Мир океана. Море живет

Последняя проверка креплений — и шестиметровая железная рама повисает на стреле. Вниз свешивается огромный мешок из прочной дели, защищенный брезентовыми фартуками. Теперь в течение нескольких часов трал будет идти ко дну, а трос змейкой убегать за борт. Палубная команда в одних трусиках, если работа ведется в тропиках, или в штормовках, надетых поверх ватников, если стоит мороз, не может уйти ни на минуту. Постоянно нужно следить, чтобы трос ложился на барабан ровными витками, чтобы его нигде не заело в блоках, чтобы не было на нем обрывов стальных нитей. Тяжелее всего тем двоим, что работают в жаре и духоте глубоко внутри корабля, там, где находятся огромные вьюшки с десятками километров троса.

После того как трос вытравлен и трал по расчетам лег на дно, лебедку останавливают. Опытный тралмейстер по едва заметному дрожанию и подергиванию троса определяет, плывет ли трал или волочится по дну, время от времени задевая за камни. В течение часа-полутора судно медленно дрейфует, увлекая за собой трал. Подъем длится еще несколько часов. Когда счетчик на пульте управления лебедкой указывает, что трал «на подходе», наступает завершающий этап работы. Побывавшее в «морской преисподней» глубоководное орудие лова поднимают на палубу и все содержимое мешка переносят на тончайшие сита, где нежных обитателей бездны отмывают от ила и песка под струями воды.

Это в случае успеха. Но ведь далеко не каждый раз трал приносит желанную добычу. То об скалу порвется мешок, и на борт придут жалкие обрывки новенькой дели. То трал «не сядет» на дно и вернется хотя и целым, но совершенно пустым, то мешок при спуске захлестнется и закроет траловый зев, да мало ли что может случиться.

Чтобы установить плотность поселения донных морских животных, используют дночерпатель. Этот прибор похож на закрывающийся ковш экскаватора. Его опускают вертикально вниз. Коснувшись дна, створки дночерпателя автоматически захлопываются и захватывают грунт с площади 0,25 квадратного метра вместе с сидящими на дне и в грунте животными.

Для получения дночерпательной пробы тоже приходится часами стоять у небольшой бортовой лебедки и ловить момент посадки прибора на дно. Когда счетчик троса приближается к нужной глубине, внимание удваивается. Едва дночерпатель коснется дна, уменьшается нагрузка на электромотор, и тон гудения лебедки чуть заметно меняется. Нужно обладать тонким, тренированным слухом, чтобы на открытой палубе на фоне шума волн и свиста ветра определить по звуку момент касания. Особенно это трудно сделать при высокой волне, когда трос то натягивается, то ослабевает, лебедка гудит неравномерно, а палуба ходит под ногами. Начать подъем преждевременно — значит поднять дночерпатель пустым. Если же для страховки вытравить побольше троса, получится еще хуже. Упругие витки свободно лягут на дно большими петлями, а при подъеме затянутся в подобие узелков — колышки. В этих местах стальные нити троса ломаются, и прибор навсегда остается на морском дне.

Не меньше времени и труда требуется, чтобы собрать глубоководный планктон, сделать фотоснимок, измерить придонную температуру, поднять на борт барометр с пробой воды для определения ее солености, содержания кислорода и т. д.

Каковы же реальные условия существования на глубине 6–11 тысяч метров?

Давление. Оно равно расчетному. Сколько десятков метров, столько и атмосфер. Но само по себе высокое давление почти не воздействует на абиссальных животных. Они его вообще не ощущают, как мы не ощущаем атмосферного давления на поверхности земли. Вот когда человек поднимается на высокую гору, изменение давления начинает сказываться и выражается в форме горной болезни: учащается пульс, слышен шум в ушах, начинаются головокружение, тошнота, слабость и т. д. Горцы же чувствуют себя в этих условиях превосходно. Таким образом, дело касается не столько абсолютной величины давления, сколько диапазона изменения этой величины. Поскольку абиссальные животные постоянно живут при давлении 600–1100 атмосфер, оно не оказывает на них вредного воздействия. Было бы ошибочно утверждать, что гидростатическое давление вообще не влияет на жизнедеятельность глубоководных животных. Оно, несомненно, изменяет скорость некоторых биохимических процессов в организме и воздействует на его энергобаланс, но и только. Никакого «расплющивания» под напором многокилометрового слоя воды, конечно, не происходит.

Температура в абиссали удивительно постоянна и равна 1–2,5 градуса выше нуля. По-видимому, она никогда и не была иной. Соленость тоже колеблется в ничтожно малых пределах и почти не отклоняется от средней нормальной солености остальных вод Мирового океана. Вода в абиссали, вплоть до самой глубокой отметки (11 022 метра), содержит растворенный кислород в количестве не меньше, а даже несколько выше, чем на глубине 1000 метров. Наличие кислорода на больших глубинах объясняется постоянным перемешиванием слоев воды. Она не стоит как в пруду; там имеются течения, иногда достигающие скорости 0,3–0,4 километра в час.

Все органические вещества поступают в абиссаль только из верхних слоев воды и в результате сноса. Вот что говорит по этому поводу один из крупнейших знатоков жизни на предельных глубинах океана — профессор Георгий Беляев.

«Можно сказать, что глубоководные желоба представляют собой как бы гигантские отстойники, в которых накапливаются частицы, как оседающие из поверхностных слоев воды, так и переносимые из прилегающих к желобам участков океанического дна. Все, что тем или иным способом попадает в глубины желобов, уже не может быть вынесено за их пределы».

Таким образом, абиссаль постоянно пополняется органическими остатками — телами погибших планктонных и нектонных организмов, обрывками водорослей, затонувшими частями наземных растений, которые выносятся в море реками.

Итак, обитатели бездны имеют все необходимое для жизни: правда, там царит постоянный холод и мрак, но к этому они приспособились за длительный период жизни в абиссали.

Кто же эти жители мрачного Аида, из которого нет выхода? Сколько их? Как они выглядят?

Абиссаль населена множеством животных самых различных групп. Проводя анализ донной глубоководной фауны, профессор Г. Беляев подсчитал, что она насчитывает около 120 видов простейших одноклеточных животных, 26 видов губок, 17 видов кишечнополостных, свыше 50 видов червей, 117 видов ракообразных, 60 видов моллюсков, столько же иглокожих, 25 видов погонофор, а также несколько видов рыб.

Многие обитатели абиссали отличаются микроскопически малыми размерами. После промывки улова на ситах, отмучивания ила и отбора крупных животных весь остаток приходится долго и тщательно просматривать под бинокулярной лупой, перебирая крупицы грунта препаровочными иглами. Среди песчинок и обломков раковин попадаются крошечные рачки и моллюски, не говоря уже о простейших. Однако наряду с ними морское дно предельных глубин заселено и относительно крупными животными.

На камешках, поднятых с глубины 6–10 километров, часто можно обнаружить маленькие приросшие коричневые «фунтики». Внутри такой конической трубочки помещается тело полипа. Время от времени от него отделяется медузка и всплывает в толщу воды. Хотя высота полипа вместе с ножкой едва достигает 10–15 миллиметров, отделившаяся от него медуза вырастает до вполне солидных размеров. Дисковидная атолла имеет зонтик диаметром 15–20 сантиметров, а коническая перифилла бывает величиной с небольшое ведерко. Обе медузы окрашены в великолепный шоколадно-коричневый цвет. У глубоководных животных этот цвет связан со способностью к свечению. Во мраке морской преисподней атолла и перифилла выполняет роль больших живых фонарей.

Таким образом, уже при первом знакомстве с условиями жизни в абиссали выясняется, что там не абсолютно темно. По-видимому, свет, излучаемый медузами, привлекает к ним мелких планктонных рачков, которые тут же захватываются длинными щупальцами и препровождаются в рот. Вообще способность излучать свет характерна для многих абиссальных животных, в первую очередь хищных, но светятся также и вполне безобидные рачки и черви. Весьма вероятно, что в этих случаях излучение света не имеет биологической целесообразности, а является побочным результатом некоторых биохимических процессов, происходящих в организме, в частности, процессов окисления.