Черный лебедь

– Не знаю, может быть. Но если мне что-то нравится, я беру это, не задавая вопросов, – возразила она со смешком.

Приведя несколькими касаниями в порядок свое красивое платье, она поправила прическу и слегка подкрасила губы.

– Что меняется? – заметила она. – Я богата, молода и красива. И могу иметь все. Теперь, к примеру, я бы хотела начать все сначала, – заявила она, к его удивлению, и потянулась к пуговицам на брюках Эдисона.

– Ты решила погубить меня, – в ужасе отпрянул он.

– Еще чуть-чуть, – попросила она.

Но Эдисон уже поспешно спускался на первый этаж. От волнения и страха у него прерывалось дыхание. Он слегка пошатывался, но никто не обратил на это внимания. Все были на свадьбе хмельны от вина.

Прикрыв глаза, ослепленные светом яркого летнего дня, он вышел на воздух. Гости рисовались ему какими-то расплывчатыми фигурами, которые ему приходилось фокусировать, как если бы он смотрел на них через объектив фотоаппарата.

Эдисон остановился в тени колоннады, чтобы успокоиться и избавиться от этой помехи в глазах. В стороне он увидел Эстер, которая, держа за руку Лолу, разговаривала с монсеньором Себастьяно Бригенти. Прелат ласково гладил кудри девочки. Потом наклонился, взял ее на руки и прижал к себе. Эдисону показалось, что у Эстер взволнованное лицо, а голубые глаза ее полны слез. Но это просто могло ему показаться в таком взволнованном состоянии. Сначала он должен был привыкнуть к этому режущему свету солнца и обрести то спокойствие, которого так недоставало ему.

Эдисон был в панике. И не только потому, что эта история могла выплыть наружу, но главным образом оттого, что в нем зарождалась страсть к этой девушке, которая годилась ему в дочери, новая страсть, никогда прежде не испытанная ни с одной другой женщиной. Ипполита победила его своей чувственностью.

Слегка отодвинув кисейную занавеску окна своей комнаты, Полиссена Монтальдо увидела, как Микеле открыл ворота, чтобы впустить немецкого офицера, который въехал на своем стрекочущем мотоцикле.

После смерти Джильды и бегства семьи Монтальдо немцы еженедельно осматривали виллу. В этой методично повторяющейся проверке явно не было смысла. Всем было ясно, что птички улетели, и клетка опустела, и на возвращение их рассчитывать не стоило. По крайней мере, в ближайшее время.

Тем не менее, для Полиссены Монтальдо, которой были, доверены надзор и уход за домом, этот еженедельный визит стал событием в ее монотонном существовании. Как всегда, она торопливо поправила волосы перед зеркалом, брызнула на шею и руки несколько капель дорогих духов «Шанель», купленных еще до войны, разгладила складки цветастого шелкового платья, в котором казалась моложе своих сорока лет, и спустилась на первый этаж как раз вовремя, чтобы встретить во внутреннем дворике лейтенанта вермахта, который обязан был держать под контролем виллу «Эстер» и передавать результаты своих инспекций немецкому командованию.

– Добрый день, синьорина Монтальдо, – поздоровался немец, щелкнув каблуками и став по стойке «смирно» с тевтонской выправкой.

– Добрый день, герр Штаудер, – ответила Полиссена с кокетливой улыбкой.

Микеле, стоя на пороге, глядел на них с неодобрением.

– Почему вы сегодня один? – спросила она, направляясь впереди него в кухню.

Лейтенант Штаудер, высокий стройный мужчина, обычно приезжал в сопровождении сержанта, которого Полиссена называла его оруженосцем.

Офицер не ответил.

Вилла «Эстер» была практически пуста. Исчезли картины со стен, серебро, безделушки, ковры, фарфор. Мебель и диваны были покрыты белыми чехлами, единственными обжитыми комнатами оставались лишь кухня на первом этаже и спальня Поднесены на втором. Остальные были заперты. Микеле и Анджелина спали на верхнем этаже в комнатах прислуги.

Несколькими месяцами раньше прошел слух, что кто-то из немецкого командования переедет жить на виллу «Эстер». Но, в конце концов, этого так и не случилось, потому что место это было сочтено недостаточно защищенным от партизан. Это и спасло дом Монтальдо.

Войдя в кухню, лейтенант Штаудер по приглашению Полиссены сел за деревянный лакированный стол.

– Вы меня спрашивали, синьорина, почему я к вам сегодня один? – решил он, хоть и с запозданием, ответить на ее вопрос.

– Если это военная тайна, можете не отвечать, – пошутила Полиссена.

– Нет, нет, – улыбнулся Штаудер. – Никакой тайны тут нет. Просто Фриц стал жертвой несварения желудка, перепив вчера пива. И к тому же он великий соблазнитель, – добавил он.

– Он что, соблазняет много женщин? – спросила она, мысленно представив себе добродушный, но отнюдь не обольстительный облик сержанта.

– В том смысле, что, увидев пиво, он тут же соблазняется. В этом смысле он соблазнитель, – уточнил офицер. – Не может смотреть на пиво равнодушно.

– Ах, вот как! – Полиссена залилась искренним смехом.

Лейтенант Штаудер насупился, но потом, когда Полиссена объяснила ему разницу между словами «соблазнять» и «соблазняться», засмеялся вместе с хозяйкой дома.

Когда же, поговорив о том о сем, они коснулись периодических осмотров виллы, лейтенант вермахта решил сказать на этот раз все начистоту.

– Сейчас, синьорина, и вы это прекрасно понимаете, мои еженедельные инспекции и систематический контроль за подъездными путями стали просто смешны, – сказал он. – Но все же интересно, где хозяева виллы? Вы говорите, что ничего не знаете о вашем брате и его семье, а мы притворяемся, будто верим вам, – признался немец с благодушной улыбкой.

Ему было за сорок, но в лице у него оставалось что-то от растерянного подростка, а рыжеватые волосы, румяная кожа и меланхолический взгляд светло-серых глаз усиливали это впечатление. Военную форму он носил как-то небрежно, хоть она и была аккуратно отглажена, а начищенные сапоги блестели, как зеркало.

Полиссена подошла к раковине, налила воды в кастрюльку и поставила ее на плиту.

– Я вам никогда не лгала, лейтенант, – сказала она, возясь с пачкой кофе «Франк», суррогатом, который не имел ничего общего с настоящим кофе.