Феноменология духа (др. изд.)

Если священная сущность постулировалась так, что в ней долг обладал бы своей значимостью не как чистый долг, а как множество определенных обязанностей, то, следовательно, и это в свою очередь необходимо должно быть «переставлено», и иная сущность лишь постольку должна быть священна, поскольку в ней обладает значимостью только чистый долг. Чистый долг и фактически обладает значимостью лишь в какой-то иной сущности, а не в моральном сознании. Хотя в нем одна лишь чистая моральность как будто обладает значимостью, все же это сознание должно быть установлено иначе, ибо оно в то же время есть природное сознание. Моральность в нем испытывает воздействие со стороны чувственности и обусловлена ею, следовательно, она не есть в себе и для себя, а есть случайность свободной воли, в ней же как чистой воле она — случайность знания; в себе и для себя поэтому моральность имеется в некоторой иной сущности.

Таким образом, здесь эта сущность есть всецело завершенная моральность потому, что последняя в ней не соотносится с природой и чувственностью. Но реальность чистого долга есть осуществление его в природе и чувственности. Моральное сознание усматривает свою незавершенность в том, что в нем моральность стоит в положительном отношении с природой и чувственностью, так как существенным моментом ее оно считает то, что она имеет одно лишь негативное отношение к ним. Чистая моральная сущность, напротив, поскольку она стоит выше борьбы с природой и чувственностью, не относится к ним негативно. Таким образом, фактически для нее остается только положительное отношение к ним, т. е. именно то, что только что считалось незавершенным, не-моральным. Но чистая моральность, совершенно отделенная от действительности, так, что она в равной мере была бы лишена положительного отношения к ней, была бы бессознательной недействительной абстракцией, в которой просто было бы снято понятие моральности, состоящее в том, что она есть мышление о чистом долге, а также воля и действование. Вот почему эта столь чисто моральная сущность опять-таки есть перестановка дела, и от этой сущности надо отказаться.

Но в этой чисто моральной сущности сближаются моменты противоречия, в котором блуждает этот синтетический процесс представления, и те противоположные «также», которым она, не согласуя эти свои мысли, позволяет следовать друг за другом и постоянно сменять одну противоположность другой, настолько, что сознание необходимо должно отказаться здесь от своего морального мировоззрения и вернуться обратно в себя.

Оно признает свою моральность незавершенной потому, что оно подвергается воздействию противоположной ей чувственности и природы, которая, с одной стороны, затемняет самое моральность как таковую, а с другой — создает множество обязанностей, благодаря которому оно попадает в затруднительное положение и конкретном (konkret) случае совершения действительных поступков; ибо каждый случай есть скопление (Konkretion) многих моральных отношений, подобно тому как предмет восприятия вообще есть вещь, обладающая многими свойствами; и ввиду того, что определенный долг есть цель, у него есть некоторое содержание, и его содержание есть часть цели, — и моральность не чиста. — Итак, последняя имеет свою реальность в некоторой иной сущности. Но эта реальность означает не что иное, как то, что моральность здесь есть в себе и для себя — для себя, т. е. она есть моральность некоторого сознания; в себе, т. е. она обладает наличным бытием и действительностью. — В указанном первом незавершенном сознании моральность не осуществлена; здесь она есть в-себе[-бытие] в смысле мысленной вещи; ибо она соединена с природой и чувственностью, с действительностью бытия и сознания, которая составляет ее содержание, а природа и чувственность есть то, что морально ничтожно. — Во втором сознании моральность существует как завершенная, а не как неосуществленная мысленная вещь. Но это завершение состоит именно в том, что моральность имеет в некотором сознании действительность, как и свободную действительность, наличное бытие вообще, оно есть не пустота, а наполненность, содержательность; — это значит, что завершение моральности усматривается в том, что то, что только что было определено как морально ничтожное, имеется в ней и присуще ей. В одном случае она должна обладать значимостью просто лишь как недействительная мысленная вещь чистой абстракции, но точно так же в этом модусе она не должна обладать никакой значимостью; ее истина должна состоять в том, чтобы быть противоположной действительности, быть целиком свободной от нее и пустой, и опять-таки — в том, чтобы быть действительностью.

Синкретизм этих противоречий, который разложен в моральном мировоззрении, рушится внутри себя, так как то различие, на котором он покоится, превращается из различия, которое бы необходимо было мыслить и установить и которое в то же время было бы все же несущественным, в различие, которое даже не выражено более в словах. То, что к концу усматривается как «разное» — ив качестве ничтожного, и в качестве реального — есть одно и то же, есть наличное бытие и действительность; и то, что должно быть абсолютно лишь как потустороннее действительного бытия и сознания и в равной мере должно быть только в нем, и как потустороннее должно быть тем, что ничтожно, — есть чистый долг и знание его как сущности. Сознание, проводящее это различие, которое не есть различие, объявляющее действительность тем, что ничтожно, и в то же время реальностью, объявляющее чистую моральность как истинной сущностью, так и тем, что лишено сущности, — это сознание высказывает вместе мысли, которые оно прежде разделяло, само высказывает, что оно не придает серьезного значения этому определению и установлению моментов самости и в-себе[-бытия] друг вне друга, а что то, что оно объявляет абсолютно сущим вне сознания, оно, напротив, удерживает включенным в самости самосознания, а то, что оно объявляет абсолютно мысленным или абсолютным в-себе[-бытием], именно поэтому признает тем, что не обладает истиной. — Для сознания открывается, что установление этих моментов друг вне друга есть перестановка, и было бы лицемерием, если бы оно все-таки придерживалось их. Но, будучи моральным чистым самосознанием, оно с отвращением возвращается обратно в себя из этого неравенства своего представления с тем, что составляет его сущность, из этой неистины, которая объявляет истинным то, что для него имеет значение неистинного. Оно есть чистая совесть (Gewissen), которая презрительно отвергает такое моральное миропредставление; оно внутри себя самого есть простой достоверно знающий себя (gewiss) дух, который непосредственно — без опосредствования указанных представлений — поступает по совести (gewissenhaft) и в этой непосредственности имеет свою истину. — Но если этот мир перестановок есть не что иное, как развитие морального самосознания в его моментах и тем самым — его реальность, то благодаря своему уходу обратно в себя оно ничем иным по сущности своей и не станет; его уход обратно в себя, напротив, есть только достигнутое сознание того, что его истина есть вымышленная (vorgegebene) истина. Оно должно было бы все еще выдавать (ausgeben) ее за свою истину, ибо оно должно было бы выражать и проявлять себя как предметное представление (Vorstellung), но оно знало бы, что это — только подтасовка (eine Verstellung); тем самым оно на деле было бы лицемерием, и указанное презрение к указанной подтасовке уже было бы первым проявлением лицемерия.

c. Совесть, прекрасная душа, зло и его прощение

Антиномия морального мировоззрения, состоящая в том, что моральное сознание существует и что никакого морального сознания не существует, — или, что значимость долга находится по ту сторону сознания, и, наоборот, только в нем имеет место, — была кратко выражена в представлении, в котором не-моральное сознание считается моральным, его случайное знание и проявление воли признается полновесным и счастье достается ему из милости. Это себе самому противоречащее представление моральное самосознание относило не к себе, а переносило его в некоторую иную для него сущность. Но это вынесение того, что оно должно мыслить необходимым, вне себя самого есть в такой же мере противоречие по форме, как первое — по содержанию. Но так как именно то, что кажется противоречивым и в разделении и снятии (Wiederauflösung) чего блуждает моральное мировоззрение, в себе есть одно и то же, а именно, чистый долг как чистое знание есть не что иное, как самость сознания, а самость сознания есть не что иное, как бытие и действительность; и так как точно так же то, что должно было бы быть по ту сторону действительного сознания, есть не что иное, как чистое мышление, следовательно, фактически есть самость, то для нас или в себе самосознание уходит обратно в себя и знает в качестве себя самого ту сущность, в которой действительное есть в то же время чистое знание и чистый долг. В своей случайности оно само есть для себя то полнозначное, которое знает свою непосредственную единичность как чистое знание и совершение поступков — как истинную действительность и гармонию.