Школа обольщения

— Не думаю, что смогу когда-нибудь заниматься любовью с мужчиной, у которого грудь не волосатая, — говорила Вэлентайн, прижавшись носом к его груди и вдыхая, как страстный гурман, запах его темных волос, в которых проглядывала седина. — А ты? — И это был самый серьезный ее вопрос за пять дней.

Вэлентайн летела другим рейсом и на день раньше Джоша. После каждой деловой поездки его в аэропорту непременно встречали жена и кто-нибудь из детей. При мысли об этом Лос-Анджелес вновь возник из небытия перед Джошем. Даже в аэропорту, перед отлетом, Вэл не заговорила ни о следующей неделе, ни о следующем месяце. А что она могла рказать? Она узнает будущее, только когда оно само распахнется им навстречу. Казалось, ее пронзила игла ирландского фатализма, давно засевшая в ее порывистой душе. Ничто не побудило бы Джоша Хиллмэна сильнее влюбиться в нее, чем этот отказ планировать, рассчитывать, организовывать и это стремление покориться и повиноваться мимолетности. Она не пыталась пришпилить его, добиться гарантий на будущее, чего-то потребовать и этим сводила его с ума. Что это? Два корабля разминулись в ночи? Чушь! Он добьется этой женщины, чего бы это ни стоило ему. Он посмотрел ей вслед сквозь последнюю дверь, заметил в ее глазах влюбленное «прощай», отметил и беззаботность ее легкой быстрой походки и едва не бегом бросился к поджидавшему его автомобилю. «Британский музей», — приказал он шоферу. Только эти монументальные каменные залы, хранящие суровую добычу веков, соответствуют своей мрачностью его ощущению одичалости, покинутости.

Билли Айкхорн

имеет честь пригласить вас на праздничный

вечер в «Магазин грез».

Первая суббота ноября 1976 года,

9 часов вечера.

ТАНЦЫ

ВЕЧЕРНИЙ ТУАЛЕТ

Незадолго до того как были разосланы приглашения, «Вумен веар» предсказала, что этот вечер станет самым славным с тех пор, как Трумен Капоте открыл публике Кей Грэм. Когда Билли спросила, кого приглашать, Спайдер ответил:

— Всех.

— Но я незнакома со «всеми», Спайдер. О ком вы?

Работая с ней бок о бок над возрождением магазина, Спайдер заметил, что Билли, непонятно почему, держится в стороне от светской жизни, в которой, ему казалось, она должна была бы участвовать. Ее личная жизнь при отсутствии семейных связей и близких друзей представлялась ему до странности пустой. Откуда ему было знать, что она, в сущности, большую часть жизни провела в одиночестве. Так уж сложилась ее жизнь. В юности она потеряла — возможно, навсегда — способность легко заводить друзей. От долгих лет в положении отверженной на душе у нее остались шрамы, которые не исчезнут, какие бы внешние перемены ни наступили. Покинув Бостон, она рассталась с семьей. Выехав из Нью-Йорка после инсульта Эллиса, она никого не подыскала себе взамен тамошних знакомых, из которых, кстати, никто, кроме Джессики, не был ее близким другом. В Лос-Анджелесе она могла бы начать все сначала, но годы забот и почти полной изоляции в цитадели Бель-Эйр не позволяли ей наладить тесные связи с другими женщинами.

Хотя миллионы читателей газет и журналов знали, что имя Билли означает Билли Айкхорн, так же как моментально вспоминали фамилии Лайзы или Джекки, сама Билли так до конца и не свыклась с ролью знаменитости. Она не чувствовала себя известной. Еще в Нью-Йорке Эллис учил ее не доверять мелочным людям, которых в совокупности обычно называют «светом», и сейчас она с радостью пребывала в стороне от светского круга. Перебравшись в Калифорнию, она не сделала ни одного серьезного шага к тому, чтобы освоиться в лос-анджелесском высшем обществе. Кроме того, хотя Билли никогда не разделяла точку зрения бостонского светского общества, категорически заявлявшего, что никакой другой «свет» не заслуживает своего названия, у нее так до конца и не исчезли бостонские манеры и бостонский акцент; следствием этого и было то, что в чем-то она оставалась посторонней и, видно, останется навсегда.

— Даже если вы не знаете всех, они все знают вас, — настаивал Спайдер.

— Ну и что из того? Я ведь не могу приглашать совсем незнакомых людей, правда?

— Можете, черт возьми, — отрезал Спайдер. — Мы, леди, уже потратили около миллиона долларов, и будет просто позором пригласить только соседей.

— Ладно, Спайдер, если вы такой специалист, вы и составляйте список. — Билли спаслась бегством, на мгновение ощутив себя не у дел. С недавних пор рядом со Спайдером у нее часто возникало такое чувство. Ну и наглец, подумала она, злясь на собственную неискушенность в общении и контактах.

Спайдер с упоением взялся за дело. Список открывали имена важных местных персон, затем он вписал баронов и баронесс всего Западного побережья от мексиканской до канадской границ. Потом добавил избранных знаменитостей из Нью-Йорка, Чикаго, Детройта, Далласа и Палм-Бич. Не забыл и Голливуд — Новый и Старый. Светила моды, разумеется. Вашингтон? Почему бы нет? Если не президент Картер, то уж, по крайней мере, вице-президент Мондейл, и что это за вечер, если не приедет Тин О'Нил. Затем он вписал тех, кого называл Всемирными сливками общества, но это чертово стадо нужно тщательно отбраковать. Никого не забыли? О боже! Пресса! Спайдер стукнул себя по лбу. Ради нее все и затевалось. Он тут перебирает знаменитостей и политиков и совсем забыл о тех, кто их создает. Итак, пресса! Не только журналы мод и светской жизни, но и серьезные тузы массмедиа из «Пипл», «Нью-Йорк мэгэзин», «Нью Уэст», «Лос-Анджелес», а также из программ новостей, от Конде Наста до Херста. «Роллинг Стоунз»? Пожалуй, нет. Приедет ли Уолтер Кронкайт? А Нормат Мейлер? А Вудворд и Бернстайн? Если убрать все раздвижные стены и витрины, как планировал Кен Эдам, универмаг легко вместит шестьсот-семьсот человек. Значит, можно пригласить супружеские пары, потому что, уверял себя Спайдер, многие, где бы они ни жили, не поедут всего лишь на бал. Он не забыл и Джоша Хиллмэна с женой. Не слишком ли я увлекся, подумал он, глядя на лежащие перед ним страницы. Он вычеркнул несколько имен из Флориды и Техаса — часто ли они приезжают в Калифорнию? Затем, вновь просмотрев список, вычеркнул имена сомнительные — как с точки зрения их возможностей стать покупателями, так и по незначительности «звездной» величины. Наконец он остановился на трехстах пятидесяти парах и титуле «Главного Торжества десятилетия» для самого мероприятия. А может быть, «Последнее Великое Торжество»? Несомненно, это будет самый дорогой, самый привлекательный для прессы, самый поразительный вечер семидесятых годов, и он вызовет больше всего разговоров.

Недолго раздумывая, Билли решила провести бал в первую субботу ноября 1976 года, сразу после президентских выборов: те, чей кандидат проиграл, хотят забыться, а те, кто радуется исходу выборов, хотят отпраздновать событие. Кроме того, всем хочется отвлечься и не думать о политике, курсе фунта стерлингов и загрязнении окружающей среды.

Как только ушли последние аранжировщики цветов и осветители, появились буфетчики и принялись расставлять бары и столики. На первом этаже, приготовленном для танцев, устроили несколько больших баров. По замыслу Спайдера, в каждой из двадцати четырех больших примерочных установили буфет, бар и дюжину стульев. Предполагалось, что никто из гостей не минует второго этажа, который Билли Болдуин, работая так быстро, как ему еще никогда не приходилось в своей блистательной жизни, превратил в изумительное эротичное попурри из прелестных комнат. Каждый уголок помещения мог снабдить его менее изобретательных коллег идеями на много лет вперед. Внизу не прекращались танцы; три лучших ансамбля Питера Дачина чередовались так, что музыка не прерывалась ни на секунду. Двери в зимний сад в стиле короля Эдуарда были призывно распахнуты, приглашая гостей прогуляться в прелестном дворике позади магазина. Даже полнолуние наступило как раз вовремя. В теплой ночи было что-то волшебное; женщины в задуманном Кеном Эдамом освещении казались красивыми как никогда; мужчины чувствовали себя романтичными и сильными, может быть, просто потому, что их пригласили на самый славный праздничный бал, где так много звезд, а может, великолепие «Магазина грез» пробудило их самые смелые фантазии. Даже непрекращавшееся мерцание разноцветных лампочек вносило радостную ноту. А если кому-то не нравилось, что их фотографировали, значит, они из породы самых мрачных знаменитостей на свете, которых наберется не больше десятка.