Жаркие ночи в Майами

— Мальчики и девочки, думаю, мы закончили, — сказал он наконец.

Плечи его опустились, тонкая рука упала, и фотоаппарат повис на уровне пояса поношенных синих джинсов, закатанных до колен. Провод не подавал больше энергию творчества, и Стив словно обмяк, улыбаясь Кристе поверх блестящей поверхности моря.

Она улыбнулась в ответ, понимая, что именно он сейчас ощущает, и сама переживая то же самое — эту маленькую смерть искусства после завершения съемки. Она знала, что все прошло хорошо, даже очень, но как получилось это на пленке? Теперь лишь это имело значение, а отпечатки можно будет посмотреть только завтра.

— Думаешь, получилось, Стиви?

— Но ведь делали же мы с тобой! Какие тут могут быть сомнения?

— Никаких.

Криста засмеялась, шагая по воде к нему. Остальные участники съемки оставались еще на своих местах, но для Кристы и Стива уже как бы отсутствовали. У двух старых друзей было что вспомнить. И нынешнее, последнее выступление Кристы в качестве модели тоже вскоре станет воспоминанием. Она поклялась, что больше не будет сниматься. Эта съемка — не «прощальный» бой матадора, не «последний» выход боксера на ринг или «финальное» выступление поп-группы перед будущей толпой поклонников. Это действительно конец пути. И Криста не могла представить себе лучшего финала. Она здесь, в Палм-Бич, где прошло ее детство. И рядом с ней блестящий фотограф, в свое время открывший перед ней огромный мир, который так и не научились понимать чопорные родственники Кристы.

Когда Криста приблизилась, Стив крепко обнял ее. В давние дни, в самом начале, она была его протеже, а он был ее ментором. Но в те дни он тоже копошился на нижних ступеньках своей карьеры. Они росли вместе, учились друг у друга, и теперь трудно было сказать, кто из них главный виновник успеха. Пожалуй, их отношения оказались взаимовыгодными, каждый давал другому нечто существенное, пока все в целом не стало более значительным, чем простая сумма вкладов каждого.

— Как в былые времена, а? — Стив выразил вслух мысли, обуревавшие их обоих.

— Причем ничуть не легче, чем прежде, — криво усмехнулась Криста.

Она была права. Уже в течение многих лет она и Стив сидели в этом деле по уши. Не было такой позы, которую она не испробовала, выражения лица, какого не принимала. А он экспериментировал со всеми возможными установками света и теней, с различными комбинациями линз, пленки, камер. Это была тяжелая работа. Все равно всегда оставались сомнения, удался ли снимок и вся ли красота схвачена и запечатлена на пленке. Это представлялось даже несправедливым. Казалось бы, опыт должен гарантировать, что не нужно слишком уж стараться. Но это была одна из жестких шуток жизни. Едва ты расслабляешься, это сказывается на результате, и, значит, ты достиг вершины, и путь, открывающийся перед тобой, не требует карабканья вверх. Он превращается в крутой обрыв вниз, в забвение на профессиональном поприще.

— Легче только разбазаривать заработанное, — заметил Стив. — Я вспоминаю об этом, когда на ум мне приходят хирурги, делающие пластические операции, педикюрши.

— Стив, ты этого не делаешь! Я имею в виду пластические операции.

— Конечно, делаю, дорогая. Я весь покрыт швами, перевязан крепче, чем почтовый мешок в сан-квентинской тюрьме. А ты как думала?

Стив откинул волосы с висков. Два тоненьких шрама подтверждали, что он не шутит. Криста вгляделась в них. — О Боже! Стив! Но ты ведь совершенно не меняешься!

— Вот ради этого я заложил мой дом, чтобы оплачивать этих проклятых хирургов. Лицо не должно меняться. Я не пытаюсь ускользнуть от смерти и дурачить зрителей «Неразрешенных тайн». Я просто пытаюсь честно бороться со старостью, чтобы не вызывать отвращения среди моих молодых друзей. Это последнее, на что способен старый «обманщик-франт».

— А что это такое?

— Я сам толком не знаю… Это английское выражение для определения парней, которые посылают цветы, от которых слишком хорошо пахнет и которые на ночь от света прикрывают глаза шелковыми масками.

Криста расхохоталась:

— Это больно?

— Не сама операция. А вот счет за нее вызывает ужасные муки.

Они шли по берегу рука об руку, разгоняя бегающих по песку крабов.

— Стив, ты сейчас занят? Как ты относишься к позднему завтраку или раннему ленчу у Грина? Католики должны в это время оттуда уже убраться. Я хотела бы кое о чем с тобой поговорить.

Кристу охватило чувство вины. Согласившись вернуться из своей добровольной отставки ради того, чтобы Питтс мог сделать снимок для «Вог», она действовала не без тайного умысла. Криста хотела смягчить сердце своего старого друга, потому что намеревалась подбросить ему деловое предложение. Беда заключалась в том, что он от этого предложения легко мог отказаться. Чтобы заставить Стива принять предложение, которое она имела в виду, Криста должна была коснуться самых сокровенных глубин их дружбы.

— Только не говори мне, что хочешь, чтобы я использовал этих вышедших из моды старых манекенщиц, которые нанялись в агентство, которое ты затеваешь.

— Стив, не смей так шутить насчет моих девушек!

Криста засмеялась при этих словах, но на самом деле ей было не до смеха. Она готова была вместе со Стивом посмеиваться над чем угодно. Но только не над своим агентством. Это ее самое драгоценное достояние. В течение нескольких лет она выстраивала свою карьеру супермодели, она даже выдержала на редкость успешную, хотя и глубоко разочаровавшую ее экскурсию в джунгли голливудской кинопромышленности, но вся ее жизнь была посвящена достижению победы, и деньги были средством одерживать победы. Работа моделью давала ей кучу денег, но это не может длиться вечно. Приходят новые девушки, более молодые, с более современными лицами и фигурами, которые могут делать то, на что она не способна. Криста поняла одно: чтобы добиться успеха, нужно использовать свои опыт и мастерство. Поэтому она решила уйти из агентства «Элли» и, к ярости ее владельца Джонни Росетти, затеяла собственное дело. Однако она не хотела создавать агентство, копирующее прочие. Годами она вынашивала свою совершенно оригинальную схему, и Стив Питтс был весьма существенной частью ее будущего успеха.

Стая пеликанов, выстроившись, как эскадрилья атакующих истребителей, врезалась в ярко-синее небо, пока Стив внимательно разглядывал Кристу. Для него эта девушка была вроде дочери или сестры, которых у него никогда не было. Она была замечательна во всех отношениях, но могла быть и жесткой, как старый ботинок. Об этом позаботились ее родители. Криста частенько говорила об их главном принципе: «Или ты поступаешь по-моему — или можешь убираться из этого дома». И надо сказать, что такое воспитание способствовало тому, что девочка ставила на первое место свои желания, а не чувства. Если вы перечили ее желаниям, Криста Кенвуд могла оторвать вам ноги, как обламывают засохшие ветки от дерева, и на глазах у нее не выступило бы ни слезинки. Красивая оболочка ее души — мягкая, нежная и чувственная — лгала насчет ее сущности, ибо в глубине сердца Криста была из породы победительниц, которые никому не позволяли встать у себя на дороге.

— Ладно, — сказал он наконец. — Давай позавтракаем. Мои артерии смогут вынести еще один выброс холестерина. У Грина все еще есть «Обеды счастливых дней»?

— Все еще есть, — рассмеялась Криста. — Они переоборудовали помещение в прошлом году. Закрылись на несколько месяцев, а в результате все осталось в точности как раньше. Это как с твоей пластической хирургией, предполагаю.

— Послушай, дорогая, сознавать, что ты не меняешься в то время, как твои враги стареют, это самая сладкая месть. Знаешь, что говорят? «Надо все делать вовремя».

— Ты помнишь, как мы познакомились, Стив? — Кристе захотелось пошутить, вспомнить прошлое.

— Разве можно забыть, как на тебя наехал паровой каток?

— Ну уж и в самом деле паровой каток! Стив, я не была такой тяжелой!

— Поверь мне, дорогая, ты действительно была тяжелой. Ты представляла собой посыпанный сахаром фруктовый пудинг, вся в ямочках, этакий толстенький щеночек, в жизни своей не видел ничего более убийственного.