Муравьи, кто они?

Доброго пути, маленькие тапиномы!

Свирепый и прохладный ветер «Чилик» дул беспрестанно весь день, и вершина Поющей горы курилась длинными космами песка. Ветер замел все следы, нагромоздил валы песка возле кустов белого саксаула, песчаной акации и дзужгуна, а когда к вечеру прекратился, сразу потеплело, и солнечные лучи согрели остывший песок.

На Поющей горе, на почти гладких песках, да и в других местах песчаных пустынь Средней Азии живет замечательный муравей бледный бегунок Катаглифис паллидус. Необыкновенно быстрый, поразительно энергичный, он носится с невероятной быстротой по песку в поисках добычи. Светлый с едва заметными черными точечками глаз, он на песке совершенно невидим. В солнечную погоду его выдает только одна тень. Только по ней и можно обнаружить это детище пустыни. В пасмурную погоду его разглядеть невозможно.

Обычно муравьи находят дорогу к своему жилищу по своим тропинкам и пахучим следам, оставляемым на почве. Этому еще в какой-то мере помогает ориентировка по местности, по солнцу, по поляризованному свету неба. Песчаный бегунок не пользуется пахучими следами, и сам их никогда не оставляет. На песке подвижном, текучем при малейшем дуновении ветра, пахучие следы бесполезны. И все же бегунок обладает удивительными способностями находить дорогу среди однообразных сыпучих барханов.

Жилище песчаного бегунка не сложно, проходы и камеры идут на глубину до полутора метров, до слоя плотного и слегка влажного песка. Но когда ветер заметает его жилище, оно может оказаться глубже.

Под землею муравьи отлично угадывают, когда кончился ветер и можно выбраться наверх, приниматься за раскопку своих хором. Вот и сейчас, едва космы песка улеглись на вершине Поющей горы, как на округлом и голом бархане появилось сразу четыре команды бегунков. Усиленно работая, они уже наскребли по порядочному холмику вокруг ходов, и, судя по ним, можно догадаться, что заносы были немалые.

Я невольно засмотрелся на работу неутомимых тружеников. Каждый из них, расставив широко вторую и третью пары ног и слегка приподнявшись, быстро-быстро отгребал песок передними ногами, подобно тому, как собаки роют землю. От каждого сзади летели струйки песка. Зрелище команды муравьев, пускающих струйки песка позади себя выглядело необыкновенно.

Но вот муравьи выстроились цепочкой, и каждый стал перебрасывать песок друг другу. Живой конвейер казался еще более интересным. Он, видимо, предназначался для освобождения прохода от глубокого завала, так как струйки летели из темного отверстия, ведущего в подземные лабиринты.

Иногда конвейер распадался, и вместо одной длинной цепочки становилось две или три коротких, но быстро восстанавливался. Очень часто один из участников этой живой машины исчезал, очевидно, отправляясь по другим делам или просто утомившись от однообразной работы. Его место мгновенно занимал другой. Но что поразительно! Выбывший из конвейера не отдыхал. С не меньшей энергией он принимался за другие дела. Очевидно, смена деятельности меньше утомляла это деятельное создание полное, казалось, неиссякаемой и кипучей энергии.

Я невольно пожалел, что со мною нет киноаппарата, чтобы запечатлеть эту необыкновенно слаженную работу маленьких умельцев. Но интересные случаи из жизни насекомых встречаются так редко, и не будешь же все время носить с собой громоздкую аппаратуру.

Обычно песчаный бегунок живет изолированными одиночными муравейниками, каждый из которых состоит из одной-двух сотен рабочих и единственной самочки. Но тут недалеко друг от друга расположилась целая колония из четырех содружественных семей. Как бы свидетельствуя о царящем мире в этом обществе, один из бегунков тащил к себе от соседей заимствованный у них небольшой пакетик яичек. Такой добровольный обмен или заимствование укрепляет дружественные отношения и препятствует враждебности.

В то время, как возле каждого муравейника трудилась аварийная команда, ликвидировавшая последствия песчаной бури, другие члены общества уже успели обежать песчаные холмы и кое-кто возвращался с добычей: маленькой мушкой, нежной незрелой кобылкой, крохотной гусеничкой, невесть где добытых среди этого царства голых песков.

Глядя на эти тельца, переполненные до предела кипучей энергией, я думал о том, что, очевидно, этим муравьям свойственно только два состояния: или безмятежный отдых в подземном царстве, или безудержная деятельность наверху в мире света и жары.

На следующий день утром, когда солнце поднялось из-за скалистых гор и обогрело пустыню, над редкими цветами пустыни зажужжали пчелы и мимо нас прошуршали крыльями дальние путешественницы стрекозы, я поспешил проведать компанию песчаных бегунков. «Вот уж там, — думалось, — царит сейчас неугомонная деятельность». Но к удивлению входы в муравейнички были пусты. Лишь несколько светлых головок с черными точечками глаз выглядывали из темноты подземелья, да высунувшиеся наружу шустрые усики размахивали во все стороны.

Странное поведение бегунков меня озадачило: не видно ни строителей, ни разведчиков, ни охотников. Что бы это могло означать? Уселся на походный стульчик и стал приводить в порядок записи, поглядывая на холмики окружающие входы в жилище муравьев.

Прошло около часа. Солнце еще больше разогрело песчаные холмики. По ним, сигнализируя пестрыми хвостиками, стали носиться забавные песчаные ящерицы-круглоголовки. Быстро, не торопясь, прополз обычно медлительный и степенный пустынный удавчик. Большая муха со звоном стала крутиться возле куста саксаула. Бегунки, такие почитатели жары, не показывались наружу.

Вдруг по склону дальнего бархана промчалось что-то серое и кругленькое, похожее на зверушку. Я не сразу узнал, что это сухой кустик перекати-поля. Затем мимо меня быстро прокатились, будто живые, пушистые шарики семян дзужгуна. Шевельнулись ветви песчаной акации, засвистел ветер в безлистных ветвях саксаула, вершина Поющей горы закрутилась желтыми космами несущегося песка, и возле меня неожиданно песок стронулся с места и побежал струйками.

Опять началась песчаная буря. За несколько минут исчезли крошечные холмики муравейничков песчаного бегунка и ничего от них не осталось. Так вот почему неугомонные бегунки не вышли сегодня на охоту! Они заранее узнали о приближении бури. Их, крошек, могло легко разметать ветром. Но как они могли предугадать предстоящее изменение погоды? Какие органы чувств с такой точностью подсказали им, что надо находиться дома и никуда не отлучаться?

Когда-нибудь ученые узнают про этот таинственный живой приборчик, спрятанный в крошечном тельце бегунка, и смогут построить подобный аппарат для своих целей.

Вообще, только ли зрение, слух, обоняние, вкус и осязание составляют набор органов чувств муравьев? Придет время, и ученые откроют многое такое, о чем мы пока даже не догадываемся.

Живут только в определенной обстановке

Каждый организм привязан к определенной обстановке жизни, занимает на земле какую-нибудь одну область обитания. Есть муравьи тундры, степи, леса, пустыни, гор, низин, болот и т.п. Внутри каждой из этих зон виду свойственно селиться в еще более узкой обстановке. Несмотря на то, что муравьи обладают способностью приспосабливаться к различной среде все же, будучи привязаны к своему жилищу, иногда при изменении природного окружения могут оказаться в необычном месте...

Живописное, заросшее лесом и небольшое ущелье Бельбулак совсем недалеко от большого города Алма-Ата. Чтобы сохранить природу этого кусочка гор, там построили кордон. И сразу же, будто почувствовав безопасное от охотников место, в нем появились косули и кабаны.

Небольшой участок одной стороны ущелья был безлесным. На нем посадили березы. Прошло два-три десятка лет, и на месте посадок выросла прекрасная березовая роща.

Попав в это ущелье, я увидел в березовой роще земляные холмики муравейников. Такие холмики могли делать только подземные жители желтые муравьи Лазиус флявум, никуда не отлучающиеся из своих хором. Увидал и удивился: не может этот житель открытых луговых пространств обитать в лесу, к тому же в таком затененном. Копнул один холмик: в проделанную брешь показались желтые головки встревоженных его жителей. Копнул другую. И там тоже оказались обеспокоенные моим вторжением желтые лазиусы. Вся колония желтых лазиусов, в которой было не менее трех десятков холмиков, вопреки правилам своей жизни, обитали в лесу.