Ярлыки

– Сколько раз ее сегодня трахали? – спросила она, ненавидя себя за этот вопрос. – Патрик, ты ее тоже трахал?

– Послушай, Мак… – Патрик тронул ее за плечо. Маккензи со злобой сшибла его руку со своего плеча. – Мне не нравятся твои намеки. Я просто вел съемку, вот и все. Между прочим, мне нравится твой дизайн.

Она щелкнула пальцами.

– Дай мне пленку!

Патрик секунду смотрел на нее, потом сказал, чтобы его помощник перемотал пленку и отдал ее Маккензи. Она положила ее себе в сумку. Патрик с раздражением посмотрел на зевак.

– Всё, расходитесь все. Ну-ка быстро! Концерт окончен! – Он взял Маккензи под руку. – С каких это пор ты стала такой буржуазной? Мне всегда казалось, что ты не обращаешь внимания на такие вещи, крошка. Ты же хиппи, цыпочка.

– Так вот, эта крошка и цыпочка хиппи собирается родить маленького цыпленочка-хиппи! – сухо ответила она. – И это все круто меняет. – Она вырвалась от Патрика и пошла к Джанис, которая мрачно одевалась на другом конце студии. – Я передумала, – сказала ей Маккензи. – Мне не нравится, как ты выглядишь. Мне нужен несколько другой тип. Тип более приличной девушки.

– Ты должна заплатить мне! – завопила Джанис. Она надела туфли на высоких каблуках и слегка покачнулась. – Я здесь с восьми и проработала шесть часов!

Маккензи не отступала ни на шаг и уничтожающе смотрела на нее.

– Только попробуй прислать мне счет, Джанис, и я заставлю полицию арестовать тебя за проституцию!

Джанис зарыдала, и Патрик подошел к ней и стал ее успокаивать.

– Я передумала пользоваться и твоими услугами, Патрик, – заявила Маккензи.

Патрик повернулся к ней.

– Послушай, успокойся, – сказал он.

– Я давно спокойна!

Маккензи подошла к Элистеру. Она заставила себя посмотреть на него. Она никогда не видела у него на лице такого равнодушного выражения.

– Ты ничего не хочешь сказать мне, Элистер? – тихо спросила она.

Он нагнулся, чтобы зашнуровать свои ботинки.

– Мне казалось, что это я занимаюсь вопросами рекламы, – пробормотал он.

– Я тебя уволила.

Он серьезно посмотрел ей в лицо.

– Послушай, Мак, нам лучше работать в более расслабленном состоянии, иначе все будет, как нудные съемки для каталога…

– А, так это все делалось ради моих интересов? И то, чем ты занимался? Старался улучшить качество снимков? Интересно, а мне казалось, что ты трахался так, что у тебя ходуном ходила твоя тощая голая задница!

Он выпрямился, и его лицо исказилось от злости.

– Ты что, хочешь сказать, что сама никогда не трахалась с кем-то кроме меня?

Она огляделась вокруг: рядом стояли люди и прислушивались к их разговору. Правда, они делали вид, что он их совершенно не интересует. Ее глаза внезапно наполнились слезами. Она представила Эдди Шрайбера, вспомнила, как в последний раз остановила его, оттолкнула его от себя, хотя ей так хотелось заняться с ним любовью.

– Нет, я никогда ни с кем другим не трахалась! – прошептала она. Потом оглянулась и заорала: – Я никогда ни с кем не трахалась! Вы все слышали? Мне хотелось сохранить верность моему Элистеру, потому что во мне растет его дитя! Вы когда-нибудь слышали что-нибудь подобное? Я вам сказала такую старомодную и глупую вещь!

Патрик обнял Джанис. Он посмотрел на Маккензи и заявил:

– Самая большая глупость, которую я слышал – это то, что ты свертываешь кампанию из-за того, что мы все здесь немного повеселились…

– Элистер трахал девку при всех, и это называется веселье? – воскликнула она. – Это просто веселье?

– Но мы же все друзья, – застонал Патрик. – Ты же знаешь наш лозунг, крошка – «Любовь и Мир»! Ты должна с нами разделить настроение – карму, дух, ты же была с нами все эти последние два года.

Маккензи еще раз посмотрела на Элистера и пошла к двери. Ее каблуки гулко стучали по полу, все присутствующие не сводили с нее взгляда. Она остановилась у дверей и сказала:

– Затрахайся, Патрик! Все вы можете затрахаться! Вы просто толпа дешевых, дурных извращенцев…

Она не смогла продолжать, закусила губу и выскочила на улицу, прежде чем они увидели, что она плачет.

На улице она швырнула засвеченную пленку в мусорный бак. Она как будто хотела наказать себя за что-то и шла квартал за кварталом по замерзшим улицам, дрожа от холода. Перед ее глазами стояла сцена, свидетельницей которой она стала. «Большей дуры я еще не встречала», – сказала она себе. Она постоянно повторяла эти слова. «С этих пор я буду развлекаться и трахаться всегда, когда представится любая возможность!» Ей хотелось позвонить Эдди и встретиться с ним вечером. Но она так замерзла, что поймала такси и отправилась прямиком домой. Ей было жаль себя. Ее мать и Элистер предали ее одновременно, в один и тот же день. Она начала плакать, сидя на заднем сиденье такси. Она не поднимала глаза, чтобы водитель не видел в зеркало заднего обзора, как она плачет. Если она когда-нибудь и любила Элистера, то именно в этот день она начала разочаровываться в нем.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

– Прибыла Анаис Дю Паскье. – Уэйленд налил себе большой бокал водки и апельсиновый сок для Майи. – Мой офис по связям с прессой буквально разрывают! – Он передал ей бокал. – Им постоянно передают просьбы организовать с ней интервью. Что, если нам нанять французскую актрису, чтобы она выступила от имени Анаис?

Майя засмеялась.

– Может быть, с этим лучше всех справится Бет Дэвис?!

– Мне почему-то больше нравится Катрин Денев. – Уэйленд отпил из своего бокала.

Было семь часов, и она собиралась выйти, несмотря на то, что вечер был холодным – март принес из Канады в Манхэттен пронизывающие ветры. Сейчас Майя начала зарабатывать большие деньги продажей своих моделей. Она понимала, что ей вскоре придется подумать о своей квартире, и что она будет скучать по Уэйленду.

– Тебе следует выйти из подполья и встретиться с нашими покупателями, крошка, – советовал Уэйленд. – Они не станут болтать. Нам не помешает немного дополнительной рекламы. – Он протянул ей тарелочку с арахисом. – Покупатели готовы к переменам. Дамы мечтают о юбках разной длины. Мы связывались с магазинами в разных местах Америки. Их всех интересуют работы нашей малышки Анаис. Тебе нужно найти какое-нибудь хорошее агентство по рекламе, чтобы оно работало на тебя.

Майя покачала головой.

– Как странно, что это случилось, когда мне стало все безразлично.

– Иногда так и случается. – Уэйленд погрозил ей пальцем. – Перестань переживать! Тебе следует продолжать жить! Ты – талантлива! Твои модели прекрасно распродаются! В чем дело, что с тобой? Майя отпила сок.

– Мне кажется, что я израсходовала всю свою энергию на мать и Филиппа.

Он озабоченно взглянул на нее.

– Крошка, ты же не хочешь сказать, что у тебя нервный срыв? Я так ужасно себя чувствовал, когда в прошлом году от меня ушел оформитель витрин. Мне показалось, что наступил конец света. Но… – Он пожал плечами и отхлебнул свой напиток. – Ты должна чаще выходить в свет и общаться с людьми. С кем ты сегодня встречаешься, крошка?

– Мне кажется, с Маккензи…

– Что значит, тебе кажется?

– Она сказала, чтобы я была в «Русской чайной» в восемь и что мне следует приодеться – может, с ней будет еще кто-то. Я не знаю.

В этот вечер она надела свой костюм из лиловой шерсти. На ней были толстые, с рисунком, колготки и невысокие лиловые сапоги. Сверху Майя надела черное пальто из искусственного меха и повязала на голову ярко-желтый шарф. Она отправилась в ресторан по Пятьдесят седьмой улице.

Войдя в ресторан, она обратилась к метрдотелю, и он провел ее в угловую кабинку. Когда она подошла ближе, мужчина, сидевший за столиком, поднялся. У нее сильно забилось сердце.

– Дэвид, значит это ты – сюрприз! – выдохнула она.

Он крепко обнял ее. Ей следовало догадаться, что Маккензи не упустит возможности как-то связать их. Исходивший от него запах чистоты, запах дорогого мыла сразу напомнил ей их прошлое.