Тайная жизнь непутевой мамочки

Глава 18

Если не можешь скакать на двух лошадях сразу, тебе не место в цирке.

Получив эс-эм-эс от Роберта Басса спустя месяц после вечеринки со словами: «Нам нужно поговорить. Можете ли вы встретиться со мной за кофе? Книгу закончил», — я понимаю, что каким бы ни был мой ответ, он будет одним из самых больших решений на вершине пирамиды. После того, что произошло на вечеринке, наше общение осложнилось специфическим подтекстом. Ничего импрессионистического в любовной сцене в гардеробной комнате не было. Влечение было очевидным. Это означает, что теперь я должна нести большую ответственность за свои поступки. Есть разница в умышленной и неумышленной краже белья. Вот что случается, когда фантазия выходит за свои пределы, прорываясь в реальность.

Я заставила себя помедлить с ответом, по меньшей мере, полчаса, а затем написала: «Поздравляю! Но думаю, это не очень хорошая мысль». Молчаливо признавая случившееся, я не только уменьшаю шансы на то, чтобы снова что-то случилось, но также пускаю под откос возможность даже небольшого безопасного флирта. Я стараюсь чувствовать удовлетворение от содеянного и поздравляю себя с тем, что это наверняка рационально-правильное решение. «Если бы в саду Эдема не было запретного плода, то Еве никогда не пришлось бы принимать решение, вкусить его или нет», — говорю я сама себе. Есть небольшое сомнение в тоне моего ответа Роберту Басу, ведь он написан без особой уверенности. Быть рационалистом — одна из тех долгосрочных инвестиций с возможностью получения немедленных дивидендов.

Несмотря на то, что я чувствую себя виноватой, это не та пронзительная вина, которая смягчается мелодраматической исповедью осужденного. Скорее, это некая хроническая разновидность, которая, думается мне, со временем угаснет. Я утешаю себя тем, что на самом деле ничего не случилось. Просто петля, а не узел, что означает: нет ничего, что надо было бы распутывать, и еще меньше — в чем признаваться. Итак, никто, за исключением Знаменитого Папы, не знает, что мы были наедине. Я игнорирую тот очевидный факт, что тайны дают пищу фантазиям.

Спустя несколько недель после отправки этого сообщения и уже почти забытых пасхальных каникул я прихожу в местное кафе, после того как отвела старших мальчиков в школу, а Фреда в детский сад, на встречу, организованную Буквоедкой для того, чтобы обсудить предстоящий школьный праздник. Впервые после той вечеринки я должна оказаться в непосредственной близости от Роберта Басса, так как пока мне успешно удавалось избегать любых контактов с ним, кроме самых поверхностных.

Само Совершенство приветливо машет мне рукой, когда я вхожу в дверь. Она хозяйским жестом похлопывает по месту рядом, и я прохожу туда, чтобы сесть, с облегчением замечая, что Роберт Басс еще не появился. Я и признательна ей, и в то же время опасаюсь ее. С одной стороны, я растворюсь на фоне ее яркого, в стиле пятидесятых, чайного платья и массивных солнцезащитных очков, с другой — она непременно захочет поговорить о Гае.

— Привет, Изобэль, — говорю я.

— Впервые слышу, что ты произносишь мое имя, — говорит она с довольным видом.

Ностальгически я оглядываюсь в прошлое, вспоминая тот период, когда еще совсем недавно я была счастлива, если Изобэль бросала мне несколько крошек своего внимания, и даже те не были эмоционально окрашены. Теперь мои чувства к ней представляют собой композицию, похожую на причудливую смесь несовместимых ароматов, когда повар-любитель сводит вместе невероятные ингредиенты в безнадежной попытке создать незабываемое новое блюдо. Порошок карри, сахар и соль. Восхищение, сострадание и чувство вины. Восхищение тем, какой путь она выбрала, чтобы справиться с ситуацией, поскольку ей пришлось нести свое бремя в одиночку, не заражая детей своей тревогой и противостоя этому миру с той же самой смесью юмора, независимости и чувства безупречного стиля в одежде. И эти черты характера увеличивают мою симпатию к ней.

Однако преобладает чувство вины. Я разрываюсь между двух людей, которым глубоко сопереживаю. С самого начала я чувствовала, что будет неправильным предать Эмму. Широта и глубина наших с ней отношений несравнимы с моей зарождающейся дружбой с Изобэль. Но теперь я чувствую себя гораздо более виноватой, что обманываю Изобэль, чем из-за моих отношений с Робертом Басом. Если я останусь непреклонной, то не будет никаких последствий для меня, только возвращение к статус-кво. Ее же ситуация куда менее предсказуема и неизбежно влечет за собой изрядную долю боли.

В первые недели после той вечеринки я имела несколько неприятных телефонных бесед с Изобэль, которая жаждала установить личность любовницы ее супруга, а также о новых фактах, которые она обнаружила, свидетельствующих о масштабах обмана Гая. Тот факт, что эти звонки стали реже, мог означать лишь то, что она близка к идентификации Эммы своими силами или же она чувствует, что я — часть заговора, чем, собственно, я и являюсь.

К тому же я все больше расстраиваюсь из-за Эммы. Я пыталась убедить ее, что чем дольше продолжаются ее отношения с Гаем, тем больше боли и гнева выпадает на долю Изобэль и тем более тяжело будет ей восстановить брак. Каждый раз, когда я разговариваю с Эммой, она обещает, что вот-вот разорвет эту связь. Она использует метод, который описывает как «медленное отступление», что, по-моему, больше похоже на способ тантрического секса; но она утверждает, что это часть ее кампании, которая позволит ей достичь финала и остаться в выигрышной позиции.

Есть искушение разоблачить Эмму, но в данный момент это вряд ли поможет исправить ситуацию. Чувство собственного достоинства Изобэль отчасти защищено ее детективными изысканиями, в которых, как в топке, сгорает часть ее гнева и которые "позволяют ей выиграть время, чтобы она могла выработать соответствующую реакцию.

Поэтому мои резервы негодования направлены против Гая. Самое удивительное, что он звонил мне несколько раз, ибо хотел получить заверение, что я не сообщу его жене о том, что происходит, и не стану уговаривать Эмму оставить его. Интересно, по-прежнему ли Изобэль отслеживает его звонки, и к какому выводу она придет, увидев эту новую улику в его телефонном счете?

Я смотрю на нее. Беспокойство ей к лицу. Она сияет.

— Ты выглядишь, как Джеки Кеннеди во время медового месяца в Акапулько, — говорю я ей.

— Это неудачное сравнение, как ни посмотри, — возражает она, глядя на меня поверх своих очков, — хотя на данном этапе пристрелить Гая — один из вариантов, который я обдумываю. Особенно после того как узнала, что в тот вечер, когда был ужин в ресторане, его вообще не было во Франции.

— Я имела в виду твой внешний вид. Во всяком случае, у Дж. Ф. К. в то время не было любовных связей на стороне. — Я стараюсь одновременно и ободрить ее, и отвлечь от разговора о муже.