Хорошая жена (ЛП)

— Я не самоубийца.

Отец с Каро ждали нас в гостиной. Она была его любовницей уже десять лет. После того, как она, словно удар молнии, вошла в его жизнь, а Бенедетта с красными глазами и мрачно нахмуренными бровями упаковала свои сумки и вернулась в Фиертино, интерьер дома изменился в лучшую сторону. Каро прикасалась ко всему легко: новая подушка, небольшая перестановка в гостиной, горшок с белыми гиацинтами весной, лампа, излучающая рассеянный свет. Изменения были незначительными, но очень эффективными.

«Надеюсь, ты не возражаешь?», — спросила Каро, когда приехала в первый раз. Мне было тринадцать лет, я была почти озлоблена в своей нелюбви — от страха таких внезапных перемен. И я была в трауре по Бенедетте. Каро засмеялась и откинула назад волосы. Конечно, они были длинными и белокурыми. Она была так уверена в своем положении будущей жены моего отца, что не заботилась о моем ответе.

Спустя пять лет или чуть позже, когда мы так и не стали друзьями, и Каро ни на шаг не приблизилась к своей цели, она сказала мне с горечью: «Альфредо никогда не замечает, что я делаю для него». Я видела свое отражение в ее умоляющих глазах, я была зла на отца и страдала при мысли, сколько несчастий доставила ей в прошлом. «Ты знаешь мое отношение к этому вопросу», — сказал отец со своим непроницаемым видом, когда я спросила его.

— Это Уилл, — я подвела его к камину, перед которым стоял отец.

— А, — сказал он сдержанно, мой отец мог быть очень сдержанным. — Политик.

Мое сердце упало.

В ответ Уилл мог бы сказать: «А, человек, сделавший себя сам», — и это было бы точной характеристикой отца, но его вежливый ответ был обращен ко всем, включая Каро, сидевшую на диване. Я уже знала этот трюк: общение с аудиторией.

За ужином мы пили «Совиньон бланк» от Lawson's Dry Hill из Новой Зеландии. Уилл едва коснулся его, вызвав мимолетную тень на лице отца. Кофе мы пили в гостиной. Каро вернулась на свое место на диване, и я села рядом с ней. Мой отец занял свою позицию у огня.

— Газеты не очень лестно отзываются о вашей партии. Они считаю вас большими хитрецами.

Уилл просиял.

— Это потому, что мы предпочитаем биться на своей территории. В конце концов избиратели увидят, что мы придерживаемся правильной политики.

— Действительно, — сказал отец. Он посмотрел на меня. — Я никогда не знал, что ты интересуешься политикой, Франческа.

— Теперь интересуюсь, — ответила я.

Огонь мерцал в камине. Я слышала тихий стук, с которым Каро поставила чашку на блюдце. Я так гордилась Уиллом, что чуть не заплакала. Вместо этого я укрылась за практическим занятием: взяла чайник и снова наполнила чашки. Я спрашивала себя, какой из богов благословил меня в этот путь? Почему мне, Фанни Баттиста, так посчастливилось найти свою вторую половину?

Уилл подошел ко мне и протянул руку.

— Фанни?

Я ухватилась за нее и вскочила на ноги. Уилл обратился к моему отцу.

— Мы хотели кое-что сказать вам. Мы с Фанни решили пожениться.

Мой отец покачнулся, словно от удара. Он смотрел на меня, я знала, как ему больно, но не колебалась в своей уверенности.

— Мы решили вчера вечером, — объяснила я.

— Так быстро, — сказал отец. — Вы едва знакомы.

Уилл обнял меня.

— Мы уверены друг в друге.

Уилл прокрался в мою постель после полуночи, и я не спала всю ночь. Было еще довольно рано, когда я решила встать. Я выскользнула из-под одеяла, оставив Уилла лежать с раскинутыми руками. Задыхаясь от нежности, я наклонилась и прислушалась к его дыханию.

По пути на кухню мне нужно было пройти мимо спальни Каро, которая находилась напротив комнаты отца. Дверь была приоткрыта, горел свет, и я просунула внутрь голову, чтобы спросить, не хочет ли она чаю.

На кровати валялась груда одежды, Каро паковала чемодан. Мы посмотрели друг на друга. Я, измятая, растрепанная и удовлетворенная, она, красиво одетая и причесанная, но опустошенная.

— Почему ты собираешь вещи? — я закрыла за собой дверь.

Каро взяла джемпер и сложила его.

— Фанни, единственной хорошей вещью в этом бардаке была наша дружба. Это было… — она сморгнула слезы. — Ты мне помогла. В противном случае… — она беспомощно пожала плечами, — … я просто тратила время зря.

Я сняла с кровати стопку рубашек и села.

— Почему сейчас?

Она все еще возилась с джемпером.

— Скажем так. Ты выходишь замуж, а я нет. Я знаю, что глупо беспокоиться о бумажке. Но многим женщинам она нужна. Вот чем плохо быть обычной женщиной.

Я выхватила у нее джемпер и пропустила его между пальцев. Шерсть была мягкой и дорогой.

— Каро, вы так долго были вместе.

Она подняла на меня страдающий взгляд.

— Все хорошее когда-нибудь приходит к концу.

— Хочешь с ним поговорить?

Она покачала головой.

— Нет смысла.

— Но вы были счастливы. Я знаю, что были.

— Давай посчитаем, — она словно поставила галочку. — Твой отец был достаточно любезен, чтобы выделить мне лучшую спальню и место за столом. Я могу заказывать продукты и просить Джейн пропылесосить ковры. Но чего это стоит на самом деле? — она забрала джемпер. — Ты пока не понимаешь, что недостаточно просто выглядеть нарядной, чтобы развлекать твоего отца. Мне нужно настоящее, живое, рабочее партнерство. А так… — она встала и положила зеленый джемпер в чемодан. — Я подвожу черту под последним десятилетием. Я прошу тебя сказать ему.

— Но ты должна сказать сама.

Она внезапно рассердилась.

— Нет, ты сама можешь доложить ему. — она подняла один из чемоданов. — Более того, я дарю тебе самый полезный свадебный подарок.

Я не понимала, о чем она говорит.

Каро ногой подтолкнула чемодан к двери.

— Я покажу тебе, Фанни, как надо уходить. Это хороший урок.

Во время медового месяца в долине Луары через шесть месяцев после нашей первой встречи Уилл положил голову мне на грудь и сказал:

— Твое сердце стучит громче барабана.

— А сколько сердец ты слушал до меня?

— Очень немного, — улыбнулся он. — Клянусь. Кроме своего собственного, конечно.

— Это хорошо, — я слышала свой голос. — Я не хочу делиться с тобой ни с кем. — я наслаждалась его запахом на моей коже. — Как ты думаешь, наши сердца бьются в унисон?

— Конечно. — он крепко обнял меня и сказал, что понял это, как только увидел меня. — Мне потребовалось секунд пять, чтобы понять это. Ладно, может быть, десять.

— Я первая увидела тебя. — я поцеловала влажную, слегка соленую ямку под шеей.

— Развратница, — сказал он и прижал меня к подушке. Я смотрела в потемневшие глаза, видела впереди длинную жизнь, наполненную новыми возможностями, и думала, как мне повезло.

В третий день нашего медового месяца мы обедали в одной из чистеньких, ухоженных, но сонных деревень Луары. Для начала июня было довольно жарко, и теплый воздух дрожал над каменной мостовой. Широкая, сонная, сверкающая ослепительными бликами река тихо бормотала под стук столовых приборов и звон стаканов.

Уилл почти не ел. В конце концов он полез в карман за сигаретами. Официально он считался некурящим, и никогда не прикасался к сигарете на публике, за исключением Франции, где все «было иначе». На самом деле, он очень любил американские сигареты с фильтром, и мысль о том, что табачный дым является символом нашей близости, вызвала у меня улыбку.

Я обсуждала с официантом винную карту — я не была ценителем красного Шинона, занимавшего большую часть списка. Уилл посмотрел на меня и сказал:

— Мне нравится смотреть, как ты выбираешь вино. Ты так много о нем знаешь, и точно знаешь, чего хочешь. Ты настоящая дочь своего отца.

Мы договорились, что, если Уилл будет избран в парламент, он оставит адвокатуру, а я буду продолжать работать с папой в «Battista Fine Wines». У него были предварительные договоренности, по крайней мере, на бумаге, и я с нетерпением ждала нашей с отцом поездки в Австралию и Америку.

Официант налил вина — красного с оттенком малины, выглядело оно довольно привлекательно.