Самая желанная

— Прекрасная осанка, преисполненная достоинства, жесты! Кто бы сказал, что вы дочь заурядного стукача! — Геннадий, не покидая кресла, любовался девушкой. — Тут заметна настоящая порода. От маман, Аллы Владимировны, надеюсь? Ваш репрессированный дед, не вернувшийся из ссылки, хороших кровей, между прочим. Бабушка не рассказывала? Теперь можно. И даже Дворянское собрание навещать принято. Особенно если фамилия звучная, как у вашего прадеда.

Кристина остановилась, присматриваясь к Геннадию, — нет, он не шутил и с удовольствием готовил сюрприз.

— Почему вы не хотите сказать мне все прямо? Я далеко не фанатичка старинных титулов и не монархистка. Но все-таки приятно знать, что имеешь в роду кого-то поинтереснее неведомого отца-»стукача».

Геннадий встал и подошел к Кристине.

— У меня ключи от многих загадок, девочка. Я готов поделиться всеми. Про деда охотно живописует бабуля… Мне же хочется говорить о себе. О нас. Я влюбился в тебя с первого взгляда, осатанело, безумно. Как, впрочем, делаю все в этой жизни. У меня нет недостатка в женщинах — любых женщинах. Но мне нужна ты. Не спрашивай, почему. Я и сам не знаю — волшебство, магия, мистика…

Синий сумрак опустился в сад, напомнив о зиме и пронизывающем холоде. Запахло снегом и дымом, как в Новый год. Геннадий притянул к себе ошалевшую девушку и поцеловал в губы. В меру нежно и страстно. С достоинством и напором.

— Ты поймешь потом, девочка, в какую огнедышащую лавину я тебя увлекаю, — прошептал он хрипло.

— Монолог о внезапной страсти прозвучал романтично. Если это сочинение вашего стилиста, то весьма удачное: необходимая условность сделки соблюдена. Цинизм повержен пылкостью чувств. — Кристина высвободилась из объятий Геннадия. — Я все поняла и оценила, Гена. Только, пожалуйста, не надо торопить меня. Я не испугана, не смущена… Жаль, но мне почему-то невероятно грустно… Пора возвращаться домой.

— Иваныч ждет в машине. — Геннадий взял ее за руку и повел к гаражу. — Это вполне понятно — ты должна хорошенько подумать. Но когда будешь размышлять, прими во внимание одну деталь: я не случайный человек на пути «Голубого принца». Год назад я уже держал его в руках… Это охота, азартная охота, детка. Ты в заколдованном кругу, очерченном этим камнем. И ты, и я. Мы не вырвемся из него, пока не овладеем талисманом.

Кристине показалось, что она видит перед собой совсем другого человека. В сумерках лицо ее спутника белело алебастровой маской, сквозь которую фанатичным блеском сверкали глаза.

— Ведь это твой камень, Кристина. По праву твой. «Голубой принц» попал в коллекцию моего отца очень сложным путем… Старик умер, утратив любимую игрушку, за которой охотился несколько лет. В то время как некая мадемуазель Ларина пересекала границу с бриллиантом в чемоданчике, отец сипел, еле шевеля онемевшим языком. «Верни…» — я уверен, что услышал именно это слово. И еще: «жене…» Он хотел, чтобы я вернул талисман для своей будущей жены. «Принц» будет твоим, Кристина.

Шофер молчал, из музыкальных колонок вырывался рыдающий голос одинокой матери, стенающей над колыбелькой своего ребенка. «Спи, мой цветик аленький…» — слезно причитала певица над сыном.

В висках стучало, будто Кристина только что покинула самолет после длительного путешествия. Безумие! Что за навязчивое безумие… Опять все сначала — хоровод оборотней: Стефано, Леонардо, а теперь — Геннадий… Кто он, матерый мафиози «русской группировки», представитель новой формации деловых людей, шантажист или, в самом деле, наследник того самого охотника за бриллиантами, у которого год назад похитил камень Санта? Расчетливый игрок, втягивающий Кристину в какую-то авантюру, или впрямь — влюбленный жених? Ох, нет! В искренность чувств Геннадия Кристине верилось меньше всего. Что можно думать о других мужчинах, если ей сумел солгать Санта?.. Он превратил в шутку ее рассказ о майском вечере, уверяя, что это выдумка, сон. И ведь сомнений нет: стотысячную купюру за букет гиацинтов отдал Кристине Санта. Но почему не признался, не намекнул даже, что мог быть тем самым случайным встречным, круто врезавшимся в жизнь девчонки на обочине? Просто не захотел, побоялся занять то значительное место в ее судьбе, которое Кристина отвела человеку из белого «мерседеса»…

В груди щемило от мысли, сводившей с ума: никто никогда не любил ее по-настоящему. Но все стремились использовать, притворяясь друзьями. Все кружили, как воронье, над «Голубым принцем» — опасным, коварным камнем. «Принц» погубил Элмера, Риту, беднягу Строцци, злодея Рино и даже самого Дона Лиджо. А сколько еще на его счету загубленных душ? Кто следующий? Неужели отец Геннадия пополнил список жертв страшного бриллианта? Да и сам он, неожиданный жених, сгорающий от внезапной влюбленности, — куда стремится он, прихватывая с собой Кристину? Шквал предложений, обрушившихся на едва знакомую девушку, — подарок, спасение или снова ловушка, ложь?

Кристина застонала от боли, тисками сжавшей виски. Что-то запищало на приборной доске. Шофер отключил музыку и протянул Кристине трубку радиотелефона:

— Геннадий Алексеевич на проводе.

— Кристина, простите меня. Я знаю, что напугал вас и почти ничего не сумел объяснить. В вашем присутствии я теряю голову, как это ни смешно признавать… Эта голубая стекляшка, о которой шла речь, действительно пропала из коллекции моего отца. Он был очень стар и не пережил потерю… Хотя инсульт мог случиться с ним и во время просмотра теннисного турнира… Но я стал копать вокруг камня, открыл вас — и на этом спасибо. Вначале я полагал, что мой интерес к большеглазой блондинке связан с ее ролью в итальянской криминальной истории. А потом заметил, что держу у кровати ваше фото. Я опять перешел на «вы»…

В трубке отчаянно затрещало, и когда вновь наладилась связь, Кристина торжественно сказала в пустоту:

— Я не хочу больше слышать ни о чем, связанном с этим камнем. Он принадлежит роду делла Форте и оберегает его. Остальных — убивает. Вы должны были это знать, Геннадий. Простите — и прощайте. Мне страшно…

— Нет, я не уйду. Я умею пробивать стену лбом. Я забуду про камень, но буду почитать его всегда, как реликвию, соединившую меня с вами. А вы… вы постарайтесь не думать обо мне плохо. Вы нужны мне, Кристина. А я нужен вам. Со мной вы никогда ничего не будете бояться. И это чистейшей воды правда.

— Ну, что? — испугалась мать, открыв дверь и увидев застывшее лицо дочери. — Что случилось, дочка?

— Геннадий Алексеевич предложил мне стать его женой, — вяло объяснила Кристина, стаскивая сапоги.

— Ну?! — только и произнесла опешившая Алла Владимировна.

— Я обещала подумать.

— Боже мой! Дочка! Ах, Филимоши дома нет! Радость-то какая! — Она обняла дочь, заливаясь счастливыми слезами. — Завтра, завтра же утром… Он, конечно, будет звонить или явится сам… Ой, я не прибиралась два дня! — заметалась мать, засовывая в стенной шкаф разбросанную одежду, будто жених с букетом уже стоял под дверью.

— Мама! — удержала ее за руку Кристина. — Послушай меня и постарайся понять: я не хочу, не могу сейчас выходить замуж. Ну, просто не в состоянии видеть рядом чужого мужчину… Считай, что это капризы беременной… И все так неожиданно!

— Девочка, ну пойми, Геннадий Алексеевич не способен на долгие ухаживания. У него каждый час миллионы стоит! В твердой валюте. А ты хочешь, чтобы он тебя в кино водил, на завалинке сидел или под окнами серенады исполнял…

— Если честно, мама, я не думаю, что даже в результате длительных усилий с обеих сторон смогу его полюбить.

— Ну при чем здесь любовь! Да что такое любовь! — взвизгнула Алла Владимировна. — Я твоего отца безумно любила. Безумно! И что? Осталась, вот как ты со своим… — Она кивнула на Кристинин живот и зашмыгала носом.

— Не будем сегодня об этом, ладно? Я очень устала. И не плачь, Геннадия я не отшила. Не хочу обострять отношения ни с ним, ни с Филом… Завтра я поеду навестить бабушку. Поживу у нее, а? А ты объясни Геннадию, что я не способна на блиц-решения. Вот такая тяжелодумка, зануда. К тому же — хвораю. Но адрес не говори… Хотя… он все равно найдет…