Простые радости

Роман встал рядом с Феникс:

– Почему ты меня так оставила? Почему ты скрывалась все это время?

– Так было лучше всего. Как только это станет возможным, я отправлюсь в Оклахома-Сити.

Она сняла очки.

– Ты бледна. Даже бледнее, чем обычно.

– Я болела. Простуды, грипп, все такое.

– Простуды? Ты хочешь сказать, что несколько раз простужалась, а затем заболела гриппом?

– Да, именно так.

Роман потянулся к шляпе, которая все еще была на ней надета.

– Я не собираюсь сделать тебе больно, – сказал он, когда она дернулась в сторону. – Ты помнишь, мы об этом уже как-то говорили?

Феникс промолчала. Она скрестила руки и продолжала так сидеть, даже когда он снял с нее шляпу.

– Ты показывалась врачу?

– Оставь меня в покое.

Роман почувствовал сильный страх. Этот страх почти уничтожил его гнев, но не до конца.

– Ты злишь меня, Феникс. Злишь и пугаешь. Как давно ты показывалась врачу?

– Несколько недель назад. Две или три.

– И ты все еще больна?

– Мне уже лучше.

Роман пристально посмотрел на нее:

– Ты могла бы уже уехать в Оклахома-Сити, если бы захотела.

Она опустила глаза.

– Ведь могла?

– Я не хотела.

Он едва слышал ее.

– Ты сказала, что не хотела уезжать?

Их глаза встретились, и его охватило желание. Она прошептала:

– Да. Я не должна быть рядом с тобой, но я здесь. Роман знал, как вернуть ее. Он встал и протянул руку.

Через секунду она позволила поднять себя на ноги.

– Я скучал по тебе. – Он крепко сжал ее руку. Феникс отвернулась, но он успел разглядеть слезу на ее щеке.

– В чем дело? Что случилось? Я думал, у нас все в порядке.

Она покачала головой.

Окна в комнате были высоко в стене, и солнечный свет, падая сверху, золотил ее волосы, тонкое белое платье превращал в прозрачную паутину.

Его взгляд остановился на ее животе, и сердце его забилось так, как никогда прежде. Свободной рукой он слегка дотронулся до ее тела.

Она наклонила голову:

– Так случилось.

– Так случилось? – Он погладил ее округлившийся живот. – Но для меня это не просто «случилось». Это мой ребенок.

– Я полагаю, ты не мог бы ответить иначе.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что это случилось несмотря ни на что.

– Что ты имеешь в виду? – Когда он обнял ее, она прильнула к нему. – Что, любовь моя?

– Я устала.

– Боже мой! Ты и выглядишь усталой. Ты должна была быть со мной все это время, а не в этой дыре. Ты моя, Феникс. Иди приляг, пока я все приготовлю, чтобы забрать тебя отсюда.

– Мне не нужно лежать. Прекрати беспокоиться. Прекрати поступать правильно. Ты ни в чем не виноват.

Он сжал кулаки у нее за спиной.

– Кого еще винить, как не меня? Ты же уже сказала, что это мой ребенок. – Его ребенок. Все, что ему сейчас хотелось, – это схватить ее и увезти отсюда, знать, что она в безопасности, что ей хорошо и она счастлива – и она его.

– У меня было много времени, чтобы во всем разобраться, Роман. – Она подняла голову: – Ты знал, что я была подругой Эйприл. Думаю, ты знал, что Вилли это мое имя.

– Нет…

– Ты никогда не называл меня по моему первому имени. Я сказала, что не люблю его, и ты не настаивал. Мы стали любовниками, и ты никогда не пытался узнать это имя.

Его старые привычки никуда не исчезли. Как он мог за какие-то секунды заставить ее понять, чему он научился за все предыдущие годы?

– Все детство меня мучили, – сказал он ей. – У меня никогда не было собственных мыслей. Я имею в виду, что меня постоянно спрашивали, о чем я думаю и почему. И с кем разговаривал и о чем. Я не могу заставлять людей говорить против их воли. Я думал, ты скажешь мне, когда будешь к этому готова. Ты так и сделала.

Она наклонила голову и стала разглядывать его лицо.

– Я только хочу, чтобы ты дал честное слово, что не спрашивал меня, потому что не хотел быть навязчивым и лезть мне в душу.

Беременные женщины могут быть немного странными, чересчур мнительными. Он раньше никогда не общался с беременными, но слышал, как порой трудны они бывают в общении.

– Честное слово, Феникс. Ты можешь положиться на мое слово.

– Ты уверен?

– Ты поверишь моему слову, если только будешь мне доверять, не так ли? Зачем мне обманывать тебя?

– Потому что Эйприл просила тебя поручить мне заботу о ребенке.

Он глубоко передохнул:

– Она этого не говорила. Но что из того, даже будь это так?

– Тогда, может быть, ничего. Но возможно, позже, после того как Джуниор была с тобой уже какое-то время, ты не захотел с ней расстаться. Может быть, ты любил Эйприл, знал ее раньше…

– Нет!

Она прильнула к нему:

– Может быть, я стала нужна тебе из-за Джуниор.

– Потому что… Я очень хочу, чтобы Джуниор была со мной. Я люблю мою маленькую девочку больше, чем могу это объяснить. Но я никогда не видел Эйприл до того, как обнаружил ее в той канаве. Я узнал ее фамилию из твоего разговора с Ванессой. Я видел вашу беседу на экране в другой комнате, которую нашел после долгих поисков. Это ты мне подсказала, кем в действительности была мать Джуниор.

Выражение ее лица изменилось.

– Феникс, я хочу тебя ради тебя. Я хотел тебя такой, какая ты есть, с того самого времени, как впервые встретил, – он нежно погладил ее животик, – и теперь хочу тебя и того, кто находится теперь здесь.

Она положила ладонь ему на грудь:

– Тебе нужно подстричься.

– Не заговаривай мне зубы.

– И побриться.

– Тогда что?

– Эта футболка годится только на тряпки.

– Дасти хочет использовать ее для уборки дома.

– Дай ее мне.

Он погладил Феникс по лицу и поцеловал в лоб.

– Я прошел все муки ада, детка.

– Прости.

– Хорошо.

– Я тоже прошла через ад, Роман.

– Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала. Обещай, что в случае, если тебя начнут одолевать сомнения, ты мне об этом скажешь. Ты не будешь ничего держать в себе, чтобы страдать в одиночку – и заставлять меня тоже страдать, – ты просто придешь и скажешь, как ты бесценна.

– Бесценна? – Она резко подняла к нему лицо с полуоткрытыми губами.

Роман не смог подавить в себе улыбку:

– А, заметила? По некоторым причинам ты не веришь никому, кто любит тебя из-за тебя.

Феникс обняла его за шею.

Он почувствовал довольно-таки сильный удар между ними и широко улыбнулся.

– Прекрати смеяться, – велела она ему. – Надеюсь, ты не перестанешь улыбаться, когда у тебя на руках окажется и двухлетний ребенок, и новорожденный.

Он открыл рот, чтобы ответить, но она прижала палец к его губам:

– Я очень хотела, чтобы кто-нибудь полюбил меня ради меня самой. Ты именно так любишь. Теперь поцелуй меня.