Диагноз: Любовь

— Наверное, — сказала я.

Лизетт сообщила, что они с дочерью Сашей собираются пойти за покупками в «Харродз» для поднятия настроения.

— У нее сейчас очень сложный период, на нее столько всего свалилось. Ее бросил парень, и она не знает, что ей делать со своей жизнью. От всех этих переживаний страдает учеба в Лондонской школе экономики. А теперь еще Саша собралась стать поэтессой, как ее тетя Джудит. Передай Джуд, чтобы она больше не пыталась помочь ей. А вот и он!

Это действительно был он. Саймон Берг. Человек, которого любила моя мать. С легкой улыбкой на губах он шел к нам через вестибюль «Коннота» — смуглый и щеголеватый, с подтянутым животом и четкими чертами лица. Он был одет в серый костюм с бордовым галстуком. По сравнению с ним папа был слишком полным и несколько бледным. Да, еще меня удивило, что у Саймона узкие плечи. Я представляла его более основательным и сильным.

— Привет, Джекси, — сказал он, подходя и целуя ее. — Ты, как всегда, прекрасна.

Потом он скользнул по мне взглядом и, не скрывая удивления, повернулся к Джекси.

— Саймон, это дочь Сильвии, — представила меня Джекси, подталкивая вперед.

— Дочь Сильвии Беллинджер, — добавила я на тот случай, если он забыл, и пожала ему руку. — Холли.

Саймон выглядел ошарашенным: он не произнес ни слова, удерживая мою ладонь чуть дольше, чем следовало бы для обычного рукопожатия.

— Здравствуй, Холли, — произнес он, наконец справившись с собой.

То, как он смотрел на меня, сразу объяснило, почему мама в него влюбилась. Я почти физически ощущала взгляд Саймона — пронзительный и мягкий одновременно.

— Я лучше проконсультируюсь у портье, как нам найти самые главные магазины, — сказала Лизетт. — Мы с Сашей плохо ориентируемся в городе.

— Как твоя мать? — спросил Саймон, когда Лизетт направилась к конторке.

Я взглянула на Джекси, которая изучала то ли люстру, то ли лестницу, лишь бы не смотреть на нас. Внезапно я все поняла: Джекси хотела привести меня на встречу с ним, потому что она никогда не говорила Саймону, что в последний раз видела Сильвию, когда подбирала ей одежду для похорон.

— Она… умерла, — запинаясь, ответила я.

— Она умерла? — повторил Саймон, и его глаза расширились от ужаса.

Я кивнула, не сводя с него взгляда, зачарованная выражением его лица. Он выглядел неподдельно расстроенным.

— Она погибла, попав в автокатастрофу, — объяснила я. — Это было два года назад.

— Два года назад? — спросил он, поворачиваясь к Джекси. — Почему я об этом слышу только сейчас?

— Я не знала, как сказать тебе, — ответила она.

— Просто сказать! Просто сказать мне правду! Господи, неудивительно, что ты не стала врачом.

Неожиданно вернулась Лизетт, болтая о «Харродс» и предстоящей прогулке по его отделам.

— Милый, с тобой все в порядке? — спросила она, но Саймон даже не улыбнулся в ответ. Теперь его лицо выглядело совсем по-другому: самоуверенность, еще минуту назад светившаяся в его карих глазах, сменилась напряжением. Я не могла понять, было ли это выражение печали, сожаления или простого страха. Возможно, это было смешанное чувство, вызванное неожиданным известием.

— Я в порядке, — глухо произнес он, обнимая жену за плечи. — Иди и потрать кучу денег.

— Вот теперь я вижу, что ты не в порядке, — захихикала Лизетт. Она была единственной из нас, кто мог сейчас смеяться.

— Ты злишься, — заметила Джекси чуть позже, когда мы уже сидели с Саймоном в ресторане.

Я подняла свое меню в кожаной обложке, чтобы спрятать за ним лицо. Этот разговор они должны были вести наедине. Я справилась со своей задачей: сообщила плохую новость. Можно мне теперь уйти?

— Ну а чего ты ожидала? Я чувствую себя выброшенным на обочину за ненадобностью, — сказал Саймон.

— Мы все выброшены на обочину, — ответила Джекси.

«Откровенно говоря, выброшенной на обочину оказалась я одна», — раздался в моей голове мамин голос. Я изучала меню в поисках чего-то не запредельно дорогого. Двадцать фунтов за тарелку жареных аспарагусов? А что, тарелку потом можно забрать с собой?

— Как насчет бокала вина, Холли? — спросил Саймон, возвращая свое меню затянутому в смокинг официанту, возникшему у нашего столика.

— Конечно, — сказала я.

Джекси заказала мимозу, Саймон и я предпочли по бокалу шардоне.

— Ты боялась, что для меня это будет слишком тяжело? — спросил Саймон, когда официант удалился.

— Я боялась, что ты появишься на похоронах, — недовольно пробормотала Джекси. — А остальные со мной согласились.

— Боялась, что я… Какие остальные? Кто там был? Об этом знали все?

Джекси пожала плечами.

— Только Тор. Эрни. И Вездесущий Вик.

— Но не я, — закончил Саймон.

— Это было бы нечестно по отношению к отцу Холли, — сказала Джекси.

Саймон покачал головой и отвернулся, с грустью обронив:

— Это было так давно.

— Не злись. Я несколько лет тебя не видела, — сказала Джекси, и это прозвучало почти как мольба.

— А теперь ты спишь с моей младшей сестрой. Не знаю, что и думать. — Саймон пожал плечами.

К счастью, думать никому не пришлось, потому что вернулся официант с нашим вином. Я поспешила сделать глоток.

— Холли, твоя мама занималась офтальмологией, не так ли? — спросил Саймон, когда мы сделали заказ. Я очень надеялась, что не влипну с этим счетом, поскольку, кроме аспарагусов, заказала салат с лососем, стоивший тридцать фунтов. Мой кашемировый свитер обошелся мне дешевле.

— Да, офтальмологией, — подтвердила я, удивляясь, откуда он знает, если они столько лет не общались. — А как насчет вас?

— Лор, — ответил он. «Совсем как Мэттью, — подумала я. — Ухо-горло-нос — специализация, гораздо более безвредная, чем у большинства хирургов».

— Холли тоже доктор, — сказала Джекси.

— Великолепно. — Голос Саймона прозвучал безо всякого энтузиазма. Он даже не поинтересовался, какой я врач. Это нормально: мне не хотелось говорить о медицине, ведь у нас были гораздо более важные темы для разговора.

Обед прошел практически в тишине, но сами блюда того стоили. Жареные аспарагусы, слегка присоленные и политые маслом с непонятной пряной специей, оказались самым вкусным, что мне доводилось пробовать в своей жизни. Я так увлеклась едой, что вздрогнула, когда, услышав вопрос Саймона, вдруг обнаружила, что за столом остались только мы с ним, — Джекси ушла в вестибюль, чтобы без помех поговорить с кем-то по телефону.

— Сколько тебе лет, Холли? — спросил он. — Двадцать семь? Двадцать восемь?

— Тридцать один, — ответила я. От такого признания в горле внезапно образовался ком. Саймон сказал, что его дочери двадцать два. Значит, я выгляжу ненамного старше ее.

Потом он спросил, замужем ли я и есть ли у меня дети.

— Нет, — ответила я, с легким вздохом откладывая вилку.

— Это хорошо, — заметил Саймон. — Думаю, твоя мать сказала бы, что тебе не приходится подстраивать свою жизнь под других и страдать из-за непоправимых ошибок. — Саймон помолчал, глядя на меня, потом добавил: — Впрочем, ты знаешь свою мать лучше, чем я. Мне не стоило бы говорить такие вещи о Сильвии.

— Нет, то есть… вы знали ее… — начала я, но, прежде чем довела до конца свою мысль, к нам вернулся официант.

— Что скажешь, Холли? — спросил Саймон, разводя руками над своей пустой тарелкой. — Десерт?

— Конечно, — ответила я, словно маленький ребенок. Не только потому, что я наелась, но и потому, что тарелочка с морковным пирогом обойдется ему долларов в пятьдесят. К тому же я не хотела, чтобы наш обед так быстро завершился.

— Ваша гостья закончила? — спросил официант, показывая на почти не тронутый обед Джекси.

— Думаю, да. Можете забрать это. — Саймон передал официанту тарелку Джекси. Когда со стола были убраны наши приборы, он посмотрел на дверь ресторана и поинтересовался: — Интересно, куда могла подеваться Джекси?

— Вы были влюблены в мою мать? — выпалила я, не успев даже задуматься над тем, что говорю. Мне было ясно лишь одно: я должна расспросить его обо всем, причем прямо сейчас, пока наша встреча не закончилась. Вот и все.