Уродина (ЛП)

— Пакет?

— Слышно было не очень хорошо, Лили. Как будто что-то случилось. Я позвонил в службу безопасности и сказал им, чтобы они пропустили ее наверх. Она скоро будет здесь.

Неожиданно мой аппетит исчезает, и кажется, будто невидимые пальцы сжимаются вокруг моего горла, не позволяя мне нормально дышать.

— Хорошо, — говорю я, хотя вопроса задано не было.

Я снова сажусь на диван и пялюсь в никуда. Ни слова, ни картинки. Абсолютно ничего не имеет смысла.

— Лили, ты в порядке? — я медленно пожимаю плечами. Я не уверена. — Она скоро будет здесь.

— Хорошо, — бессмысленно говорю я.

— Я могу остаться здесь, пока ты будешь открывать то, что она тебе даст, или могу уйти.

— Нет, — говорю я слишком энергично. — Ты нужен мне здесь. Пожалуйста, не уходи.

— Значит, я не уйду, — он утешает меня, садится рядом со мной и притягивает в защитном жесте к своему боку.

После недолгого ожидания двери лифта открываются, и женщина входит в фойе. Я разглядываю ее и удивляюсь ее внешнему виду: она носит готическую одежду, на лице много пирсинга, и вся она покрыта татуировками. Мы оба встаем и подходим к ней.

— Макс, вот, держи, — она протягивает ему толстый желтый конверт, затем смотрит на меня и улыбается. — Ты очень красивая, — говорит она. Я не уверена, говорит она это, чтобы ослабить эффект того, что лежит внутри желтого конверта, или действительно думает, что я красивая.

Я пристально смотрю на конверт, мои глаза сосредоточились на нем. Чувствую, как кровь превращается в лед, как она проносится по всему телу, а кожа покрывается мелкими мурашками. Каждый волосок на теле встает дыбом, и часть меня хочет разорвать конверт и заглянуть внутрь него.

— Спасибо, — наконец, я могу выдавить ответ на ее комплимент. Я слышу, как Макс ее благодарит, а затем раздается сигнал лифта, что означает ее уход. Не уверена в том, что будет дальше, знаю только, что Макс ведет меня за собой, и мы садимся на диван.

— Ты готова? — спрашивает он. Конверт, который он кладет на стол, на первый взгляд безобиден, но я уверена, что он изменит мою жизнь.

— Готова, — шепчу я, расправляю плечи и сажусь прямо. Макс передает мне конверт, и я его разрываю.

Вытаскиваю стопку бумаг и пролистываю их, пытаясь прочесть как можно больше. Но все, что вижу, это газетные заголовки: «несчастный случай» и «передозировка», «семья скорбит». Здесь так много бумаг, но ничего из этого не привносит ясности. Я смотрю на Макса, закрываю глаза и делаю несколько глубоких вдохов. Если я хочу все узнать, то должна начать с самого начала и дойти до конца. Только так я смогу понять.

— Я готова, — говорю я вслух. Может быть, во благо Макса, а, возможно, и для моего собственного. Я открываю глаза и смотрю на первый лист бумаги.

Это копия свидетельства о смерти моего отца. Он умер от тяжелого заболевания печени, вызванного хроническим злоупотреблением алкоголя. Умер четыре года назад. Он не появлялся на работе пять дней, и они пришли к нему домой, чтобы узнать, что случилось. Они нашли отца, разлагающимся в его любимом кресле.

Дальше идут выписки из трудовой книжки отца, его полная медицинская история и все о нем. Я тут пролистываю большую кучу статей о папе, скрепленных скрепкой, и беру другую кипу бумаг. Здесь все о маме.

В заключение патологоанатома сказано, что она умерла от передозировки снотворным. В ее организме было найдено много лекарств, но, по сути, именно снотворное стало причиной ее смерти. И это признали «случайностью». Записи о моей маме уводят назад в прошлое и даже рассказывают о том, что мама с папой любили друг друга еще со школы.

Я продолжаю листать стопку и узнаю, что она любила английский язык так же, как и я. Она хотела стать учителем в начальной школе, но после двух с половиной лет учебы забеременела первым ребенком — Лили Андерсон — мной. Но мои глаза задерживаются на строчке с надписью «первый ребенок».

Если я была ее «первым ребенком», то должен был быть и второй. Но я не помню, чтобы был кто-то еще. В моих снах у меня был брат по имени Уэйд, но пока росла, я не слышала о нем ни единого упоминания и не видела ни одной его фотографии. Поэтому я всегда думала, что он был просто мечтой, фантазией, которую я создала, чтобы помочь себе справиться со всеми плохими временами.

Я проверяю остальные записи о маме, ищу что-нибудь, что рассказало бы мне о втором ее ребенке, но ничего не нахожу. Следующая пачка бумаг обо мне, но я не заинтересована в себе. Мне нужно узнать, что там есть еще.

На последней пачке газетных статей крепится заголовок: «Малыш погиб в результате несчастного случая». Я бросаю оставшиеся бумаги и сосредотачиваюсь только на этой статье.

«Душераздирающая авария оставила семью скорбеть, когда трехлетний Уэйд Андерсон был сбит автомобилем возле собственного дома. При катастрофическом стечении обстоятельств его отец, Стэнли Андерсон, был именно тем, кто убил своего сына. Он ехал домой с работы, а Уэйд выбежал прямо перед автомобилем. Мистер Андерсон, не сумев вовремя остановить транспортное средство, сбил и мгновенно убил собственного сына».

Я смотрю на газетную статью в поисках чего-нибудь еще.

— Ты в порядке? — спрашивает Макс, сидя рядом со мной. Я слышу его и знаю, что он задал мне вопрос, но мозг не может понять его вопроса, и я не могу ответить.

Я смотрю вниз, на газетную статью: «Лилиана Андерсон, мать Уэйда, забежала внутрь, чтобы проверить свою старшую дочь, Лили, которая упала и позвала свою маму».

— Боже мой, — я бросаю бумаги и подношу руки к своим губам. — Я помню. Я все помню.

Будто фильм проигрывается в моей голове, я вспоминаю каждый момент, каждый звук, каждый запах, как будто проживаю это прямо сейчас. Я встаю с дивана и машинально иду к окну с видом на город. Огни города внизу красиво мерцают, так же, как суровая реальность возвращает воспоминания, играя ими в моей голове.

— Мы с мамой и Уэйдом были на улице, но мне нужно было сходить в туалет. Мы играли на заднем дворе. Папа сделал нам песочницу, и Уэйд, мама и я были там и строили замки из песка, — я улыбаюсь, вспоминая, какой капризной я становилась, когда Уэйд рушил мои замки. Вспоминаю тепло солнца на моем лице, и как мама смеялась каждый раз, когда он проводил свою маленькую ручку и ножку через мой замок. — Я зашла внутрь и пошла в туалет, а мама осталась снаружи с Уэйдом. Когда я закончила мыть руки, то поскользнулась в ванной, потому что расплескала воду на пол. Стала звать маму, потому что ударилась локтем. Она быстро примчалась ко мне и когда промывала порез, мы услышали визг тормозов машины, — машинально я начинаю потирать локоть, вспоминая боль.

— Вот черт, — говорит Макс. Я удивленно смотрю на него, пораженная на мгновение, что он все еще здесь.

Затем я оборачиваюсь обратно к городским огням.

— Мама побежала во двор, я пошла следом за ней. Уэйд лежал под машиной, а папа стоял на коленях и плакал. Мама начала кричать и плакать, а я просто стояла и не понимала, что происходит. Соседи вышли из своих домов, чтобы посмотреть, из-за чего шумиха. Прежде чем я поняла, приехала полиция и скорая помощь.

— Как он выбежал с заднего двора на передний?

— Боковые ворота были на защелке, и если ее слегка подвинуть вправо, то они открывались. Папа всегда хотел отремонтировать их, но так и не сделал этого. Та ночь была самой худшей в моей жизни. Они сказали мне, что Уэйд умер. Несколько дней спустя мы похоронили Уэйда вместе с его любимым плюшевым мишкой, и я отдала ему свои любимые носочки. Он всегда хотел носить их. В эту ночь дома все изменилось.

— Сколько лет тебе было, Лили?

— Мне было шесть.

— Как все изменилось?

— Мы сидели за столом, ужинали, и мама была в ужасном состоянии. Я помню, что ее глаза были всегда красными от слез. Но в ту ночь мама сказала мне: «Если бы ты не позвала меня тогда, он был бы по-прежнему жив. Это ты должна была умереть. Отныне мы будем кормить тебя, но не думай, что когда-нибудь снова тебя полюбим». Когда она сказала мне все это, то перестала плакать и с этого дня больше со мной не разговаривала.