Губернаторская дочка. (СИ)

Глава 7.

- Здравствуйте, Софья Николаевна! Вот опять принес письма и записки для вашего батюшки. Сейчас положу их ему на стол. Наверное, дела все очень срочные и важные. Так и пышет от всех этих бумаг генеральством. Одни печати только чего стоят: и сургучные и наши синие канцелярские. Как бы я хотел заглянуть в эти бумаги и почувствовать себя хоть раз губернатором или генералом! Ваш папа должен быть очень умный человек. Весь кабинет его уставлен шкафами с книгами. Я читал название некоторых: все ученость, такая ученость, что нашему брату и приступа нет: все или на французском, или на немецком языке. Государственный человек. Я замечаю, однако же, что он меня особенно любит. Если бы и Вы... эх, канальство!.. Ничего, ничего, молчание!..

- Какой Вы, однако, женоугодник. Так наверное и сыплете комплиментами направо и налево женскому обществу.

- Как Вы могли такое про меня подумать, Софья Николаевна, разве же я давал когда таких поводов? Я в женском обществе почти не бываю. Да и где я мог научиться чтобы стать женским угодником? Жили мы с мамашей на самой окраине города, воспитание и образование я получил самое домашнее, но однако же многому учился и многое познавал самостоятельно. И неизвестно кем бы я еще был, если бы не стал чиновником.

Попрыщин вытащил небольшой медальон и открыв его показал изображение Софье.

- Ой, что это?.. Обезьянка? Арсений Арсеньевич! Вот хорошо что вы мне показали такую смешную обезьянку! А где у нее хвост?

- Это моя мама! Смотрите, как она похожа на вас. Вы просто ее копия.

- Ой, извините!.. А как Вы стали чиновником, Арсений Арсеньевич?

- Мне шел двадцать девятый год год и мы жили вдвоем с мамашей на Нижней Монастырской улице . Я занимался наукою аэродинамикою. Я брал карандаш и зарисовывал на листе бумаги полет каждой пролетающей мухи. Почему муха не падает, а летает? Мухи такие интересные создания: у каждой есть крылышки. Каждая из них имеет свой ум, соображает что ей нужно сделать. Я изготовлял модели мух и их крылышков и смотрел как они работают. Так же я изготовлял модели крыльев голубей. Но к несчастию в это время моя мамаша умерла и мне больше не пришлось заниматься наукою. Так я сидел дома и уже три дня голодал. В конце концов я понял что нужно искать место. Мы с моей мамашею жили на небольшую пенсию. Но тут я догадался что нужно как то добывать деньги самому. Позднею ночью я лежал на нашем старом диване, оставшемся от родителя, соображал и удивлялся: как это раньше мне не пришла в голову такая простая мысль что нужно найти доходов. Я лежал на диване и передо мной на серо-голубом ночном потолке в слабом свете качающегося за окном уличного фонаря среди хитросплетений разлапистых листьев разных деревьев вырисовалась на потолке кредитная бумажка в двадцать пять рублей. Заметьте! Не пять, а именно двадцать пять рублей! И так я догадался что нужно найти постоянный источник доходов. Влиятельных родственников у меня нет, протекцию оказать мне некому. Так что пришлось мне искать место самому. Как я узнал у прохожих, на работу принимают в мясные лавки и в присутственные места, в учреждения. Меня как штабс-капитанского сына взяли в канцелярию губернского правления. Когда я в первый раз шел на службу в губернское правление у меня от страха каждая нога дрожала и сама собой подпрыгивала. Я пришел в губернское правление и сел на свое место в углу со страхом оглядываясь. Вокруг сидели канцелярские, ими были заполнены все столы, они обращались друг к другу: "Разрешите номер в углу поставить, Фома Платонович?" Вдруг пролетела большая черная муха. Я наклонился к столу и зарисовал траекторию ее полета. Голова заработала. А вокруг меня были жалкие людишки даже и не мечтающие о полетах к звездам! Никто из них даже не знает что есть наука аэродинамика.

Попрыщин замолчал и грустно посмотрел в окно.

- Софья, - сказал он, - когда-нибудь люди будут летать на Луну и к соседним звездам где теперь живут только одни мартышки. Так же я часто представляю себе что я какой-нибудь древний жрец или полководец, и передо мной склоняются цари египетские. Или же я могу себе еще представить что я Александр Македонский или знаменитый артист Санкт-Петербургского театра. Я много, много в губернском правлении пострадал за правду. Я каждого из них могу вывести на чистую воду. Поэтому мне не дают повышения. Поэтому мои начальники заставляют меня носить записки и доклады, используя в качестве курьера и пытаясь использовать меня чуть ли не в качестве слуги. Они знают что я могу их всех вывести на чистую воду! Велика важность коллежский советник! вывесил золотую цепочку к часам, заказывает сапоги по двадцати рублей - да черт его побери! Велика важность!..

Попрыщин наклонился и быстро перебирая ногами юмористически показал согнутого как гвоздь спешащего куда-то советника Мамаева.

- Вот так ходит наш губернский советник Мамаев..

- А вот как ходит надутый поляк! - крикнула Софья и показала надутого поляка.

- Проше пани!.. А вот как ходит надутый немец! Guten Morgen! - показывая какие у немца усы, подбоченясь и опершись на невидимую шашку Софья показала надутого немца.

- А вот какой надутый австрияк! - тут же закричала она.

Показывая австрияка, который ходит во фронте, Софья отсчитывала:

- Айн! Цвайн! Драйн!

- О, Господи! О, Боже ты мой! Софья Николаевна, как же Вы меня радуете своими фокусами!

- Арсений Арсеньевич, мы с Верой и с Глашей были на ярмарке.Там на ярмарке я слышала песню. Хотите спою?

Софья разыгралась. Она быстро встала к бюро, потом перебежала к роялю, потом просто встала к столу. Она взмахнула руками и запела:

- Я маленькая девочка, я в школу не хожу! Купите мне ботиночки..

Боже мой, что тут случилось с Попрыщиным!..

Когда он услышал знакомую песню, что с ним случилось! Он не раз слышал ее в кабаках, во дворах и на улицах. Но тогда ее пели или гулящие девки или мальчишки и девчонки с замызганными носами. А сейчас Софья!.. Боже мой!.. Как только она взмахнула ручками и спела несколько первых слов Попрыщин сорвался к ней, бросился перед ней на колени и стал целовать ее ножки и туфельки.

- Я не за этим сюда зашла, Арсений Арсеньевич! Арсений Арсеньевич!

Попрыщин очнулся.

Софья погрозила ему пальцем:

- Чтобы больше Вы так никогда не поступали!

- Вот так я и живу, не зная любви, не зная Вашей привязанности, - сказал Попрыщин, - Я поутру сегодня шел и все думал: увижу Вас нынче или нет? Загадал желание: и вот оно сбылось! Какая это радость: увидеть Вас хоть на минуточку, хоть один только раз.

Софья слушала так как будто она не слышала. И он не мог понять воспринимает ли она его слова и слышит ли она их вообще. Нет, она их конечно слышала, - но он не знал как она к ним относится и ему казалось что она тут же забывает все что он произносит, не замечает, не слышит или не обращает на его слова никакого внимания.

Он не знал как передать ей все то что было в нем и какая неправда в том каким его принимают и выставляют окружающие его люди. Ему было непонятно почему Софья, ставшая родной, воспринимает его как чужого человека, и это было самое тяжелое: что он для нее совсем чужой человек.

Раньше Софья казалась ему идеальной, недоступной, а теперь стала казаться совсем родной. Ему казалось странным что эту девочку в детстве воспитывали вдали от него, и, когда она была совсем маленькая, и ходила по снегу в маленьких валенках, такая же хорошенькая как сейчас, ему казалось что уже тогда ее воспитывали специально только для него, и ему казалось что она росла где-то рядом с ним, близко, потому что она была теперь вся понятна ему как была бы понятна родная сестра. Он уже не стеснялся и не боялся ее и не смущался перед ней как это было раньше, потому что он знал что она хорошая, хорошая девочка. Совсем родная. Совсем. Совсем.