Гуд бай, стервоза!

Впереди показался красный сигнал светофора.

— Хорошо, но, пожалуйста, просто убери пистолет, о’кей?

— Вот так.

Она медленно опустила пистолет вдоль моего туловища, пока он снова не уперся мне в бок.

— Так лучше?

— Ты убила его. Ты просто взяла и пристрелила того мужика. Мне кажется, меня сейчас вырвет.

Она ничего не ответила.

— Кто он был такой?

— Никто.

— Что?

— Смотри на дорогу. Перестраивайся в правый ряд. Нам нужно в центр города.

Не отрывая пистолет от моего бока, она полезла в сумочку, извлекла из нее «Блекберри» и принялась щелкать кнопками.

— Сверни направо и выезжай на Бродвей.

Переулки были забиты машинами и пешеходами. Две полицейские тачки стояли неподалеку в пробке. Мы все еще недалеко отъехали от клуба, и там собралась такая толпа, что полицейские едва пробирались сквозь нее.

— Мы попали! Вот мы попали, а?!

— Рули отсюда, и я все тебе объясню.

— Так красный свет же!

— Поезжай!

— Не могу! Я собью кого-нибудь!

Я проскочил на красный, и все цвета перемешались у меня в голове — синий, красный. Даже не успев подумать, я ударил по тормозам. Сердце оборвалось; я вообще перестал чувствовать тело ниже того места, куда был приставлен ее пистолет. Я увидел, как двое полицейских направляются к «Ягуару» с двух сторон. Справа от меня Гоби вытащила из сумки платок и накинула его поверх пистолета, упирающегося мне в бок.

— Проболтаешься — спущу курок, — сказала она тихо.

Коп слева от меня подошел, наклонился и уставился мне прямо в глаза.

— Выйти из машины, — скомандовал он.

8

Используя реально существующие детали, придумайте вымышленный вариант какого-либо поворотного момента в вашей жизни.

Оберлин колледж

С минуту я никак не реагировал. Все мышцы свело; связки словно приросли к костям и окаменели. Не могу сказать, что я не хотел двигаться, но все мое тело отказывалось подчиняться, словно подчиниться и пошевелиться означало бы признать, что все это происходит на самом деле. Полицейские фонари обшаривали лучами внутренности «Ягуара».

— Ты слышал, что я сказал? — повторил полицейский. — Вылезай.

— Я…

Я почувствовал, как дуло пистолета впивается в меня все глубже.

— Я не могу выйти.

Полицейский уставился на меня с глубочайшим безразличием. Он был похож на парня, который предпочел бы разбить морду какому-нибудь наркодилеру, приложив его к тротуару, или пристрелить педофила на месте преступления. Но в тихий субботний вечер он был не прочь использовать в качестве небольшой разминки и меня.

— Я не могу выйти, — сказал я. — У меня ноги не двигаются.

— Ты что, инвалид?

Он снова включил фонарик и посветил вниз, на мои ноги, одна из которых стояла на педали тормоза, а другая зависла над газом.

— Думаешь, удачно пошутил? Между прочим, у меня брат лишился ноги на войне. И ты думаешь, это смешно?

— Нет, конечно нет. Извините.

Он потянулся к моей шее и поправил мне галстук-бабочку.

— Откуда ты сейчас едешь?

— А мы возвращаемся со школьного бала, — сказала Гоби.

— Со школьного бала? Водительские права и регистрацию покажи.

Я полез за бумажником, протянул ему свои водительские права и уже открыл бардачок, чтобы достать регистрационные документы.

— Секундочку.

Свет фонаря застыл на ветровом стекле.

— Это что у вас тут, кровь?

— Это? А, это, — сказал я. — Это я оленя сбил.

— Оленя сбил?

— Ага…

— Где? На Медисон сквер?

— На Коннектикут Тернпайк, — ответил я. — Он выскочил на дорогу прямо перед машиной.

Полицейский поморщился от отвращения:

— Вылезай из машины.

То, что произошло дальше, заняло не более одной-двух секунд, но в моем сознании это длилось целую вечность. Я увидел, как рука полицейского проникает сквозь открытое окно, и понял, что он собирается за шкирку вытащить меня из машины, если я не подчинюсь. Только вот Гоби, пожалуй, успела бы выстрелить раньше. И сдох бы я на углу Двадцать пятой и Бродвея с пулей в легких и воспоминаниями о прекрасном вечере в клубе «40/40» и о глотке пепси. А на надгробии у меня была бы надпись: ПЕРРИ СТОРМЕЙР. ОН УМЕР ДЕВСТВЕННИКОМ. И вот тут…

Взрыв прозвучал где-то за спиной, воздух содрогнулся, полицейских, словно волной, снесло в укрытие. В боковое зеркало я увидел отсвет пламени и то, как клуб «40/40» взлетел на воздух, разбрасывая вокруг горящие обломки и вздымая облака пыли. Люди, словно крысы, бросились на улицу, а машины, взвизгивая тормозами, останавливались и тут же уносили их прочь. Когда я огляделся, наш полицейский уже бежал обратно к своей машине и что-то кричал своему напарнику. По всему Бродвею во всех машинах сработали сигнализации, и шум стоял оглушительный.

— Твою мать, что это было? — заорал я.

Гоби подтолкнула меня под руку:

— Зеленый свет, поехали.

Вцепившись в руль, я лихо свернул на Бродвей, направляясь в сторону центра и с трудом представляя, что я вообще творю. Я все смотрел и смотрел в зеркало заднего вида, пока клуб окончательно не скрылся из виду.

— Что там случилось?

— Семтекс. Я оставила его на дорожке у клуба.

— Что? И это твоих рук дело?

— Никто не пострадал. Это просто отвлекающий маневр.

— Просто отвлекающий маневр? Да это же бомба!

— Небольшая, маленькая бомбочка.

— Маленькая?

Я проскочил на красный свет. Водитель желтой машины такси ударил по тормозам и начал мне сигналить. А одну из машин я обошел буквально в сантиметре от борта.

— Поверить не могу.

— Следи за дорогой.

Она снова что-то набирала на «Блекберри».

— Нам нужно на Уэст стрит в Бэттери парк. Припаркуешься на Бродвее. Мне потребуется всего десять минут.

Я почувствовал, что меня накрывает волна паники, которую до поры до времени я умудрялся сдерживать. Теперь все случившееся навалилось на меня одним махом, и я словно оглох и онемел одновременно. Одно дело — готовиться к экзаменам, другое дело — то, что происходило сейчас. Мне казалось, что стоит расслабиться — и голова у меня лопнет, но я собрался с силами и заставил себя немного успокоиться. Гоби посмотрела на меня.

— Ты чем-то расстроен?

— Расстроен? Я — расстроен?

Вот тут мне бы не помешал художник, рисующий комиксы. Он бы нарисовал рядом с моим ухом облако пара и написал: «Да на хрена ж я потащился с тобой на школьный бал?!»

— Перри, послушай меня. Завтра утром я улетаю.

— Я думал, ты уезжаешь на следующей неделе.

— А на самом деле завтра утром, но до этого у меня назначены еще четыре встречи здесь, в центре города. Отвезешь меня на них, и все будет в порядке.

— Еще четыре встречи. Ты хочешь сказать, тебе нужно убить еще четырех человек.

— Пожалуйста, следи за дорогой.

Я покачал головой:

— Знаешь, теперь понятно, почему тебе не давалась математика. Каждый студент, который приезжает по обмену, силен в математике. А ты вообще не секла, потому что на самом деле ты наемная убийца.

— Красный свет.

Я врезал по тормозам, и машина с визгом остановилась в нескольких миллиметрах от квадратного автобуса, сворачивающего на Четырнадцатую улицу. Гоби продолжала стучать по клавиатуре «Блекберри». Я скосил глаза и увидел открытые «окошки» с информацией, фотографиями, картой города в «Гугле».

— Так все то время, что ты жила с нами, это было только прикрытием?

Я вспомнил, как вечерами слушал ее голос, когда она часами разговаривала на своем языке, сидя перед лэптопом.

— Так все эти последние девять месяцев ты собирала заказы на убийства?

— Все не так просто. Нужно было проделать большую аналитическую работу. — И она потрясла в воздухе экраном «Блекберри».

— А кто они вообще такие? Те, кого ты убиваешь?

— Зеленый свет.

И вот тут у меня зазвонил мобильный. Гоби быстро взглянула вниз.