Темное зеркало

Глава 3

— Я рада, что ты заменил своей младшей сестре отца, Ник, — сказала Розмари О'Коннор, с усталым видом ложась на кровать и тяжело вздыхая.

Ник поднял подушку, вышитую матерью и украшенную ирландскими кружевами, сплетенными еще бабушкой О'Коннор, взбил и подложил под ноги Розмари. Пододвинул к кровати старое кресло с высокой спинкой, сел и взял руки матери в свои. Кожа на руках Розмари была истонченная, хрупкая, покрытая возрастными пигментными пятнами.

«Скольким же людям: членам семьи, покупателям, друзьям, соседям и бездомным бродягам — она готовила еду?» — подумал Ник.

У Розмари О'Коннор были такие же, как у Нины, карие глаза с густыми черными ресницами и пышные вьющиеся волосы. Через два месяца ей должно было исполниться шестьдесят, но ее яркая внешность в сочетании с душевной щедростью неизменно привлекала внимание людей и в том числе восхищенные мужские взгляды. Как они смотрели на Розмари, когда она спускалась вниз, в помещение магазина, и сама обслуживала покупателей!

— Я слышала отрывки вашего разговора с Ниной, — тихо промолвила Розмари, закрывая глаза.

Ник мгновенно вспомнил, как предостерегал сестру от множества неприятностей, вручая ей упаковку презервативов... Господи, значит, Розмари слышала! Он машинально взглянул на висевшее на стене, над спинкой кровати, распятие.

— Ну, видишь ли...

— Ник, я все понимаю, — приоткрыв глаза, улыбнулась Розмари. — Я знаю, вы с Ниной взрослые люди, но все равно за вас обоих переживаю. Как жаль, что ваш отец так рано ушел из жизни и не увидел, какими замечательными стали его сын и дочь!

— Да, мама, тебе очень не хватает отца, — тихо произнес Ник.

В его памяти всплыл образ любимого отца: высокого широкоплечего блондина с ярко-зелеными глазами, какие бывают только у ирландцев, и добродушной улыбкой. Каждое утро перед уходом на работу одетый в полицейскую форму отец заглядывал в комнату Ника, будил его, ласково похлопывая по плечу и улыбаясь. От отца приятно пахло туалетной водой «Олд Спайс» и мятной зубной пастой. Но пятнадцать лет назад, когда Нику исполнилось семнадцать лет, а Нине было всего два года, поздно вечером в магазин прибежал напарник отца и сообщил ужасную весть. В винный склад, расположенный в темном глухом переулке, забрались грабители, по срочному вызову примчалась патрульная машина, и в завязавшейся перестрелке был убит Райан О'Коннор.

— И знаешь, чего еще мне недостает, Ник? — спросила Розмари. — Отец всегда читал мне перед сном. Каждый вечер он брал в руки сборник ирландских рассказов и читал вслух. До сих пор у меня в ушах звучит его негромкий мягкий голос.

Ник посмотрел на старую, в потрепанном переплете книгу, лежащую на ночном столике, затем перевел взгляд на фотографию в серебристой рамке. Симпатичная молодая пара стоит около «форда» 1955 года выпуска — Розмари и Райан, будущие родители Ника и Нины. Фотография была сделана в самый счастливый момент их жизни — день свадьбы. Смеющийся молодой Райан О'Коннор, застенчивая миловидная Розмари в платье, плотно облегающем тонкую талию, юбка которого книзу расходится колоколом. Маленькая изящная шляпка-таблетка, белые перчатки... Лица молодой супружеской пары светятся счастьем, Райан и Розмари полны надежд и с оптимизмом смотрят в будущее.

Ник отвел взгляд от старой фотографии и покачал головой. Какими юными они были тогда, намного моложе его, нынешнего! Каждый вечер приходя в комнату матери и глядя на эту фотографию, Ник думал, что, возможно, и ему когда-нибудь улыбнется судьба, он встретит женщину, они полюбят друг друга и будут жить так же счастливо, как его родители, сохранив в душе свежесть чувств и новизну ощущений. Однако мелькали дни, бежали года, Ник встречался с разными женщинами, но ни одна не сумела или не захотела стать для него настоящим другом и верной спутницей жизни, какой Розмари всегда была для Райана О'Коннора. Неудачи на любовном фронте, очевидно, ожесточили сердце и душу Ника, и порой он стал замечать, что постепенно превращается в циника и пессимиста. В моменты, когда становилось особенно обидно за свою жизнь, Ник утешал себя тем, что такой идеальной, возвышенной любви, как у Розмари и Райана, в современное сложное, стремительное время не бывает — люди изменились, стали другими их надежды и ожидания.

— Я не обладаю жизнерадостным нравом отца, — сказал Ник, — и не умею читать с выражением, но если хочешь, прочту тебе несколько страниц.

— Пожалуйста, Ник, — улыбнулась Розмари.

Он взял со столика книгу, раскрыл на первой попавшейся странице и начал читать. Розмари закрыла глаза, и через несколько мгновений черты ее лица разгладились, дыхание стало спокойным и ровным. Она заснула. Ник дочитал до конца страницы, закрыл книгу и вслушался в наступившую тишину, нарушаемую лишь мерным ходом настенных часов и глухим урчанием воды в радиаторе. Затем он положил книгу рядом с фотографией и взглянул на часы. Наступила полночь. Внизу хлопнула входная дверь: вернулась со свидания Нина.

Ник заботливо укрыл Розмари одеялом, наклонившись, нежно поцеловал в щеку и еле слышно произнес:

— Спокойной ночи. Пусть тебе приснится наш отец.

Он бесшумно вышел из комнаты, пересек холл и направился к себе. Квартира Ника состояла из гостиной, спальни, кухни, которой он никогда не пользовался, и ванной комнаты. «Медвежья берлога», «убежище старого холостяка» — так называла его жилище Нина, и она была права. Но ему нравилось здесь жить, он привык к царящему в комнатах беспорядку, точнее — такому расположению мебели и других вещей, которое было удобно ему как хозяину. Собственно, мебели как таковой в гостиной у Ника почти не было. Тахта, часто служившая временным пристанищем для засидевшихся допоздна приятелей и коллег Ника, старое отцовское кресло, в котором он так любил сидеть по вечерам, и журнальный столик. Значительную часть комнаты занимали книги. Они были повсюду: на полках у стен, на полу, на подоконнике и даже служили подставками под шаткие ножки журнального столика. Детективы, беллетристика, научная фантастика, триллеры, классика, специальные издания, помогающие Нику в его нелегкой полицейской службе...

Если понятие «быть итальянцем» включало в себя веселый нрав, умение ценить пищу и наслаждаться ею, пить хорошее вино и получать от жизни разнообразные удовольствия, то «быть ирландцем» непременно предполагало почтительное отношение к печатному слову. И в любую минуту, когда Ник был свободен от служебных обязанностей, не торопился на свидание с очередной дамой сердца, не выгуливал Геркулеса и не пил пиво в своем любимом пивбаре, он садился в старое отцовское кресло, жевал яблоки и читал книги. А преданный Геркулес устраивался на полу около хозяина, опирался туловищем о его ноги и дремал.

Коллеги Ника часто подшучивали над ним, сомневаясь, что он действительно проводит свободное время именно таким образом, но он всегда отвечал им, что работа в отделе убийств полицейского управления отнимает много энергии и сидеть по вечерам в кресле и читать книги — истинное наслаждение. Голова отдыхает, восстанавливаются силы.

Ник достал из холодильника бутылку пива, яблоки, сел в свое любимое кресло и раскрыл последнюю книгу Дина Кунца, а Геркулес, громко сопя, тотчас же устроился на полу около его ног и закрыл глаза. Не прошло и минуты, как пес захрапел.

Зазвонил телефон. Ник с сожалением отложил книгу и так резко схватил трубку, что едва не опрокинул бутылку с пивом.

— О'Коннор слушает! — Он машинально взглянул на часы, стоящие на журнальном столике среди стопок книг и газет. Десять минут первого ночи.

— Сержант, извини, что побеспокоил тебя, — раздался в телефонной трубке голос Дэна Макмартри, работающего в одном подразделении с Ником.

— Что-нибудь случилось?

— Да, Ник, убийство. В доме на углу Мэдисон и Пятьдесят четвертой улицы. Парень смотрел телевизор у себя в квартире, а его грохнули. Вышибли мозги, — бесстрастно докладывал коллега. — Зрелище еще то.