Любовники

— Вряд ли мне был бы интересен мужчина, которому безразлично, что он делает, — так же медленно, старательно подбирая слова, произнесла Джиджи. — Но, Зак, ты не можешь быть в такой степени погружен в свои дела, чтобы не понимать, что то, что делаю я, значит для меня ничуть не меньше, чем для тебя — твоя работа.

— Да! Я понимаю! И я…

— Погоди. Не торопись с ответом. Я знаю, что, если бы я заработала большие деньги, стала бы знаменитостью, ты бы сделал героическое усилие и попытался оценить мои труды. Но что, если я вздумаю изучать итальянский или начну играть на фортепьяно, займусь разведением роз — что, если я так захочу тратить свое время? Ты тогда меня оценишь?

— Я целый год потратил как раз на то, чтобы найти ответы на эти вопросы. Ты была права, назвав меня обманщиком и лицемером, когда я пообещал относиться к твоей работе серьезно: тогда я, наверное, и впрямь был способен на одни слова. Я видел одно — что рекламное дело уводит тебя от меня, и пытался внушить тебе, что ни один приличный человек не станет этим заниматься. Это было отвратительно.

— Да уж.

Он твердым взглядом смотрел на нее.

— Какую бы работу ты для себя ни избрала, я буду относиться к ней так же серьезно, как к режиссуре. Обещаю тебе.

— Тогда эту проблему можно считать решенной. Но есть и другие. — Джиджи помолчала, ожидая, что он теперь скажет.

— Джиджи, я был готов убить себя за то, что взял тебя силой, а потом сказал, что ты только этого и ждала, что ты все сделала, чтобы привлечь мое внимание.

— Да, это было низко. Даже Бен Уинтроп не опускался до такого.

— Что мне сделать, чтобы ты меня простила? — взмолился он. — Джиджи, я знаю, что я тиран, я самодур, упрямец.

— Ты это понимаешь? Серьезно? Но все-таки… ты не так уж плох.

— Правда?

— Ты теперь знаешь себя намного лучше, чем раньше, — серьезным тоном произнесла Джиджи.

— Год без тебя — почти по двадцать четыре часа в сутки — кое-чему меня научил.

— Что значит «почти по двадцать четыре часа»? — не поняла Джиджи.

— Ну, немного я все же спал — посмотрев в сотый раз «Какими мы были».

— «Какими мы были»? Господи, я сто лет его не видела, — удивилась Джиджи. — Зак, ты уверен, что сумеешь измениться? — тихо спросила она.

— Ну… не уверен. Это у меня в крови, это часть моего характера. Если бы я не был убежден в своем мнении и не должен был бы всеми силами убедить в нем других, я занимался бы чем-либо иным, нежели режиссурой. Может, мы бы тогда оба занялись солением огурцов и создали бы гигантскую маринадную империю.

— Это уж вряд ли.

— Да, конечно, но одно я обещаю тебе раз и навсегда: с тобой я не буду вести себя как режиссер на съемочной площадке.

— И ты всерьез веришь, что можешь быть властелином мира на работе и переключаться дома?

— Именно это я и имею в виду, — серьезно произнес Зак. — Я знаю, что это возможно. Я никогда больше не стану заставлять тебя вести ту жизнь, которая мне нравится. Ты сама себе хозяйка. Я больше не повторю этой ошибки.

Джиджи с серьезным видом кивнула. Она чувствовала, что он говорит от чистого сердца.

— А как быть с твоими съемками, которые могут на полгода оторвать тебя от дома?

— Теперь я могу сам выбирать, что снимать, а что нет. Значит, буду выбирать поближе к дому.

— Или… время от времени я могла бы ездить с тобой. Мы могли бы… могли бы прийти к какому-то компромиссу, — произнесла Джиджи ненавистное слово.

— Компромиссу? — удивился Зак. — Ты вправду готова к компромиссу?

— Не всегда, — поспешила поправиться Джиджи, — далеко не всегда, но я не хотела бы, чтобы ты отказывался от стоящего сценария только потому, что надо на несколько месяцев уехать. То есть — время от времени это возможно.

— А как же твоя работа?

— Я решила остаться пока на вольных хлебах, — призналась Джиджи. — Хотя это звучит нескромно, но на меня колоссальный спрос. Я не намерена возвращаться на постоянную работу. У меня нет хватки деловой женщины, я не хочу быть игроком в чьей-то команде. Я стану работать над собственными проектами — знаешь, Зак, это ведь может быть все что угодно!

— Иными словами, — уточнил он, видя, как глаза ее загорелись при мысли об открывающихся возможностях, — ты могла бы работать в любом месте?

— Не увлекайся, — поспешила она дать обратный ход. — Я хочу иметь нормальный дом, я не собираюсь становиться летучим голландцем в юбке. И еще — слушай меня внимательно, Зак Невски: тебе придется согласиться еще на два условия. Первое — ты не будешь проводить со своей съемочной группой каждый вечер. И я не собираюсь делиться тобою с твоими поклонницами. И второе, Зак: если будешь приглашать кого-то на ужин, то я должна знать об этом заранее, и гости должны знать, как меня зовут, иначе я выставлю их за дверь голодными.

— Я со всем согласен, — воскликнул Зак. — Готов подписаться под любой бумагой! Кровью.

— Это лишнее, — ответила Джиджи, стискивая руки, которые так и тянулись к нему. — Я верю твоему слову.

— А как… как ты хочешь, чтобы тебя называли гости?

— Джиджи.

— Джиджи Невски? — Он с надеждой и мольбой посмотрел ей в глаза.

— Похоже, что это… в некотором роде… неизбежно, — прошептала Джиджи, беспомощно глядя на него. И как только у нее хватило сил прожить без него целый год?

— Можно мне пересесть к тебе? Пожалуйста!

— Можно! — Джиджи была щедра и великодушна, ведь все вопросы, которые мучили и сдерживали ее, теперь были решены раз и навсегда, и она могла опять позволить этому невозможному, настойчивому, желанному парню завладеть своим сердцем, как он уже сделал это однажды много лет назад. Ее первая настоящая любовь и, по совести говоря, единственная.

— Любимая, мы сейчас же едем домой, — объявил Зак, моментально беря ситуацию под контроль. — Я так тебя люблю! Я просто не могу… О черт! Ты оставила машину на студии?

— Нет. Меня подвез отец и высадил там.

— И ты осталась — не зная, как попадешь домой? — У Зака это не укладывалось в голове. Никто, ни один человек в Лос-Анджелесе не совершил бы такого импульсивного, такого безрассудного поступка.

— А что в этом странного? — рассмеялась Джиджи.

Интересно, думала она, сколько ему надо времени, чтобы понять наконец, что он встретил девушку своей мечты? Придется дать ему еще месяц-другой на принятие окончательного решения, ведь мужчинам требуется больше времени на осознание очевидных вещей.

Зак обнял ее и стал целовать на глазах у изумленной публики, которая встретила такое проявление чувств одобрительным свистом и возгласами. Джиджи наконец услышала, что творится кругом, и попыталась высвободиться. Зак только крепче прижал ее к себе, подхватил на руки и понес к машине. Она прильнула к его мощной, теплой груди, и ее затопило безмерное счастье. Мозг лихорадочно заработал, обдумывая предстоящую свадьбу — пусть это будет действительно скромная свадьба, только Билли со Спайдером, отец с Сашей, малыши, Джози, Берго и… О нет! «Ма»! «Придется смириться и с Татьяной Невски», — твердо сказала себе Джиджи. Так, значит, Саша теперь будет ее золовкой и мачехой одновременно. Саша Невски-Орсини и Джиджи Орсини-Невски. Кто бы мог подумать! Но сейчас, в эту счастливую минуту, Джиджи не хотелось думать о возможных осложнениях. В жизни так много хорошего!