Мозаика любви

Но, увы, заслуживая по всем статьям награды, Юля не получала ее в материальном воплощении. Петр, обожавший ее в совершенствах и слабостях, не мог доказать своих чувств ничем, кроме любви. Как человек широкой души и высокого романтизма, он не был добытчиком…

И тут мне купили шубу. Не одежду на зиму, а шубу как предмет роскоши. Юлька увидела на мне мягкий, шелковистый, длинный символ женского престижа и содрогнулась. Но как я тогда поняла, не от зависти, а от несправедливости. Почему, глядя на меня в этой дорогой обновке, окружающие будут думать, что я достойна любви и счастья, а она — красивая женщина, любимая жена и отличная мать, в своей старенькой дубленочке лишь вызывать сочувственные вздохи. Неужели по одежке ее никогда не пустят в круг счастливых и благополучных? От этих мыслей Юля буквально затосковала. Ее отношения с Петром испортились. Она ждала от него больше, чем любви, ей хотелось ее материальных доказательств.

А мы с ужасом и чувством беспомощности наблюдали, как появилась и начала шириться трещина между супругами. В итоге любимый нами дуэт, прекрасно исполнявший песни бардов и разыгрывавший блестящие комбинации на волейбольной площадке, распался. Новых избранников выбирали не сердцем, а рассудком. Они обладали, или казалось, что обладали, как раз теми качествами, которых так не хватало прежним супругам друг в друге. Глеб готов был предоставить Юле материальные доказательства любви и купить шубу, а Лида не требовала от Петра ничего, кроме постоянного присутствия рядом. Наши ряды поредели. Мы чувствовали себя как дети разведенных родителей, которые знают, что уже никогда не пойдут в зоопарк с папой и мамой вместе. Кризис, который бывает во всех семьях, превратился в крах.

Новые свадьбы не праздновались, это было бы бестактно по отношению к друзьям. Обе пары теперь появлялись на общих сборищах по очереди. Глеб затеял ремонт в той квартире, куда привел жену. Это дело нужное и дорогостоящее, но нельзя же надеть на себя ремонт, чтобы идти в гости! На празднование Восьмого марта подруга появилась в новеньком костюмчике, миленьком, однако скромном. Ради него не стоило пренебрегать любовью. Потом Глебу пришлось поменять машину. Приятно, конечно, ездить на дорогой машине, но к пассажирке автомобиль все-таки не имеет прямого отношения. Справедливость, которую новый муж был призван восстановить, наделив Юльку зримыми приметами женского успеха, медлила.

Теперь мы реже виделись, и неудивительно, что пропустили момент, когда Юля стала ждать ребенка. Эта новость удивила и встревожила. Появление «новенького», как у нас называли новорожденных, всегда было радостью, объединявшей всех, но мы знали, как мечтал о ребенке Петр, и горевали, что судьба распорядилась иначе. Тревогу вызывало и здоровье Юльки, и возраст, увеличивший риск позднего материнства. Однако вплоть до роддома она чувствовала себя прекрасно, была спокойной и гордой.

В крещенские морозы родилась девочка, а роженицу на следующий день увезли в больницу с тяжелыми осложнениями. Ребенок остался на руках отца, сводной сестры и уже не молодых бабушек. Когда, несколько месяцев спустя, еще слабую, не пришедшую в себя от пережитого Юлию выписали домой, малышка уже сидела в кроватке и грызла сушку четырьмя прорезавшимися зубами. Мать требовала ухода не меньшего, чем младенец, что создавало для уже втянувшихся в свои лямки членов семьи дополнительные трудности. Почувствовав это, Юля позвонила мне и с тихой горечью сказала:

— Мне нет здесь места, я хочу обратно в больницу.

Еще через пару месяцев, когда дочурка уже пыталась вставать на ножки, Юлю выписали домой окончательно, и она начала возвращаться к тому, что осталось ей от жизни.

Приближался ее день рождения, она позвонила мне, чтобы уточнить, в каком магазине четыре года назад мне купили шубу! Я машинально ответила и только потом сообразила спросить:

— Ты хочешь шубу?

— Да, — ответила она низким, изменившимся за время болезни голосом, — Глеб собирается сделать мне подарок. — И тяжело усмехнувшись, добавила: — Пора бы уже!

«Как мы слабы, как уязвимы, — подумала я, глядя на потускневшее золото листьев за окном. — Им, жухлым и опавшим, уже не нужно солнце, светившее в этот осенний день по-весеннему ярко, они уже не зазеленеют вновь. А шуба, купленная сегодня, вряд ли согреет иззябшую без любви женскую душу».

Глава 3

Утро следующего дня было пасмурным и деловым. Владелец восьмидесяти процентов акций закрытого акционерного общества «Агрохимцентр» и председатель совета директоров Анатолий Николаевич Лобанов подъехал к офису своей компании, расположенной сразу за МКАД в промзоне Очаково — месте удачном с транспортной точки зрения, а также тем, что приземистое трехэтажное здание имело несколько одинаковых по значимости входов и было окружено удобными парковками. Подъехав к своему месту, с которого просматривалась вся площадь парковок с темнеющими за ней складами, он обнаружил, что место занято — здесь стоял чей-то «Ниссан».

«Охрана проспала», — подумал Лобанов без раздражения, но посигналил, привлекая внимание. Вскоре на крыльце показался недовольный охранник, однако, узнав автомобиль, всплеснул руками, как хозяйка, у которой выкипел суп, и метнулся внутрь.

«Что же это он выходит на улицу смотреть, что случилось, ведь у него там монитор перед носом? — отметил про себя Анатолий Николаевич. — Телевизор, наверное, включили. Надо Писарева воспитывать, чтобы он своих сторожей как-то в чувства приводил. Почему вообще на служебной стоянке оказалась машина клиента? Никто работать не хочет».

Вскоре вместе с охранником на крыльце появился какой-то усатый тип в темном свитере, на котором выделялся светлый прямоугольник бэджика. Анатолий приспустил чуть запотевшее стекло и всмотрелся. Фамилию он не разглядел, но с удивлением обнаружил на пластиковой метке незнакомца логотип своей компании. Пока недовольный владелец «Ниссана», под руководством охранника, отъезжал с места хозяйской парковки, Лобанов с недоумением размышлял, откуда взялся новый сотрудник. Войдя, наконец, в здание, он прошел в свой кабинет, находящийся в соседнем с офисом крыле и отделенный от комнат сотрудников небольшим переходом. Несмотря на участие в деятельности нескольких компаний, своим рабочим местом и главным делом Лобанов считал «Агрохимцентр» — его собственное детище, приносящее если не самую большую, то уж точно гарантированную часть его денег. Он создал эту компанию в соответствии со своим представлением о том, как надо вести дела, и считал продуманную технологию главным залогом стабильности и успеха. То есть если в других компаниях Анатолий делал деньги, то здесь еще и царил.

В приемной Лобанова, как всегда, встретили тишина и порядок, обеспечиваемые его бессменной помощницей — Ольгой Андреевной. Странный выбор и приверженность «старым кадрам» частенько были предметом шуток партнеров и недоумения клиентов. Но Анатолий твердо отклонял все попытки сосватать ему в секретари молоденьких образованных девиц.

— Девушками надо любоваться в клубе, на работе же важна не красота, а опыт, — объяснял он тем, кто одолевал его глупостями по поводу пенсионного возраста секретарши.

— Шеф ее держит за то, что она Ленина видела, — хохмили некоторые, на что Анатолий Николаевич спокойно отвечал:

— Нет, Ленина она, к сожалению, не видела, но при Хрущеве уже работала. А на пенсию ушла с должности начальника канцелярии Министерства торговли. Любую бумагу помнит наизусть, как Любшин в фильме «Щит и меч», а любого клиента вычисляет по первому «Алле!». Таких уже мало, а скоро совсем не будет, завидуйте.

И действительно, те, кто знал деловые качества Ольги Андреевны, удивлялись ловкости Лобанова, никогда не имевшего проблем, знакомых большинству и возникающих из-за неумения секретарей самим решать что, когда и кому надо говорить и не говорить.

— Доброе утро, Анатолий Николаевич! — уютно, по-домашнему пропела Ольга Андреевна, поднимаясь из-за стола и выходя ему навстречу.