно чаньскому преданию, первый патриарх Чань-буддизма Бодхидхарма просидел в медитации в горной пещере лицом к стене полных девять лет. Для первого патриарха самым главным видом духовной практики являлась именно сидячая медитация (кит. цзо-чань, яп. дзадзэн). Уже само название этой, наиболее могущественной школы буддизма — Чань-буддизм (яп. дзэн-буддизм), в переводе означает буддизм медитации. Таким образом, дзэн патриархов совершенно ясно и недвусмысленно отстаивал ту точку зрения, что заучивание наизусть сутр и их рецитация, тематическое размышление над различными тезисами буддистского вероучения, исполнение ритуальных действий и т. п. — всё это вторично и несущественно по сравнению с практикой сидячей медитации. Согласно учению, которое принёс из Индии первый патриарх Бодхидхарма, — главное, что требуется для духовного развития — это практика самосозерцания, работа над собственным сознанием, которую не могут заменить никакие молитвы, никакие ритуальные действия. В Чань-буддизме сидячая медитация является ключевым методом практики духовного самосовершенствования. По крайней мере, именно такой позиции придерживались все шесть патриархов Чань-буддизма.

В качестве иллюстрации приведу цитату из поучений Четвёртого патриарха Дао-синя (580–651 г.г.), который был духовным отцом Пятого патриарха Хун-жэня и духовным дедом наиболее значимой фигуры китайского Чань-буддизма — знаменитого Шестого патриарха Хуэй-нэна. Дао-синь оставил своим ученикам следующее увещевание:

«Занимайтесь же со всей серьёзностью сидячей медитацией. Сидеть в состоянии медитации важнее, чем всё прочее. Очень хорошо провести в медитации не менее тридцати пяти лет, утоляя голод скудной пищей и держа двери чувств закрытыми. Не читайте сутр и ни с кем их не обсуждайте. Если вы будете усердно совершенствоваться, то сами, в первую очередь, и получите от этого пользу. Подобно тому, как обезьяна не всегда может расколоть скорлупу ореха и добраться до его сердцевины, очень немногим удаётся довести свою сидячую медитацию до полной реализации».

Но что же из себя должна представлять практика сидячей медитации? Каким должно быть её внутреннее наполнение, без которого внешняя форма (физическое сидение) не имеет никакого смысла? Прежде всего, и да простит меня читатель за это повторение, подлинная медитация не имеет ничего общего с размышлением на заданную тему. До сих пор это многими не понимается, до сих пор восточные термины переводятся неверно. Уж лучше бы их вообще не переводили, поскольку в европейских языках для них, как правило, не имеется адекватного смыслового эквивалента. Так, например, в русском переводе Бхагавадгиты, выполненном академиком Б.Л.Смирновым, санскритское слово дхиана переводится как размышление. Это очень серьёзная смысловая ошибка, ибо размышление — это работа ума, тогда как медитация — дхиана — полная тому противоположность. Дхиана — это не-ум, не-размышление, это духовная практика внутреннего безмолвия, полностью исключающая работу мысли.

Итак, практика сидячей медитации не является практикой систематического размышления на заданную духовную тему. Подлинная медитация — это практика осознанности, иначе говоря, практика не-ума, не-мысли. В свете этих взглядов крайне интересна эволюция дзэн-буддизма и ожесточённые споры между различными конкурирующими школами, длящиеся уже не одно столетие.

Дзэн-буддизм начинался как великая духовная традиция, в основе которой лежала практика медитации-самонаблюдения, практика осознанности. Затем, спустя несколько столетий, этот наивысший метод духовной практики был утрачен, и Чань-буддизм пришёл в упадок. Традиция выродилась в передачу внешней формы, лишённой внутреннего содержания. Поскольку внутренняя техника сидячей медитации была утрачена, новым поколениям чань-буддистов пришлось искать новую технику. Совершенно естественно, что начинать им пришлось с самого примитивного — с «медитации» тематического размышления над отдельными текстами духовного содержания, так называемыми коанами.

В своём первоначальном виде коан был достаточно большим по объёму и слишком громоздким для практики тематической медитации. Поэтому он постепенно сокращался и, в конце концов, редуцировался до одного слова, выражающего его суть. Наиболее ярким тому примером является коан «Му», о котором мы будем говорить позже. Переход от тематического размышления к медитации сосредоточения на одном объекте требует замены сложного объекта атомарным. В противном случае медитация сосредоточения невозможна. Так и возник дзэн коанов, который, по сути, представляет собою переходный этап развития медитативной техники от «медитации» тематического размышления к медитации сосредоточения на одном объекте.