Мечты Энни

— У Сильвии есть все, так ведь? — заметила Мари после того, как гостьи ушли.

Энни резко взглянула на нее. В голосе сестры послышалась зависть.

— Что ты подразумеваешь под словом «все»?

— Муж, ребенок, мать и отец. Она уж точно не нуждается в нескольких шиллингах, и главное — она беременна.

— Ты говоришь так, словно завидуешь.

— Я не завидую тому, что у нее есть отец, мать, муж, и мне плевать на ее деньги, но я бы отдала все, что угодно, лишь бы иметь такую же малышку, как Жасмин.

Энни как раз готовила на ужин салат.

— Ты что, язык проглотила? — беззаботно сказала Мари.

Энни гневно взглянула на сестру.

— Я просто думала над тем, какое же это было глупое замечание! Ты три раза была беременна. Первый аборт был неизбежен, но никто не заставлял тебя делать два других.

— Ты сама доброта. — Вскинув голову, Мари пошла в гостиную.

Энни последовала за ней, размахивая хлебным ножом.

— Нельзя ожидать сочувствия, если ты с восхищением говоришь о ребенке другой женщины, когда сама могла бы уже иметь собственных ребятишек.

Мари выскочила через стеклянные двери. Энни вышла следом за ней.

— Ты сама предпочла карьеру семье.

— Спасибо, что напомнила мне об этом, — огрызнулась Мари.

— Мы все хозяева собственной судьбы.

— Какая глупость!

Мари исчезла под сенью ивы.

Энни опустилась на колени рядом с деревом.

— И вот еще что. Ты разве никогда не слышала о противозачаточных средствах?

— Ну разумеется, слышала, но таблетки мне не подходят, и остальное тоже не помогает. Должно быть, я самая плодовитая женщина на земле. То есть была таковой.

— О Мари, — вздохнула Энни. — Даже не знаю, что сказать.

— Все, что могла, ты уже сказала.

Энни сделала над собой усилие, чтобы придумать что-то ободряющее:

— По крайней мере, летом ты будешь играть в театре.

— С чего ты это взяла? Я буду работать в баре.

— А я думала, что в театре!

Энни приоткрыла завесу из листьев и забралась внутрь.

— Мне что же, нужно залезть на дерево, чтобы скрыться от тебя? — заворчала сестра.

— А помнишь, как мы, бывало, ходили в драматический театр? Игра некоторых актеров была просто великолепной, но о большинстве из них я никогда с тех пор не слышала.

— К чему ты клонишь, сестренка?

— В твоей профессии большая конкуренция, милая. Даже мне известно, как мало актеров добиваются успеха.

Мари сверкнула глазами.

— Вообще-то у меня нет ни малейшего желания отступать.

— В таком случае прекрати распускать нюни и прими все как есть.

Энни вздохнула с облегчением, увидев, что Мари улыбнулась.

— Я не часто хнычу, сестренка. Все из-за этой дурацкой операции. Когда я лишилась матки, мне показалось, что я больше не смогу быть полноценной женщиной. Все, что у меня осталось, это сцена. А ради чего же еще я тогда пожертвовала двумя малышами? Я провела большую часть своей жизни, стремясь стать актрисой, однако сейчас нахожусь не ближе к заветной цели, чем в тот день, когда покинула Ливерпуль.

— Ты актриса, Мари. В любом случае, может, что-нибудь да и получится из картины, которую вы снимали в Испании.

— Она не появится в прокате до начала следующего года, и это обыкновенная дешевка, сестренка. Фильм малобюджетный, а у режиссера еще молоко на губах не обсохло. Он даже не осознавал, что делает.

Энни легонько похлопала ее по руке.

— Ты обязательно добьешься своего, сестричка. Я чувствую это.

Вторая дочка Сильвии, Ингрид, родилась светлокожей и белокурой и как две капли воды была похожа на Эрика, по единодушному мнению его родителей.

— Я паршиво себя чувствую, — призналась Сильвия, когда Энни пришла проведать ее в роддом, — но идея обмануть их принадлежала Эрику, а не мне.

— Я бы отдала все на свете, чтобы иметь еще одного ребеночка.

— А что тебе мешает, Энни?

Энни засмеялась.

— Вообще-то, если ты этого еще не заметила, у меня нет мужа.

— А зачем они нужны? — беспечно сказала Сильвия. — Соблазни Криса, он будет только рад. А потом мы могли бы вместе гулять с нашими детишками в парке, как когда-то мечтали. Правда, мы опоздали ровно на десять лет, но это не важно!

— Я слишком старомодна. — Энни скорчила гримасу. — Я на такое не способна.

ГЛАВА 3

С приближением зимы Энни чувствовала себя несколько подавленной, день укорачивался, а ночи становились темнее. Люди уже готовились к Рождеству.

«Что же мне удалось достичь в этом 1975 году?» — как-то спросила себя Энни ненастным ноябрьским серым днем. Ее окружал целый ворох одежды, которую еще предстояло починить. Однако вместо этого она, облокотившись на швейную машинку, уныло глядела в окно на мокрые тротуары и поникшие сады тупика Хезер.

«Да абсолютно ничего, — ответила она сама себе. — Ничего, что заслуживало бы хоть малейшего внимания».

В то время как Мари предложили очередную небольшую роль в фильме, Валерия Каннингхэм получила повышение, став офис-менеджером, а Сильвия снова закружилась в вихре званых вечеров, ее собственное существование сводилось к тяжкому труду. Энни практически никуда не ходила, даже в кинотеатр. На это просто не хватало времени, да и в любом случае, ей даже не с кем было пойти, не считая разве что Криса Эндрюса. Если бы работа за прилавком приносила больше прибыли, Энни могла бы нанять помощника, и тогда по субботам у нее был бы выходной. Однако она не зарабатывала столько денег, чтобы можно было бы с кем-то поделиться.

Вздохнув, она приказала себе прекратить попусту тратить время и подняла с пола юбку, на которой недоставало одной пуговицы.

— Я по горло сыта тем, что стираю и чиню выброшенную женскую одежду, — вслух сказала Энни. — Но если Сара будет поступать в университет, мне придется заниматься этим на протяжении последующих десяти лет.

А что еще ей оставалось делать? В следующем году Дэниел перейдет в школу Гренвиля Лукаса, а Саре исполнится тринадцать. Возможно, Энни могла бы попытаться найти другую работу. Хотя проблема с детьми по-прежнему оставалась актуальной. Разумеется, они уже не были такими маленькими, как раньше, но все же Энни была еще не готова разрешить им самостоятельно слоняться без дела во время каникул. Кроме того, она не представляла, как она будет выполнять чьи-то распоряжения после того, как долгое время управляла собственным бизнесом. Было все-таки приятно чувствовать себя независимой.

Энни вздохнула с облегчением, услышав телефонный звонок. Она подумала, что это Сильвия, но оказалось, что на проводе тетушка Дот.

— Ты смотришь телевизор, милая? — спросила она.

— Нет, он мешает мне работать.

— Консерваторы избрали своим лидером женщину, Маргарет Тэтчер. Я никогда не голосовала за них, однако, по-моему, это здорово. Боже упаси, чтобы подобное случилось, но если они пройдут на выборах, премьер-министром у нас будет женщина.

Энни согласилась, что женщина, будь то кандидат от тори или от какой-либо другой партии, могла бы принести стране только пользу.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Да ничего, терпимо, моя девочка. — Дот тихонько засмеялась. — Сегодня утром меня скрутило прямо на унитазе, и Берту пришлось помочь мне слезть с него. Мы женаты уже сорок лет, и он впервые увидел меня на унитазе. — Ее артрит распространялся с ужасающей быстротой. Берт говорил, что она часто готова расплакаться от боли. Дот продолжала:

— Весь фокус в том, чтобы не сдаваться, иначе на себе можно поставить крест. Вот увидишь, однажды я проснусь, и от боли не останется и следа.

— Очень хочется на это надеяться, тетушка Дот.

После того как Дот положила трубку, Энни позвонила Сильвии. Ответила Сиси, сказав, что Сил обедает с Эриком.

— Извини, милая, я не могу уделить тебе ни минуты, Ингрид плачет.

Энни зажгла свет — гулять так гулять, и поставила пластинку «Фредди энд Дримерз». Сегодня ее дети придут поздно. Сара ужинала у подруги, Луизы, а Дэниел играл на бильярде. У одного из его одноклассников был бильярдный стол, стоявший прямо в гараже. Дэниел отчаянно желал приобрести и себе такой же.