Эволюция. Триумф идеи

В записных книжках, которые Дарвин начал вести по возвращении, он рассуждал о «любых выводах из эволюции путем естественного отбора, какими бы еретическими они ни были». Если глаза и крылья могли развиться без помощи творца, почему то же не могло произойти с поведением? И разве религия — не один из типов поведения? Религия есть в любом обществе, и сходство разных религий часто поражает. Может быть, религия тоже появилась у наших предков в результате эволюции. В качестве определения религии Дарвин коротко записал: «вера, соединенная с инстинктом».

И все же это были всего лишь мысленные эксперименты, абстрактные рассуждения, лишь изредка отвлекавшие Дарвина от главной работы: выяснения того, каким образом эволюция могла сотворить окружающий нас мир. В эти годы Дарвин действительно пережил глубочайший духовный кризис, но причиной его была не наука.

В возрасте 39 лет Дарвину довелось наблюдать, как умирал его отец. Продолжалось это несколько месяцев. Чарльз вспоминал о тайных сомнениях отца в истинности религии и размышлял о том, чем грозят Роберту такие сомнения в иной жизни. Случилось так, что в то время Дарвин читал книгу Кольриджа «Заметки к размышлению», где тот рассуждал о природе христианства. Неверующим, заявлял Кольридж, уготован гнев Господень и они его заслуживают.

Роберт Дарвин умер в ноябре 1848 г. Чарльз всю жизнь видел от него только неизменную любовь, финансовую поддержку и полезные практические советы. Неужели теперь он должен был поверить, что его сомневающемуся отцу уготованы вечные муки в аду? Если так, то та же участь ожидает и многих других неверующих, включая брата Эразма и многих его лучших друзей. Если в этом и заключается суть христианства, недоумевал Дарвин, то почему некоторым людям так хочется, чтобы это жестокое учение было истинным?

Вскоре после смерти отца здоровье самого Дарвина заметно ухудшилось. Его часто рвало, кишечник переполняли газы. Он обратился к водолечению — модному в викторианскую эпоху медицинскому методу, при котором пациенту полагалось принимать холодный душ, париться в бане и обертываться мокрыми простынями. Здоровье улучшилось, а настроение особенно поднялось, когда Эмма сообщила ему, что снова беременна. В ноябре 1850 г. у Чарльза и Эммы родился восьмой ребенок, Леонард. Однако всего через несколько месяцев смерть вновь вошла в Даун-Хаус.

В 1849 г. три девочки Дарвинов — Генриетта, Элизабет и Анна — переболели скарлатиной. Генриетта и Элизабет поправились, но девятилетняя Анна оставалась слабенькой. Она была любимицей отца и сама очень любила сидеть у него на коленях, обнимать его за шею и целовать. Весь 1850 г. здоровье Анны никак не восстанавливалось. Ее нередко рвало, и это тревожило Дарвина: «Она унаследовала, я боюсь, мое дурное пищеварение». Наследственность, которая, как успел уже убедиться Дарвин, управляла в природе всем, теперь обратилась против его дочери.

Весной 1851 г. Анна слегла с инфлюэнцей, и Дарвин решил отвезти девочку в Малверн — город, где сам он проходил курс водолечения. Он оставил ее там под присмотром няни и семейного доктора. Но вскоре у Анны поднялась температура, и Дарвин вновь бросился в Малверн. Он поехал один, потому что Эмма вновь была беременна и через несколько недель должна была родить.

Войдя в комнату Анны в Малверне, Дарвин без сил упал на кушетку. Вид больной дочери был, конечно, ужасен, но дело не только в этом: запах камфары и аммиака напомнил ему о кошмарных днях учебы в эдинбургской медицинской школе, где ему приходилось видеть операции, проводимые на детях без анестезии. В течение недели — притом Пасхальной недели — отец наблюдал угасание дочери; ее постоянно рвало зеленой жидкостью. Он писал Эмме отчаянные письма. «Иногда д-р Г. восклицает, что она справится и победит в этой борьбе; затем, я вижу, вновь начинает сомневаться — видеть все это невыразимо тяжко».

Анна умерла 23 апреля 1851 г. «Благослови ее Бог, — написал Чарльз Эмме. — Мы должны все больше быть утешением друг для друга, милая жена».

После смерти отца Дарвин ощутил пустоту и оцепенение. Теперь, вернувшись в Даун-Хаус, Дарвин горевал совсем иначе; это было горе Иова, горькое и яростное. «Мы потеряли радость нашего дома и утешение в старости», — писал Дарвин. Он называл Анну «маленьким ангелом», но и эти слова не давали утешения. Он больше не мог верить в то, что душа Анны попала на небеса, что она продолжает жить после ничем не оправданной смерти девочки.

Именно в этот момент, через 13 лет после открытия механизма естественного отбора, Дарвин отказался от христианства. Много лет спустя, готовя автобиографическое эссе для внуков, он писал: «Вообще я думаю (и, старея, все чаще и чаще), но не всегда, что "агностик" было бы самым верным описанием моего взгляда на мир».

Дарвин никогда не афишировал свой агностицизм. Только по частной автобиографии и письмам сумели ученые по крупицам получить представление о природе его веры после смерти Анны. Так, Дарвин отправил пожертвование в американский журнал The Index, выступавший в защиту так называемой «свободной религии» — гуманистической духовности, в которой, по утверждению журнала, «заключается единственная надежда на духовное совершенство личности и духовное единство нации».

Тем не менее, когда The Index обратился к Дарвину с просьбой написать для журнала статью, ученый отказался. «Мне не кажется, что я достаточно углубленно размышлял для публичных высказываний», — написал он в ответ. Он понимал, что не является уже традиционным христианином, но не разобрался еще в своих духовных воззрениях. В I860 г. в письме Азе Грею он писал: «Я склонен видеть во всем результат действия введенных свыше законов, притом что подробности, хорошие или дурные, оставлены на волю того, что мы называем случаем. Не то чтобы такое представление меня устраивало. Я глубоко убежден, что вся эта тема слишком глубока для человеческого разума. С тем же успехом пес мог бы рассуждать о замысле Ньютона».

Если Геккель и его единомышленники пытались при помощи эволюции ниспровергнуть традиционную религию, то Дарвин хранил молчание. В частной переписке он жаловался, что социальный дарвинизм искажает его учение. Однажды в письме Лайелю он заметил с сарказмом: «Одна манчестерская газетка недурно съязвила в мой адрес. Они написали, что я доказал "право силы" и потому Наполеон был прав, и каждый обсчитывающий лавочник тоже прав». Но Дарвин так и не написал свой собственный духовный манифест. Он был слишком закрытым человеком для этого.

Несмотря на молчание, в последние годы жизни Дарвина часто донимали вопросами об отношении к религии. «Половина глупцов Европы занята тем, что пишет мне письма с глупейшими вопросами», — ворчал он. Тем не менее письма любопытствующих затрагивали больную для Дарвина тему и глубоко задевали его.

Его ответы посторонним людям гораздо более лаконичны, чем письмо Грею. Одному корреспонденту он ответил просто, что, когда писал «Происхождение видов», его вера была не менее прочной, чем у любого прелата. Другому — что человек, несомненно, может быть одновременно «ревностным теистом и эволюционистом»; в качестве примера Дарвин назвал Азу Грея.

И все же до конца жизни Дарвин не опубликовал ни единого слова о религии. Другие ученые могли заявлять, что эволюция и христианство прекрасно сочетаются, третьи, такие как Гексли, могли дразнить епископов агностицизмом, но Дарвин не позволял втянуть себя в подобную дискуссию. То, во что он на самом деле верил — или не верил, — не имело, по его словам, «никакого значения ни для кого, за исключением меня самого».

После смерти Анны Чарльз и Эмма редко обсуждали между собой его веру, но с каждым годом Дарвин все больше полагался на жену — она нянчилась с ним во время болезней и, как никто, помогала сохранять присутствие духа. В возрасте 71 года Дарвин перечитал письмо, которое она ему написала вскоре после свадьбы и в котором призывала его всегда помнить о том, что Иисус сделал для него. В самом низу листа он приписал: «Когда я умру, знай, что я много раз целовал это и плакал».