Летучие образы (Истинные звезды)

Желтый вертолет устремился вниз, приблизившись к ней, и в глазах Галы застыл панический страх: она совершенно забыла, где находится, что ей нужно делать… Ей казалось, что внизу та самая школьная площадка, а рядом — Вейн, которому она не смогла протянуть руку и который в результате погиб. Она тогда уже, стоя на крыше и глядя на сползающего вниз Вейна, знала, что если бы ему удалось ухватиться за ее руку, то она точно так же, как и он, закончила бы свою жизнь, повиснув на остроконечной ограде. И сейчас с ней происходило то же самое. Как только желтый вертолет взмыл вверх и приблизился к Гале, ей показалось, что он затмил собой солнце, свет постепенно угасал, а она все скользила и скользила вниз по крыше…

— Боже мой, Гала! — крикнула Фрости. — Держись!..

Но у Галы не было больше сил держаться. Тело ее было укутано белым шелковым платьем, напоминавшим дорогой и изысканный саван, и она свалилась с крыши великолепного, словно с картинки, домика.

ГЛАВА 34

Гала спала, напоминая Каролине невинного ребенка. Бледная, усталая и потрясенная, она лежала с закрытыми глазами, под длинными дугообразными ресницами пролегли лилово-серые тени. Мягкий рот слегка приоткрыт, а из него тянулась трубка, помогавшая ей дышать. Напротив сидел Маркус, который нежно гладил ее руку, держа в своей ладони и все время заглядывая ей в лицо, словно беспокоясь, как бы не разбудить ее неосторожным движением. Но ведь Гала так ни разу не приходила в сознание со дня того ужасного падения с крыши. Ей повезло, что сугроб глубиной четыре фута смягчил удар. Спинной мозг не пострадал, но было повреждено одно легкое, сломано ребро, а кости левого бедра раздробились на несколько осколков. После продолжительной операции они были собраны в одно целое и поддерживались с помощью стальных штифтов. И хотя результаты исследования мозга были положительными, Гала никак не могла выйти из состояния комы с того самого дня, когда произошло несчастье.

Ранним утром Каролину разбудили звонившие из Нью-Йорка Фрости и Гектор, которые истерично принялись обвинять во всем Данаю. Каролина была не в силах поверить тому, что довелось услышать в адрес Данаи, которую называли безрассудной, эгоистичной, пренебрегающим мнением других людей фотографом. Она намеренно заставила сниматься Галу в опасных условиях только для того, чтобы получить красивые фотографии. Еще они сообщили Каролине, что Гала находится сейчас в хирургическом отделении госпиталя и что Даная, как помешанная, мечется по больничным коридорам, требуя отчета о состоянии Галы, которую она, оказывается, любила, как собственную сестру. Она признается в том, что погубила Галу, что беда случилась по ее вине…

— И это действительно так, — убийственным тоном заключил Гектор.

Но как такое можно сказать о Данае, которую она так хорошо знала, взволнованно думала Каролина. Она несомненно была увлекающейся натурой; конечно, она помешана на своей работе и, что совершенно очевидно, стала достигнувшим вершины своего мастерства человеком. В то же время ее называют безрассудной, эгоистичной, пренебрегающей мнением других людей. В настоящий момент невозможно было узнать правду, поскольку Даная просто куда-то исчезла. Никто не знал, где она сейчас находилась. Работавшая под ее руководством информационная служба в Нью-Йорке только по телефону получала от нее сообщения, да и туда она целую неделю не звонила и не напоминала о себе ни Джесси-Энн, ни моделям. Каролина связалась по телефону с проживающей в Калифорнии матерью Данаи, но и та не знала, где находится ее дочь. Она просто скрылась из виду.

Нагнувшись вперед, Маркус дотрагивался кончиками пальцев до прикрытых век Галы. В этом жесте было столько нежности, что на глазах Каролины выступили слезы. «Бедный Маркус, бедная, бедная Гала… Пожалуйста, ну, пожалуйста, — молила она, — пусть Гала останется жива, пусть у нее все будет в порядке…» Но веки ее, словно притянутые магнитом, были опущены вниз, а полумрак больничных покоев нарушало лишь тиканье приборов, контролирующих мозговые функции пострадавшей. На другом мониторе высвечивались частота сердцебиения и пульс, которые были отражением жизненного ритма Галы. «Такая молодая девушка, у которой вся жизнь впереди, так много замечательных перспектив. Ну и Даная, — думала Каролина беспомощно. — Как только она могла такое сделать?»

Она вздрогнула, как бы очнувшись, после того как тишину нарушил Маркус, обратившись к ней с вопросом:

— Почему бы тебе не вернуться в отель и отдохнуть там немного? А я посижу здесь с Галой.

Внезапно ее охватила усталость, которую так долго она старалась не замечать, и она ощутила страстное желание прилечь.

— Я позвоню тебе… если потребуется, — тихо прошептал Маркус, страшась произнести вслух те слова, которых они боялись.

Каролина положила руки ему на плечи и с минуту простояла так в полном безмолвии, а затем покинула тихую комнату. Добравшись до отеля, который находился всего лишь в нескольких кварталах от госпиталя, она, оставив на столе записку с просьбой немедленно разбудить ее, если будут звонить из больницы, обессиленная, свалилась в постель. Перед тем как заснуть, последней мыслью, промелькнувшей в ее голове, была та, что если кто и поможет Гале, то только Маркус.

— Гала? — прошептал Маркус, ближе наклоняясь вперед, чтобы его было лучше слышно. — Гала, любовь моя, я здесь, с тобой… Я держу твою руку… Ты ведь просто уснула, дорогая, а когда проснешься, то все, что с тобой произошло, покажется тебе дурным сном… просто дурным сном, дорогая… И все. Знаешь, что будет потом, когда ты поправишься? Мы поедем отдохнуть, ты и я. Ну, что скажешь, Гала? Мы уедем на Эльютеру; тебе очень понравится там. Домик находится рядом с пляжем, и на ночь мы оставим окна открытыми, чтобы можно было слушать звук морского прибоя. Я буду приносить тебе манго и дыни на завтрак, а омаров к ужину мы станем ловить сами… Будет светить такое горячее солнце, Гала, а море, как шелк, будет окутывать нас своим нежным теплом. А поутру тебя разбудит птичий гомон, который к ночи сменится пением цикад. И это будут такие нежные, теплые ночи, Гала, которых еще никогда не было в твоей жизни…

Так он разговаривал всю долгую ночь с лежавшей в беспамятстве Галой, нежно поглаживая ее руку, целуя в щеку, напевая любимую ими мелодию, делясь с ней планами на будущее, рассказывая о своих стремлениях, о том, как безумно он любит своего младшего братика Джона, и о том, что и у них будут дети…

— Очень много детей, — пообещал он…

— Извините, месье, — деликатно обратилась к нему больничная сестра. — Думаю, вам следует немного отдохнуть, вы сидите здесь целые сутки. Посмотрите в окно: уже светает.

— Раздвиньте занавески, — вдруг скомандовал Маркус. — Пусть Гала увидит, как восходит солнце.

Сестра бросила на него нерешительный взгляд: может, молодой человек слегка спятил? Сначала всю ночь напролет беседовал со спящей, а теперь хочет, чтобы эта несчастная девушка еще и увидела что-то?

Занялась заря, и на окутанном серой дымкой небе взошло красное солнце.

— Гала, ты должна это увидеть! — закричал Маркус, крепко схватив ее за руку. — Гала, это сияние нового дня. Ну, давай, просыпайся, дорогая, встань вместе со мною и посмотри сюда…

Пристальным взглядом он смотрел на нее, призывая открыть глаза. Но по-прежнему единственными признаками жизни были едва заметное дыхание и горевшая на мониторе осцилограмма, говорившие о том, что Гала еще жива.

Совершенно обессиленный, Маркус, опустившись снова на стул, не отрывал от Галы печальных глаз.

— Давайте я принесу вам немного кофе, месье, — предложила медсестра. — Вам надо что-нибудь поесть. Нельзя же все время быть голодным.

Согласившись только выпить кофе, Маркус пристальным взглядом рассматривал многочисленные трубки, которые поддерживали жизнь Галы: трубка во рту помогала ей дышать и расширять объем пораженного легкого до таких размеров, которые бы позволили ему возобновить свою нормальную функцию; трубка, которая питала организм нужной дозой антибиотиков; трубка, вводившая в организм необходимое количество жидкости; электроды, обвивавшие голову и грудь Талы… Поставив свою чашку, он снова взял ее руку.