Край бокала

— Она мать моей матери, — резко возразила я. — Что она значит для меня, это мы увидим. Я ничем не обязана леди Мод, понимаете, ничем!

Тут пришел О'Киффи и принес еду. Миссис Салливан, видимо, решила совместить чай с обедом. Здесь была жареная рыба, картофельный салат, окорок, сыр и пирожные. Хозяин уговаривал меня чего-нибудь съесть и ел сам.

— Вы такая худенькая, — говорил он. — Впрочем, сейчас в Европе многие девушки стараются быть худыми, даже немки. Такое впечатление, что они все хотят стать моделями.

Я промолчала. Есть мне не хотелось. У меня было такое чувство, что мне надо бежать за кем-то вдогонку, а это лучше делать на пустой желудок. Я жалела обо всем, что успела сделать после звонка Кэролла. Тут зазвонил телефон, и я, вздрогнув от неожиданности, пролила чай в тарелку.

Прегер взял трубку:

— Да, фрейлейн? Да, соедините... Да, она здесь. Да, я ей передам... Думаю, она найдет дорогу. — Он повернулся ко мне: — Звонил Коннор Шеридан. Я послал письмецо и ему на завод. Он и леди Мод ожидают вас.

Я с трудом поднялась. Мне показалось, что мои ноги стали ватными.

Мирмаунт я нашла легко, даже если бы не имела письменных инструкций фрейлейн Шмидт. Он находился примерно в миле от того места, где я остановила машину, чтобы пообедать. Когда я увидела старинный дом, мое волнение на мгновение улеглось и я просто стала им любоваться. Это было замечательное здание в стиле королевы Анны, прекрасно построенное, симметричное и соразмерное. К нему вела аллея, обсаженная плодовыми деревьями и проходившая через пастбище, на котором паслись овцы. Железные ворота были открыты: они заржавели, и мне показалось, что их давно не закрывали. Сада при доме не было, только газон, огороженный от овец, с клумбами, на которых росли рододендроны и розы. К фасаду дома примыкала высокая кирпичная стена, за которой, возможно, скрывался настоящий сад.

Большая входная дверь была открыта, а перед ступеньками на траве стояла мебель, видимо только что привезенная на грузовике, — красивый письменный стол и несколько разнородных стульев. Сверху из холла раздавались голоса людей, но преобладал один — высокий старческий женский голос с командными нотками:

— Да нет, идиот! Не сюда! Вон туда!

Я стала подниматься по лестнице. Слышно было, как переговаривались двое мужчин, занятые, видимо, тяжелой работой. Затем раздался звон стекла и крик той же старухи:

— Майкл Суини, и чем же я, по-вашему, заменю? Этому канделябру двести лет! Вы, может быть, знаете, что его изготовил ваш прапрадед.

— Ч-ш-ш... не волнуйтесь, леди Мод. Разве у нас в зале нет точно такой же вещицы? Конечно, мы им не пользовались с тех пор, как появилось электричество, так что все в порядке.

Я поднялась наверх. В дверях, полуобернувшись, стояла высокая худощавая женщина в сине-зеленом костюме. Спиной ко мне стояли двое мужчин, которые пытались протащить четырех-спальную кровать в узкий проход между заполнившей зал мебелью, которая выглядела намного лучше той, что была в магазине Бланш. Ее хватило бы на большой особняк и еще несколько коттеджей. Все эти столы, стулья, шкафы, диваны загромождали зал, украшенный изящными колоннами, мешая воспринимать его великолепие. Очень немного места на этом складе вещей оставалось для самих обитателей дома.

Старая леди заметила или почувствовала мое появление. Она повернулась в мою сторону и стала молча рассматривать меня. Я стояла молча, не в силах пошевелиться.

Двое мужчин также обернулись в мою сторону. Они были одеты в рабочую одежду того же цвета, что и костюм их хозяйки. Оба явно были рабочими в имении. Они смотрели на меня как на диковину. Потом я снова услышала ее пронзительный голос:

— Ладно, пока оставьте ее. Заносите в дом остальные вещи, пока ливень их не испортил. Майкл Суини, нечего тут стоять раскрыв рот. Не видите, ко мне приехала внучка. — И, обращаясь ко мне: — Ну, проходите. Я вас жду.

— С чем вы пьете чай?

— Без молока и сахара, пожалуйста.

Она бросила на меня недовольный взгляд, будто я в чем-то провинилась, но ничего не сказала. Показав на тарелку на столике, она предложила:

— Вот бутерброды с маслом, прошу вас.

Я не решилась отказаться и взяла один из твердых, как камень, бутербродов, на котором масло было не намазано на хлеб, а небольшим кусочком положено сверху. Сухой хлеб царапал горло, и я кашлянула.

— Вы не больны? — продолжала она. — Вы слишком худая.

Я покачала головой, не в силах ничего сказать. Все это время она не сводила с меня глаз, и взгляд этот не был одобрительным. Разве она не знает, что сейчас — эпоха коротких юбок и прямых волос? Ни в моем наряде, ни в моей прическе не было ничего экстравагантного. А ее собственные седые волосы были собраны в аккуратные косички, обрамлявшие лицо, покрытое множеством морщинок. Кожа ее была нежной, а овал лица напоминал овал лица Бланш.

Мы сидели в гостиной, большой светлой комнате, потолок которой был украшен красивым орнаментом, в креслах «чиппендейл» у камина. В отличие от зала, здесь не было бестолкового собрания разнородной мебели. Напротив, все подбиралось специально для гостиной — столы, столики, кресла, комоды, шкафы. Но сейчас комната напоминала скорее выставку мебели, которой никто давно не пользовался. Я вспомнила наш магазин на Королевском проспекте. Именно там я узнала основные стили великих мастеров мебели — Чиппендейла, Шератона, братьев Адам. Я-то все это знала приблизительно, а Бланш всегда могла определить стиль точно. Теперь было понятно, где она научилась этому.

Между мной и леди Мод не было обмена приветствиями. После встречи в зале, засвидетельствованной двумя рабочими, она привела меня прямо сюда и сказала, что распорядилась принести чай.

— Еще чаю? — спросила хозяйка.

Мне было холодно в прямом и переносном смысле, а чай хотя бы немного согревал меня, и я согласилась.

— Не понимаю, зачем вы приехали, — сказала наконец леди Мод. — Мы здесь прекрасно обходились без вас все эти годы. — Последние слова касались не только меня, но и Бланш. — Это она вас прислала?

— Моя мать скончалась.

— Я знаю. Юристы сообщили мне об этом. Но это она послала вас для примирения? После всех этих лет она полагала, что может прислать вас сюда сделать за нее ее работу?

Я больше не могла терпеть, условная вежливость улетучилась.

— Вы говорите: послала меня? Меня никто не посылал! До этой субботы я и не знала о вас. И никогда бы не узнала, если бы не...

— Вы хотите сказать, — перебила она, — что ваша мать никогда не говорила вам о своей семье? Никогда не говорила о Тирелях?

— И о Шериданах тоже.

— О Шериданах... — Старая леди только рукой махнула. — Она никогда не говорила, что вашим дедом был лорд Фермойль? — Я удивленно уставилась на нее. — А его дедом был лорд Фермойль, участвовавший в битве при Ватерлоо. Его дядя был первым лордом адмиралтейства. Она не рассказывала вам об этом?

Я покачала головой, даже не пытаясь объяснить, что это для меня был давно ушедший мир, что Бланш понимала это и не пыталась обременять меня памятью о прошлом. Ей не стоило объяснять, что нынешние лорды — это Отто Прегер и ему подобные. Возможно, она поняла мои чувства, потому что лицо ее, только что оживленное, окаменело.

— Тогда зачем же вы приехали?

На этот вопрос мне трудно было бы ответить. Не могла же я рассказать о внезапно возникшем желании приехать сюда после телефонного разговора с тем человеком — приехать, чтобы каким-то образом вновь обрести себя. Очевидно, я совершила ошибку, но был у меня и предлог, все объясняющий. Вслух я сказала:

— Я приехала за своей вещью, о которой, по-моему, вы можете что-то знать...

— За вашей вещью? Здесь нет никаких ваших вещей! Я ничего не должна Бланш, а ее уход стоил мне дороже любой вещи.

— Дайте же мне договорить, леди Мод! Дело в том, что человек по имени Брендан Кэролл взял одну вещь, которая принадлежала Бланш. Я хотела бы получить ее, вот в чем дело.