Летний остров

– Дин Слоун. – Слова прозвучали официально, но ему было все равно.

– Дино, это ты?

– Я… Эрик? Неужели ты?

Дин был ошеломлен, брат не звонил ему… сколько? Год? Полтора?

– Если ты стоишь, сядь.

– Начало не очень хорошее.

– Так и есть. Я умираю.

Дина словно ударили в солнечное сплетение. Его обдало холодом.

– У тебя СПИД? – прошептал он.

Эрик рассмеялся:

– На свете, знаешь ли, бывают и другие болезни. Мне лично достался рак.

– Мы найдем для тебя лучших врачей! Я начну звонить прямо сейчас. Марк Фостер еще на…

– Не надо, – тихо перебил брата Эрик. – Меня лечат лучшие специалисты. – Он вздохнул. – Осталось совсем мало времени.

Дину никак не удавалось вдохнуть.

– Но тебе всего тридцать, – беспомощно пробормотал он, словно возраст имел какое-то значение.

– Мне, наверное, следовало рассказать тебе раньше, когда поставили диагноз, но я все откладывал. Думал, что расскажу, когда все кончится, и мы вместе посмеемся.

– Есть ли хоть какой-то шанс, что мы над этим посмеемся?

Эрик ответил не сразу.

– Нет.

– Что я могу сделать?

– Я возвращаюсь на остров. Лотти уже там, ждет меня.

– На остров, – тихо повторил Дин.

У него возникло странное ощущение неизбежности происходящего. Словно он всегда знал, что еще вернется туда, где все начиналось, а потом пошло наперекосяк. Возможно, какая-то часть его сознания даже ждала этого.

– Ты приедешь?

– Конечно.

– Я хочу, чтобы мы снова стали братьями.

Дин почувствовал себя неловко.

– Мы всегда были братьями.

– Нет, – тихо возразил Эрик, – мы были членами одной семьи. Мы не братья уже много лет.

Глава 3

Скандал разразился страшный. Ужасные, унизительные фотографии были, казалось, повсюду, а те газеты и телевизионные станции, которым не удалось раздобыть сами снимки, описывали их во всех подробностях.

Нора не выходила из квартиры, ей было страшно было даже представить, что она покажется на улице. С самого утра к ней приехала ее помощница, Ди Лэнгхор – «Я примчалась, как только услышала», – за что Нора была ей несказанно благодарна. Сейчас Ди сидела в домашнем офисе Норы и отвечала на телефонные звонки. Среди сумбура, царившего в голове Норы, постоянно всплывала одна и та же мысль: нужно было вчера позвонить Кэролайн и предупредить о надвигающейся буре.

Но как можно рассказать о таких вещах своему ребенку? Что Нора могла сказать? «Послушай, дорогая, если ты увидишь на первых страницах газет снимки, где я сфотографирована голой, не обращай внимания»?

В конце концов Нора решила отнестись к надвигающейся катастрофе так же, как она относилась ко всем трудным случаям: выпила две таблетки снотворного и отключила телефон. С утра она дала себе короткую передышку, а потом включила телевизор. Новость смаковали абсолютно все утренние передачи. Теперь у нее не осталось выбора, нужно было звонить.

Нора сняла трубку, подключилась ко второй линии и нажала кнопку быстрого набора. Сердце билось так сильно, что она едва слышала гудки.

– Алло?

Нора ответила не сразу, первым ее побуждением было повесить трубку.

– Каро? Это я, мама.

Повисло молчание. Норе казалось, что с нес по кускам сдирают кожу. Наконец Кэролайн сказала:

– Ну-ну. Надеюсь, ты звонишь, чтобы сообщить, что вчера тебя похитил какой-то психопат и ФБР только что освободило тебя из багажника его автомобиля?

– Меня не похищали.

– Я узнала обо всем сегодня утром, когда отвозила Дженни в детский сад. – Она отрывисто рассмеялась. – Ко мне подошла Мона Карлсон и поинтересовалась, каково лицезреть свою мать в таком виде. Ей было любопытно, что я при этом почувствовала.

Нора не знала, что ответить. Оправдываться было бесполезно, хуже того, даже оскорбительно.

– Извини. Мне нужно было тебя предупредить, но я… я не смогла.

– Конечно, ты не смогла. – Кэролайн помолчала. – Сама не знаю, почему это меня так задело, мне бы давно надо было привыкнуть. Просто в последние несколько лет… я думала… ладно, не важно.

– Я понимаю, мы с тобой сблизились…

Нет, как видно, это я с тобой сблизилась, а ты нисколько не изменилась. Ты, как степфордская мамаша [7], говоришь правильные слова, притворяешься, но на самом деле ты не испытываешь ко мне никаких родственных чувств. Даже не знаю, с какой стати мне пришло в голову ждать от тебя честности. Я уж не говорю о самих фотографиях, о том, что они значат для нашей семьи.

— Прошу тебя… – взмолилась Нора. – Я знаю, что все испортила. Не отгораживайся от меня снова, не вычеркивай из своей жизни…

– Ты неподражаема! Ты правда не понимаешь, да? Это не я вычеркиваю людей из жизни, во всяком случае, в нашей семье. Руби, видно, оказалась умнее – она уже много лет не позволяет тебе причинить ей боль. Мне пора.

– Кэролайн, я люблю тебя, – поспешно проговорила Нора, боясь не успеть.

– Знаешь, что самое печальное? – Голос Кэролайн дрогнул, было слышно, как она подавила всхлип. – Что я тебе верю.

Дочь повесила трубку. От коротких гудков у Норы зазвенело в ушах. В гостиную вбежала Ди.

– Звонит мистер Адамс, – сообщила она, округлив глаза.

– О Боже!

– Я ему сказала, что вас нет, но он на меня наорал. Велел передать, что, если вы не возьмете эту гребаную трубку, он позвонит своим адвокатам.

Нора вздохнула. Этого следовало ожидать. Адамс не стал бы газетным магнатом, если бы играл в деликатность. Простой парень с Юга, он сам пробился наверх, не уступая никому ни дюйма.

У Норы вдруг разболелась голова. Она потерла виски.

– Ладно, соединяй.

– Спасибо.

Ди быстро вышла из гостиной и вернулась в кабинет. Нора сняла трубку.

– Привет, Том.

– Господи Иисусе, Нора, каким местом ты думала? Я услышал об этой дряни но ящику сегодня днем, сидя в сортире. Если бы у меня не был включен телик, интересно, когда бы я узнал? Жена сказала: «Смотри-ка, Томми, кажется, твоя девчонка попала в переделку».

Нора поморщилась:

– Извини, Том, меня саму все это застало врасплох.

– Ну, теперь-то ты готова, малышка. Тамара сказала, что ты еще не получала писем, но получишь. Я думаю, они начнут приходить уже завтра.

– Том, я оставила тебе готовых материалов для колонки на два месяца вперед, а я за это время попытаюсь понять, как мне быть дальше.

Он издал звук, похожий на лай.

– Я плачу тебе черт знает какие деньги за то, чтобы ты отвечала на вопросы читателей. И что же, когда у них наконец появилось кое-что интересное, о чем спрашивать, ты собираешься спрятаться в кусты? Ну нет! Скандалы продаются газетами, и я намерен выжать из твоей беды все, что можно. Мне жаль, Нора, честно, жаль, ты мне всего нравилась, но бизнес есть бизнес. Небось твой агент это понимал, когда раскручивал меня на миллионный контракт. У Норы неприятно засосало под ложечкой.

– На радиостанции мне дали небольшой отпуск…

– Только не надо равнять меня с этими слюнтяями в костюмах и галстуках! Я сам никогда в жизни не уклонялся от драки и своим людям не позволю.

Головная боль переросла в настоящую мигрень.

– Ладно, Том, – тихо сказала Нора, чтобы побыстрее закончить разговор. – Дай мне несколько дней передышки. Пока пользуйся тем, что у тебя есть, а потом я займусь этими проклятыми письмами.

Том хохотнул:

– Я знал, что смогу тебя убедить. Пока.

Нора повесила трубку. Тишина, сменившая крик Тома, показалась оглушительной. Значит, он всерьез рассчитывает, что она примется читать гневные, полные разочарования письма от тех самых людей, которые еще недавно ее любили? Невероятно.

В ванной Руби смотрела сквозь клубы пара на собственное отражение в запотевшем зеркале. Морщины под опухшими глазами, казалось, намертво закрепили на швейной машине. Нельзя ей выглядеть такой старой, в Голливуде это не принято. Зрители должны видеть ее молодой, дерзкой, а не женщиной, которая провела лучшие годы в ночных клубах и которой теперь нечего предъявить публике, кроме ранних морщин.