Одна отвергнутая ночь (ЛП)

Меня слишком ранили недавние поступки Миллера. Правильные слова неправильных людей могут сбросить его обратно во мрак, и только моя сила сможет его вытянуть.

— Прикоснись ко мне, — командую я ласково, — пальцами. — Беру его руку и направляю её к точке между моих бёдер. — А потом войди в меня и двигайся не спеша.

Он кивает в молчаливом понимании и рукой облокачивается о стойку, когда меня обжигает его прикосновение. Дыхание перехватывает.

— Позволь мне ощутить твой вкус, — шепчет он, сближая наши лица.

Отвечаю на автомате, нет нужды в раздумьях, я приподнимаюсь и со стоном сплетаю наши губы, руками обнимаю его за шею. Каждая моя мышца напряжена в предвкушении, ноги раздвинуты еще шире, готовясь принять как можно больше его. Его движения неспешные, расчётливые, два пальца идеально скользят по плоти, изысканно меня распаляя. Я не дышу, по мере нарастания удовольствия углубляю поцелуй.

Я выдыхаю, посасывая его нижнюю губу, после роняя голову обратно на столешницу.

Его глаза прикрыты, рваное дыхание в такт моему собственному, он не прекращает уверенных движений пальцев по моей пульсирующей плоти.

— Боже, Оливия. — Он обессилено опускает голову, в конце конов, пальцами раздвинув мою плоть, осторожно опустившись на меня всем своим весом, со стоном заполняет меня.

Я выгибаюсь с безумным криком:

— Миллер!

— Блять! Люблю слышать, как ты кричишь моё имя. — Он отстраняется и снова заполняет меня, сила его движений очевидна не только от моих непрекращающихся криков и стонов, но и от резкости черт его лица. Я борюсь с желанием закрыть глаза, отчаянно стремясь потеряться в темноте наслаждений, но еще отчаянней желая видеть его. Есть нечто удивительное за пеленой мрачного желания его пьянящих глаз, но я теряю этот потрясающий вид, когда он наклоняется и теплотой рта терзает мой чувствительный сосок. Это отправляет меня в чувственный перегруз. Меня начинает трясти.

— О Боже! — Мои руки в его волосах сжимаются в кулаки, прижимая его к моей груди, бедра приподнимаются навстречу давлению его пальцев. Все нервные окончания бесконтрольно вибрируют, голова мечется из стороны в сторону, мысли разбросаны. Чувствую, как приближается оргазм, удовольствие, захватившее каждую клеточку тела, собирается в одной точке, готовое взорваться. И благодаря укусу соска и движению сильных пальцев глубоко во мне это происходит.

Земля перестаёт вращаться вокруг своей оси. Жизнь останавливается. В голове туман. Слышу отдалённый звук рычания и, как только перебарываю первоначальный натиск дичайшего удовольствия, я устало поворачиваю голову и вижу Миллера, он стоит в полный рост и смотрит, ласково поглаживая меня между ног, снимая моё напряжение. Его толстое, пульсирующее возбуждение гордо стоит в паху.

Я ничего не говорю, преимущественно потому, что у меня нет сил, но я все же поднимаю руку и, проведя по всей его длине, подушечкой большого пальца снимаю каплю смазки, сочащуюся из головки. Миллер шипит, мышцы торса заметно сокращаются, пока он пытается совладать с моим прикосновением. Он беспрестанно пульсирует, и я прямо вижу, как колотится сердце у него в груди. Хватает всего одного ласкового движения моей руки по нему, чтобы заставить его кончить. Он убирает мою руку и, придвинувшись ко мне, со стоном изливается мне на живот. Меня накрывает его тепло, и от этого я расслабляюсь, спиной прижимаясь к мрамору, глазами впитывая этот потрясающий вид. Я плыву в волшебной долине совершенства.

— Засыпаешь? — ушей касается его грубоватый голос, и я мурлычу, закрыв глаза. Он осторожно убирает руку от моего лона и кладёт её на мой живот. А потом он размазывает по мне своё семя, повсюду от груди до ног. Я испачкана. Более безразличной по этому поводу быть невозможно. Он наклоняется и целует меня в губы, побуждая открыться ему. Позволяю ему со всей внимательностью терзать мой рот. Я могла бы уснуть прямо здесь на этой массивной столешнице.

— Давай же. — Он поднимает меня в сидячее положение и устраивается между моих ног, всё это время не разрывая наш поцелуй. Я обнимаю его за плечи и он, обхватив меня за ягодицы, подтягивает к себе. — Можешь помочь мне приготовить завтрак.

— Могу? — выпаливаю, отчего он отстраняется, пытливо хмурясь. Навела бардак на его столе, с его одеждой… с собой. И теперь я могу помочь ему приготовить завтрак на его идеальной кухне, где всё расставлено с военной точностью? Не уверена, что готова к этому и, положа руку на сердце, с учётом степени его помешанности, меня эта перспектива пугает.

— Только давай не будем придавать этому слишком большое значение, — предупреждает он.

Это большое значение. Огромное.

— Ты сам можешь приготовить, — предлагаю, чувствуя небольшое потрясение. Он и так уже столько мне дал. Не хочу испытывать судьбу.

— Так просто тебе не отвертеться. — Он едва уловимо целует меня в щёку, ставит на ноги и, развернув в своих руках так, что я спиной прижимаюсь к его торсу, кладет подбородок мне на плечо. — Но сначала быстро умываться.

Он ведёт меня вперёд с руками, прижатыми к моему животу, шаг за шагом, пока мы не останавливаемся у раковины, и он не включает кран. Он смачивает полотенце, выдавливает немного жидкого мыла и тщательно обтирает мой живот, а потом, встав на колени, обтирает мои ноги. Всё, что я могу делать, это стоять и глотать собственный стон.

Намылив наши руки вместе, он тянется через меня и моёт раковину, я же просто наблюдаю за ним с улыбкой.

— К холодильнику, — шепчет он, нежно подталкивая меня, и вот мы стоим перед огромными зеркальными дверцами. Нагота Миллера скрыта. Но не моя. — Потрясающий вид. — Он, не отводя взгляда, кусает меня за плечо и рукой скользит вниз по моему животу к местечку между ног. Я перестаю дышать и, с едва слышным писком, щекой прижимаюсь к его лицу. — Такая тёплая и притягательная, — шепчет он, а потом языком пробегает по оставленной им у меня на плече отметине, сразу четырьмя пальцами проводит по моей влажности. Это движение на чувствительной коже вызывает у меня стон, я замечаю, как темнеет его взгляд. — Ты всё ещё пульсируешь, сладкая.

Бёдрами толкаюсь в пах Миллера, вырывая из него похожий на мой собственный, полный похоти звук.

— Ты хотел меня покормить, — напоминаю ему,довольно глупо. Я всегда предпочту еще больше сеансов его обожания рутинной необходимости принимать пищу.

— Верно, но не обещаю, что не воспользуюсь одним из твоих самых притягательных состояний, пока мы готовим завтрак. — Он пальцами кружит вокруг клитора, усиливая пульсацию.

Боже, помоги мне!

— Миллер, — я зажмуриваюсь, отодвигаясь, тело само перемещается, стараясь избежать его невероятно искусных прикосновений.

Он губами прижимается к моему уху:

— Я могу привыкнуть готовить нам еду с моей привычкой, тесно прижатой к моей груди.

Если так случится, мы, наверное, никогда не будем есть. Моя потребность в нём разрушительна, и я заставляю себя развернуться.

Только ничего не выходит.

— Нет-нет-нет, — его ладонь прижимается к мягкой коже моего живота и не спеша перемещается вверх, пока пальцы не замирают в уголке рта. Наши взгляды прикованы друг к другу, когда он оставляет на моих губах мою же влажность. — Оближи.

Тогда как его приказ должен был заставить меня пристыжено съежиться, он, наоборот, лишь распаляет моё желание. Я следую его команде, губами не спеша захватывая его пальцы, всё это время он удерживает меня на месте, скорее жадным взглядом, чем своей сильной рукой.

— Вкусно, согласна?

Я киваю, хотя более склонна думать, что кожа под влажностью гораздо вкуснее.

— Пока достаточно, — он убирает пальцы и ладонями проводит вниз по моим рукам, пока не накрывает тыльные стороны моих ладоней. — Это может занять некоторое время.

— Только если ты не можешь держать при себе свои руки, — отвечаю тихо, желая, чтобы мне не надо было идти на работу, и мы могли бы весь день готовить завтрак.

Он поднимает наши руки и переплетает пальцы так, чтобы мы могли вместе открыть дверцу холодильника.