Музыка Лондона. История одной любви (полная версия) (СИ)

- Пошли вон оба из моего дома!

- И моего тоже! – взревел Фредди.

- Ты не имеешь права, даже жить в нашей квартире, ту, что подарил мой дед. Так что пошел вон, чтобы духу твоего здесь не было и твоей любовницы.

- До скорой встречи, миледи, - он схватил Беатрис и ушел.

Фредди.

Всю дорогу до дому я думал о Бетти. Она уже не была той забитой, почти сломленной женщиной, эта была совсем другая Бетти, которая даже не была похожа на ту, которую я знал всегда. Она как будто светилась изнутри. Ее кожа была осияна апрельским солнцем, такая матовая, такая свежая. На ней было новое платье потрясающей красоты и элегантности, красный был всегда ее цветом. Бетти стала носить более длинные платья, более скромные, но от этого она стала еще сексуальней, еще более возбуждающей. Похоже, она сменила почти весь свой гардероб, как будто прощалась с прошлой жизнью. Бетти по-прежнему ярко красила глаза, укладывала волосы волнами, вроде она была все та же, но все же не та. Но в ее взгляде скользило что-то знакомое, но в тоже время что-то неизвестное. Ее глаза таинственно мерцали, в ее движениях было что-то чарующее. Я до сих пор ощущал аромат ее духов, аромат любви… присутствие мужчины в ее жизни. Кто он, и есть ли он? Она стала такой ослепительной, что рядом с такой не мог не оказаться мужчина. Ночью в постели после жарких минут, я по-прежнему думал о Бетти.

- Фредди…

- Да…

- Мне кажется, у Бетти есть кто-то.

- Это ее жизнь, а у меня есть ты…

Почему я до сих пор не говорил ей о своей любви, почему я не говорю этих слов? Может, я боюсь, что когда я скажу, мне разобьют сердце, и мне опять будет больно? Неужели женщины заставляли меня так сильно страдать? Бетти слишком много в моей жизни. С ней у меня связана первая серьезная влюбленность, брак, первенец и настоящее счастье. Беатрис мечтала, что я надену на нее цепочку с подвеской из двух «Б», и она станет Беатрис Бульдасар.

«Есть легенда, тот, кто дарит эту брошь, будет связан на всю жизнь», - рассказывала Бетти о броши с портретом, которую я подарил ей в первый день брака. Но это все глупые предания Хомсов. Бетти в прошлом, нужно идти дальше.

Лето 1985.

Бетти.

Май прошел. Мы с Фредди по-прежнему общались через адвокатов, это были бурные споры, неистовое время. Фредди все также управляемый Беатрис, находящийся под ее колпаком, настаивал на отступных и на разделе опеки над детьми. Пока она вертела им, как хотела, вила из него веревки, а он как послушный ребенок слушал ее, делая то, что она хочет. Рэй бывал у них почти каждые выходные, но Беатрис понимала, что он никогда не примет ее. Я чувствовала себя по-настоящему счастливой, Брайан постоянно был в моей жизни, он давал силы прожить следующий день. Наши отношения нельзя было назвать просто мимолетной интрижкой, скорее всего это было единение душ и сердец, абсолютная гармония двух людей, который поняли это слишком поздно для себя.

Брайан устраивал у себя загородом день рожденье. Все мы собрались июньским вечером, что бы отметить его тридцативосьмилетние. Повсюду горели фонари, и цветочные гирлянды украшали и дом, и сад, наполняя воздух чудесным ароматом. Это празднество было похоже на бал цветов. Все гости обязаны были прийти в костюмах на цветочную тему. Дамы демонстрировали свои прекрасные наряды, порхая среди мужчин. Я была в платье похожим на розу: оно было с юбкой, как бутон алой розы, и с шелковым белым лифом в форме лифа, три жемчужные нити на шее венчала фамильная рубиновая брошь.

Как всегда были танцы и музыка, дарение подарков и море поздравлений. Кристи была хозяйкой вечера, и она считала, что Брайан просто должен меня поддерживать, потому что Бетти нужна опора. Мы с Брайаном весь вечер были почти неразлучны, иногда он брал среди толпы мою за руку. Мы играли с огнем, с опасностью. Мы с Брайан танцевали вместе. Кристина сама отправила мужа потанцевать с подругой. Для нас же это была возможность побыть вместе. Наши глаза говорили, что мы сгорали рядом друг с другом, от невозможности прикасаться телами, принадлежать и обладать. Наши лица были настолько близко, что губы почти касались, жаркий шепот никто не мог слышать, да и у нас язык был секретным. С Грэгом я часто говорила по-французски, а с Фредди только на родном языке. Для Брайана был испанский, страстный обжигающий язык.

- Я почти сгораю, - шептал он.

- Я тоже, я скоро превращусь в пепел, и это все ты. Ты творишь такое со мной, - отвечала я, а он еще крепче прижимал к себе.

- Нам надо выйти, - предложил он. - Всего полчаса, никто не заметит.

Спустя пять минут мы оказались в беседке, находящейся в глубине сада. Он прижал меня к холодной каменой стене, поднимая юбку. Брайан пил меня, губил, но это было прекрасно, это было для нас. Его ладони нежно скользили по шелковистой коже, его губы искали мои. Я жадно целовала его, скользя языком по его лицу. Все происходило слишком стремительно. Мы были, как школьники, которые боялись, что их застукают родители. В этом быстром соитие была и грусть, и страсть. Эти минуты мы заполняли собой, отдавая все, на что мы были способны. Из него рвались слова, которые он боялся произнести, и которые я знала, но не могла услышать, они бы все усложнили, они бы все запутали еще больше, чем есть.

Наш мир был таким зыбким, таким хрупким, что любая оплошность могло окончиться плохо. Я ощущала, как каждая клетка тела наполнялась жизнью, давно не чувствовала себя так, только с Фредди, а теперь с Брайаном, к которому у меня были смешанные чувства. Брайан в последний раз содрогнулся в экстазе, я приникла к нему головой, слушая биение его сердца.

- Я счастлива с тобой, я живу, - я поцеловала его в губы.

- Бетти, ты чудо, ты моя жизнь…

- А Кристина, а Фредди?

- Как жаль, что мы поняли это так поздно, поняли, кто мы друг для друга, - я сжала его лицо, как чашу в своих влажных ладонях. Я плакала, зная, что потечет туш, оплакивала свою неудавшуюся жизнь. Да, слишком поздно, жаль, что не обратила свой взгляд на него. Если бы разглядела в его пошлых попытках тогда, смогла увидеть люб.…. Нет, я даже не могу произносить это слово, это слишком для нее.

- Я пойду, уйди через минут пять, - он вышел, я осталась ошеломленная от своих собственных чувств.

***

- Гарри, что ты здесь делаешь? – в руке он держал бутылку вина. Он был слегка пьян, что же произошло? Я помогла ему войти в свой дом, проводя в кабинет, плотно закрывая дверь. Он выложил мне все, придя домой, он увидел, как Холли дала пощечину его приемной одиннадцатилетней дочери Кэрри, мачеха и дочь поругались из-за лени Кэрри. Девочка считала, что отец обязан любить только ее одну, думала, что Гарри любит ее мать покойную актрису Офелию Майлз. Гарри все это надоело, и он, обвинив во всем Холли, ушел.

Он как-то странно посмотрел на меня, и мне стало немного по себе.

- Я ведь люблю тебя, - прошептал он.

- Гарри, ты пьян, - ответила я.

- Ты не понимаешь… - он притянул меня к себе, ощущая запах чужого мужчины на моей коже.

- Прости, но я… - я осеклась, его губы прижались к моим губам, и я задрожала от страха. Мне вспомнилась та ночь, когда я пришла пьяная к нему, как мы целовались, как я интимно ласкала его, и как утром мы поругались. Хотя что-то не давало мне оторваться от него. Мы все погрязли в сраме, нас всех тянуло в пучину греха и разврата. Гарри встал, закрыл дверь на замок, и увидел испуг в моих глазах.

- Ты нужна мне сегодня, - я, как покорная собачонка подошла к нему. Он целовал меня, он губил меня, губил себя, это было все не хорошо. Я оторвалась от него.

- Нет, - я открыла дверь и ушла к себе. Проснулась я от возни в гостевой комнате. Я открыла дверь, видя, как Гарри пытается повеситься на собственном галстуке, - нет, только не в моем доме. Черт возьми, Гарри Хомс, - я спустила его со стула, и сама зарыдала вместе с ним, а потом уступила ему. Он ласкал меня, и я ощущала горечь свою и его, мы были как две неприкаянные души, которым не было покоя. И в эту ночь мы были нужны друг другу, как никогда.