Светская львица за одну ночь

Отсутствие необходимости зарабатывать себе на жизнь может стать непреодолимым препятствием для яркой карьеры. Путь на кафедру преподавателя в Гарварде был тернист, требовались годы упорного, неустанного труда. А провинциальные университеты (провинциальными Уайет считал все, кроме Гарварда) его не привлекали, не для него была жизнь в заштатном городишке, где не найти приличного виски и где суши считаются такой же экзотикой, как полет в космос. Ну и конечно он вполне мог обойтись без денег, которые бы ему там платили. Так что Уайет более или менее забросил науку, хотя сам себе в этом до конца не признавался.

— Занят, говоришь? Работаешь над чем-то интересным? — спросил Трип.

— Хочу написать книгу.

В этой лжи была крупица истины: глава издательства Гарвардского университета доктор Альфред Киплинг уже много лет уговаривал Уайета написать книгу. С Киплингом Уайета познакомил его научный руководитель, и упрямый старикан по-прежнему ждал от молодого ученого чего-то оригинального, дерзкого, интересного, ценного — ну или хотя бы более ценного, чем акции “Леман Бразерс”. Уайет написал интереснейшую диссертацию, почему бы ему не написать и книгу, рассуждал Киплинг. Однако до сих пор он от Уайета ничего так и не дождался.

— Книгу о чем? — спросил Трип. Но тут что-то привлекло его внимание, и он на мгновение остановился возле автобусной остановки. Уайет тоже остановился, позабыв о дожде. Перед ними была Корнелия, она глядела на них с огромной рекламы “Таунхауса”. Безупречно красивая, в бледно-зеленом коктейльном платье, Корнелия демонстрировала миру глубокое декольте и бриллиантовое ожерелье. Если забыть о ее человеческих недостатках, ей можно дать двенадцать баллов из десяти возможных, Уайет был вынужден это признать. И не мог не прочесть гигантский заголовок: “Королева гламура Корнелия Рокмен — Манхэттен покорен”.

Бр-р-р, какая мерзость.

— Послушай, — Трип легонько потрепал его по плечу. — И снимок отличный, и девчонка она классная, но ты правильно поступил. Она тебя взбесила, так ведь?

— Именно, — сказал Уайет, не отрывая взгляда от постера. До чего же она самодовольная. Самоуверенная. Как отвратительно высокомерна. Почему он не замечал, как сильно ее ненавидит, когда они встречались?

— Мне надо закурить, — сказал он и махнул рукой в сторону широкого навеса у входа в магазин.

— Еще чего, мы и одного квартала не прошли, — запротестовал Трип. Однако и сам поспешил спрятаться под навесом. — Что, муторно тебе?

Голова у Уайета кружилась. И виной тому было не только количество выпитого спиртного. И не только Корнелия — виной тому было все, что за Корнелией стояло. И вдруг его осенило — ну прямо как в кино, в тот самый миг, когда над их головами небо с грохотом распорола молния.

— Кажется, я понял, — медленно произнес он, и эти три коротких слова одновременно взволновали и напугали его.

— Понял? — засунув руки поглубже в карманы своего пальто, Трип переступал с ноги на ногу и совершенно не ощущал величия момента. — Что ты такое понял?

— Понял, о чем можно написать книгу! — у Уайета даже дух захватило. Впервые за долгое время мысль о работе вызвала такой азарт. — И если у меня получится, если я сумею убедительно доказать свою идею, от Корнелии останется только мокрое место. Все поймут, что жизнь нынешнего высшего общества — самый настоящий фарс.

Тут Трип проявил интерес.

— Давай, — сказал он, — выкладывай.

— Возможно, это покажется немного странным…

— Кто бы ждал от тебя другого.

Уайет пропустил шпильку мимо ушей.

— У светских красавиц Манхэттена есть все: богатство, привилегии, красота, молодость — все работает на них. Модельеры заискивают перед ними и присылают бесплатно свои наряды; журналы захлебываются в восторженных похвалах их “деловой хватке”; пиарщики всеми способами заманивают их на вечеринки. Хочешь ты или не хочешь, но они альфа-особи — верхушка неофициальной иерархии.

— Предположим, — согласился Трип. — Но в чем смысл твоей идеи?

— Я хочу поставить социальный эксперимент, чтобы получить ответ на вопрос: может ли любая женщина стать альфа-особью в мире гламура, если того захочет, или социальный статус этих девушек предопределен их происхождением, воспитанием, индивидуальностью, наследственностью? Я считаю, что нет.

— Очень демократично и совершенно не похоже на тебя, — заметил Трип.

— И чтобы подтвердить свою теорию, — продолжал Уайет, — я возьму первую встречную девушку и сделаю из нее самую модную красавицу во всем Нью-Йорке. Несколько месяцев — и она станет звездой гламура, главной тусовщицей, ее снимки появятся на обложке “Таунхауса”, и все будут убеждены, что она истинная аристократка. Я сделаю из нее вторую Корнелию Рокмен, если можно так выразиться, только она будет лучше. Покажу всем, что внутри ничего нет, осталась лишь пустая оболочка, что нынешние “светские львицы” просто смехотворны. Докажу, что любая девушка — неважно, кто ее родители, где она выросла и сколько у нее денег, — может сойти за законодательницу высшего света.

— Ты серьезно? Или разыгрываешь меня?

— Еще как серьезно! Я, Питерс, неплохой знаток человеческой природы, наблюдаю нью-йоркских жителей уже двадцать лет. Не забудь и о моей профессии. У животных существует множество способов, как добиться доминантного положения в стае. Мне нужно лишь применить несколько таких приемов в своей игре, и свет признает Золушку принцессой. Киплинг все время убеждает меня, что надо работать с материалом, который я хорошо знаю. А я прекрасно знаю, что границы между двумя мирами нет.

Такого воодушевления Уайет не чувствовал уже много лет. Он напишет эту книгу, и ему не придется корпеть долгие часы в университетской библиотеке или пропадать месяцами в зарослях парка Серенгети.

— И только представь, как разозлится Корнелия…

Только сейчас друзья поняли, что под навесом был кто-то еще. Не услышь они простуженного чиха бедняжки, они, может, так бы ее и не заметили. Девушка промокла до нитки, зубы у нее стучали. Трип оглядел ее, и она попыталась приободриться, но никакого бодрого вида не получилось.

— Будьте здоровы, — сказал Трип и протянул ей носовой платок.

Взяв его, она ответила:

— Спасибо. Вы очень добры.

— Если я смогу научить простую, обыкновенную, вполне заурядной внешности девушку… — теперь Уайет говорил тише, — девушку, на которую ты не обернешься, встретив ее на улице…

Девушка чихнула громче, и Уайет инстинктивно сделал шаг в сторону. Она чихнула еще раз. И еще. После шестого чиха он наконец взглянул на нее.

Темные волосы висели безжизненными прядями по сторонам открытого, доброго лица. “Средний Запад, — заключил он, — живет здесь не больше года”. Девушка была высокая, чуть ли не шесть футов, и не худая. И хотя она куталась в пухлую зимнюю куртку с капюшоном, совсем как человечек с рекламы шин “Мишлен”, Уайет видел, что она совсем не кожа да кости. Но лицо, в особенности темные распахнутые глаза, были очень даже ничего. А что, вполне себе благодатный материал, над которым стоит потрудиться, глина, ожидающая рук Пигмалиона.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Меня?

— Да, да, вас.

Уайет протянул ей свою визитку — каллиграфический курсив на столь дорогой и плотной бумаге, что хоть масло режь.

— Меня… Люси Джо Эллис, — неохотно произнесла она, беря визитную карточку.

Уайет поскреб подбородок.

— Н-да, имечко не ахти, но над ним можно поколдовать.

— Прошу прощения?

Он внимательно рассмотрел девушку. Перед ним было живое воплощение самой заурядной внешности. Если не считать наряда — ядовито-розового коктейльного платья, которое насквозь промокло и превратилось в тряпку, — в ней не было ничего запоминающегося.

— Уайет, ты пугаешь бедную девушку, — вполголоса предупредил Трип.

— Глупости, — он догадался, что она живет в Мюррей-Хилле или где-нибудь на 90-й улице, неподалеку от шоссе Рузвельта, вероятно, снимает квартиру вдвоем с подругой. Обручального кольца нет — ясно, не замужем. Весь ее вид говорил: “я одна в этом мире”. — Пойми, Питерс, я предлагаю этой девушке высокий социальный статус, совершенно другую, яркую жизнь.