Секс и эволюция человеческой природы

Поясню. Человеческий глаз «сконструирован» для формирования изображения окружающего мира на сетчатке, желудок — для переваривания пищи. Игнорировать эти факты противоестественно. Вопрос в том, каким образом они оказались «сконструированы» для выполнения своей работы. Единственный ответ, выдержавший проверку временем и практикой, состоит в том, что никакого «конструктора» не было. Современные люди происходят от тех прародителей, чьи глаза и желудки были приспособлены для выполнения своих функций лучше, чем у остальных. Небольшие случайные улучшения в способности желудков переваривать, а глаз — видеть были унаследованы, а ухудшения — не были: особи с плохими пищеварением и зрением жили не так долго и размножались не так хорошо.

Люди хорошо понимают, что такое конструирование, и легко улавливают аналогию между технологическим конструированием какого-нибудь устройства и эволюционным «конструированием» глаза. Труднее дается идея о «сконструированной» программе поведения — главным образом, потому, что целенаправленное поведение объекта считается свидетельством его осознанного выбора. Пример поможет понять, что я имею в виду. Есть такая маленькая оса — она вводит свои яйца в тело тли белокрылки, и из них, выедая последнюю изнутри, вырастают новые осы (ужасно, но правдиво) (кого-то эта история, наверное, опечалит). Если одна из этих ос обнаружит, что тля уже занята другой кладкой, она как будто бы примет разумное решение: не дав спермиям оплодотворить яйцо [5], она отложит его в находящуюся внутри белокрылки личинку другой осы (у ос и муравьев из неоплодотворенных яиц развиваются самцы, а из оплодотворенных — в самки). «Разумность» действий мамы-осы состоит в «понимании» того, что внутри уже занятой тли еды меньше, чем внутри незанятой. Это значит, что из ее яйца вырастет мелкая чахлая оса. А поскольку для данного вида характерны маленькие самцы и большие самки, со стороны осы «разумным» будет «выбор» оставить потомка мужского пола, который все равно обречен быть мелким.

Но это, конечно, ерунда. Оса не «разумна», не «выбирает» и не «понимает», что делает. Ее мозг состоит лишь из горстки нейронов, в нем нет даже намека на способность к осознанному мышлению. Это автомат, выполняющий простые инструкции врожденной программы: если белокрылка занята, нужно блокировать спермии и оставить яйцо неоплодотоворенным. Особи, имевшие способность блокировать спермии, если жертва уже занята, оставляли больше потомства, чем те, которые такой способности не имели. В общем, за миллионы лет естественный отбор «сконструировал» поведение, идеально подходящее для решения осиных задач ^{6} — так же как, к примеру, и глаз.

Не стану здесь распространяться о «могучей иллюзии намеренного сотворения» ^{7} — гораздо полнее ее обсуждает Ричард Докинз в своей замечательной книге «Слепой часовщик» ^{8}. Я лишь постоянно буду исходить из того, что чем сложнее поведение, генетический механизм или психологическая реакция, тем в большей степени они предполагают сконструированность для выполнения определенной функции. Если сложность глаза заставляет нас утверждать, что он сделан для обслуживания зрения, то сложность полового поведения предполагает, что оно обслуживает обмен генами.

Именно поэтому, полагаю, всегда имеет смысл задаваться вопросом: «почему?» Основная часть научных исследований — это сухие данные о том, как работает вселенная, как светит солнце и как растут растения. Большинство ученых всю жизнь ищут ответ на вопрос «как?», а не «почему?» Но задумайтесь на секунду о разнице в вопросах: «Почему люди влюбляются?» и «Как люди влюбляются?» Ответ на второй из них, несомненно, сведется к органическим процессам и к сложной реакции половой системы. Мужчины влюбляются, когда гормоны действуют на клетки мозга и т. п. — что-то в этом роде. В один прекрасный день какой-нибудь ученый будет точно знать, как мозг молодого человека становится одержим образом конкретной девушки, и что при этом делает каждая молекула. Но мне интереснее вопрос «почему»: ответ на него лежит в истоках нашей природы.

Почему этот мужчина влюбился именно в эту женщину? Потому что она симпатичная. Почему ему важно, чтобы его избранница была симпатичной? Потому что люди, в основном, моногамны — поэтому-то мужчины (в отличие от самцов шимпанзе) выбирают партнерш очень привередливо. А симпатичность — некое производное юности и здоровья, которые сами по себе являются показателями плодовитости. Почему для мужчины это важно? Потому что если он не будет обращать на это внимания, его гены будут вытеснены из генофонда генами тех мужчин, которые этим обеспокоились. Кто выберет неплодовитого партнера — не оставит потомков. Поэтому все мы происходим от мужчин, которым нравились плодовитые женщины, и любой современный мужчина наследует эти вкусы от своих предков. Получается, он — раб своих генов? Нет, он обладает свободой воли. Как мы только что сказали, он влюбился, потому что это хорошо для его генов. Но он свободен в игнорировании их диктата. Почему его гены все равно хотят объединиться с ее генами? Потому что это — единственный для них способ попасть в следующее поколение, ведь у нас есть два пола, которые воспроизводятся путем перемешивания разных генов. Почему у людей два пола? Потому что у подвижных животных обоеполые организмы (гермафродиты) хуже справляются с двумя функциями одновременно, чем самцы и самки, по отдельности делающие эти дела хорошо. Поэтому гермафродитные животные были вытеснены теми, которые размножаются половым путем. Но почему у нас только два пола? Потому что это оказалось единственным способом обуздать безостановочную борьбу между разными наборами генов. Какими наборами? Об этом я расскажу позже. Но зачем Ей Он? Почему бы ее генам просто не начать производить детей, не ожидая его вклада? Это — самый фундаментальный вопрос из разряда «почему». С него мы начнем следующую главу.

В физике большого различия между вопросами «почему» и «как» Нет. Как Земля вертится вокруг Солнца? Следуя силам гравитации. Почему Земля вертится вокруг Солнца? Из-за гравитации. Эволюция, однако, делает биологию игрой совсем другого плана, поскольку она включает случайную историю. Антрополог Лайонел Тайгер (Lionel Tiger) сформулировал это так: «Мы волей-неволей вынуждены следовать давлению (или, по крайней мере, находиться под влиянием) решений накопленных естественным отбором на протяжении тысяч поколений» ^{9}. Гравитация — это всегда гравитация, а вот история иногда выкидывает неожиданные фокусы. Павлин хвастлив, потому что в один прекрасный день павлинихи перестали выбирать партнеров по меркантильным критериям, потребовав изощренную демонстрацию. Любое живое существо — продукт своего прошлого. Когда неодарвинист спрашивает: «Почему?», он, на самом деле, спрашивает «Как все к этому пришло?» Он — историк.

О конфликте и кооперации

Один из самых интересных нюансов в исторических исследованиях состоит в том, что время сглаживает преимущества. Любое изобретение рано или поздно приводит к появлению анти-изобретения. Каждый успех несет в себе семена собственного ниспровержения. Любая гегемония ждет своего конца. В эволюционной истории все точно так же. Прогресс и успех всегда относительны. Когда суша еще не была освоена животными, первая выбравшаяся на нее [6] амфибия жила припеваючи, хотя была медлительной, неуклюжей и рыбоподобной: у нее не было врагов и конкурентов. Но если рыбе придет в голову выползти на сушу сегодня, она тут же будет съедена пробегающей мимо лисой — примерно неизбежностью, как была бы сметена пулеметным огнем наступающая монгольская Орда. Прогресс в истории и в эволюции — это всегда сизифов труд, попытка сохранить свои относительные позиции путем постоянных усовершенствований. Сегодня машины едут по забитыми улицам Лондона не быстрее, чем двигались конные экипажи 100 лет назад. Компьютеры не улучшают продуктивность, потому что люди умеют усложнять и переделывать задачи, которые раньше решались проще [7].