Забыть о мести

– Прошу простить, – коротко бросил он Торнтону и, не удостоив коротышку взглядом, повел Хлою наверх. Как только они добрались до третьего этажа, Хлоя торопливо отодрала от себя котенка и облегченно вздохнула.

– Слава Богу!

Томас вздрогнул и отступил, по-видимому, посчитав, что у нее не все в порядке с головой. Хлоя мужественно подавила безумное желание хихикнуть, понимая, что лишь окончательно выведет его из себя. Она отперла дверь и включила свет.

– Прости, что так холодно, – извинилась она, швыряя сумку на пол. – Но это дело поправимое.

Она опустила котенка на пол, швырнула пальто и одернула сырой колючий свитер, пытаясь не думать о том, как выглядит. Она знала, что волосы ее спутаны, одежда в грязи, лицо раскраснелось.

– Сейчас разожгу огонь в камине.

– Почему ты не носишь перчаток? – удивился Томас. – У тебя пальцы посинели.

Он неохотно прошел в комнату. И снова этот холодный, отчужденный взгляд. Однако Хлоя невольно залюбовалась высоким, широкоплечим мужчиной. Он просто невероятно красив и загадочен в своей черной куртке, с разметавшейся гривой волос. Неужели это тот же человек, который всего минуту назад валялся в снегу?

Как он великолепно владеет собой, подумала Хлоя. Но ее безошибочная интуиция подсказывала ей, что Томас в глубочайшем отчаянии и изо всех сил старается это скрыть. Отзывчивая и чувствительная, она воспринимала его страдания, как свои собственные.

– Я все время их теряю. – Она потерла руки. – Ничего страшного. Всего-навсего немного замерзла.

– И как же ты собираешься утаить от Торнтона это создание? – Он кивнул на котенка с таким опасением, словно тот мог вот-вот на него наброситься. Зверек жалобно замяукал. – Зачем он тебе нужен? И что имел в виду этот тип, когда говорил о других животных, которых ты будто бы таскала сюда?

Хлое было достаточно одного-единственного взгляда, чтобы понять – Томас совершенно не готов выслушивать трогательные истории о спасении бездомных кошек и собак. Она подхватила котенка и шагнула к Томасу, гадая, со всеми ли он держится так настороженно. И неужели никогда никому не открывает душу? Тот мгновенно отступил с таким неподдельным испугом, что Хлоя едва сдержала улыбку. И хорошо, что сдержала, – слишком большое значение неожиданно приобрело то, что она собиралась сделать.

Томас опустился на колени перед камином. Хлоя терпеливо ждала. Терпение было одной из ее главных добродетелей. Минуты через три огонь уже вовсю разгорелся.

– Где ты этому научился? – с восхищением спросила Хлоя.

Опять этот странный полусмех-полувздох:

– У бойскаутов.

Ну, конечно! Вряд ли он мог себе позволить такую роскошь. Оба прекрасно знали, что в те годы Томас жил в полной нищете.

– И что ты будешь с ним делать? – хмуро повторил вопрос Томас.

– Ему нужен дом.

– Да, но не твой.

Подняв повыше котенка, Хлоя тихо сказала:

– Приглядись, Томас. Как следует приглядись. Его бросили. Он голодный, замерзший и напуганный, бедная крошка.

Она снова вспомнила того мальчика в роще и окончательно утвердилась во мнении, что хотя Томас пытается похоронить прошлое, оно все еще терзает этого взрослого, уверенного в себе мужчину.

– Неужели посмеешь утверждать, будто не понимаешь, что он испытывает? – Томас, плотно стиснув челюсти, холодно смотрел на котенка. – Томас, – прошептала Хлоя, осторожно сделав еще шаг. Она изо всех сил старалась не показать, что знает, как ему плохо. – У него никого нет. И хотя, вероятно, он не ждет ничего хорошего от людей, ему нужно помочь.

– Почему именно ты? Пусть это сделает кто-нибудь другой.

Хлоя покачала головой.

– Не возьми я его с собой, он бы умер сегодня. От холода и голода… – сказала Хлоя и заметила, как Томас судорожно сглотнул. – Пойми, Томас, я не могла оставить его.

– Любой другой на твоем месте смог бы.

– Только не я, – твердо сказала Хлоя.

У нее разрывалась душа за этого человека, который отгородился от окружающего мира холодностью, как крепостной стеной. Все, что сейчас нужно, – это показать ему, что на свете существуют доброта, радость, щедрость и бескорыстие. И совсем не обязательно иметь огромные деньги или дорогие машины, чтобы стать счастливым. Счастье – это состояние души.

– Я знаю, ты поймешь, если хоть немного постараешься, – вырвалось у Хлои.

Его глаза, холодные, злые глаза, полыхнули огнем, и она ответила взглядом, полным нескрываемой жалости. Жалости и печали за него. Лед медленно начал таять, но не исчез окончательно.

– Нельзя было позволить ему умереть, – набравшись храбрости, продолжала Хлоя.

Томас осторожно кивнул.

– Наверное, ты просто не способна пройти мимо. Удивительное ты существо, Хлоя.

– Это хорошо или плохо? – усмехнулась она, но Томас лишь покачал головой и глубоко, прерывисто вздохнул.

– Ужасно, что ты помнишь меня прежнего. При одной мысли об этом я лопаюсь от злости.

– Тогда мы оба были детьми…

– Но я изменился, Хлоя. Неузнаваемо изменился. И не люблю вспоминать о себе тогдашнем. Ты просто вынуждаешь меня возвращаться к тому времени, а это мне не нравится.

Однако он вернулся сюда, в город, где так много страдал. Почему?

Томас шагнул к двери и взялся за ручку.

– Не забудь позвонить в автоклуб насчет своей машины.

– Я не член автоклуба.

– Иисусе, – пробормотал он. – Мне следовало бы догадаться. Ладно. Я что-нибудь придумаю.

И, кивнув на прощание, вышел.

Глава 3

Томас лежал в постели под мягким одеялом в уютной, теплой спальне и неотступно думал о Хлое. Теперь ей действительно подходит детское шутливое прозвище Худышка. Она стала настоящей красавицей. А живет в жалкой лачуге, где отопление то и дело выходит из строя.

Что, если она заснет, а тем временем огонь в камине погаснет? Сможет ли она снова его разжечь? Или свернулась клубочком, навалив на себя все что есть в доме теплого, и медленно погибает от холода?

Да какого же черта?! Томас вскочил и раздраженно скривил губы. Какое ему дело до Хлои Уокер?

Рассеянно запустив пальцы в волосы, он оперся локтями о колени. Он в самом деле рехнулся! Когда это в последний раз он беспокоился о ком-то? И беспокоился ли вообще? Томас всегда был слишком занят своими проблемами, чтобы уделять время другим.

Но почему он не перестает думать о Хлое с тех пор, как увидел ее вчера? Это плохой знак.

Месть и еще раз месть! Больше его ничто не должно занимать. И не следует забывать об этом.

Приказав себе думать лишь о плане мести, Томас удовлетворенно вздохнул и снова лег. Но спал беспокойно и во сне видел то, что, казалось, позабыл навсегда. Теплые ладони и приятно пахнущие волосы матери… жесткие кулаки изрыгающего грязные ругательства отца. И широко раскрытые зеленые глаза, светившиеся юмором и дружеской симпатией. Глаза Хлои.

Только однажды их взгляд стал грустно-укоряющим – когда она узнала о его намерении уничтожить Хизер Глен и разорить его жителей. Сознание, что он, и только он, причина ее горькой обиды и горестного разочарования, мучило Томаса даже во сне. И когда он проснулся, неясные воспоминания продолжали будоражить душу.

Утренняя пробежка наверняка вернула бы ему равновесие, но за ночь выпало слишком много снега, и дорожки еще не успели расчистить.

Томас поглядел в огромное окно-фонарь. Повсюду белое безмолвие. Застрял в собственном доме! Правда, в таком доме не грех и застрять! Роскошный, громадный, с просторными комнатами и очень дорогой. Совсем не та вонючая помойка, в которой он вырос. Кстати, его родной дом почти рядом с тем сараем, в котором живет Хлоя.

Он купил это трехэтажное шале не только потому, что его выстроили на вершине холма. Просто ничего лучшего Хизер Глен не мог предложить.

Томас спустился вниз, в спортивный зал, где были установлены новейшие тренажеры, и безжалостно, до изнеможения терзал собственное тело, пока не выдохся.