Дорога к дому

На въезде в деревню неожиданно появлялись люди, катившие рядом с собой велосипеды, женщины с охапками хвороста на головах, мужчины, возвращавшиеся с полей, которые лежали между небольшими поселениями. Женщины прижимали детей к цветастым юбкам, когда машина проезжала мимо. Мальчишки кричали что-то вдогонку, бросали камешки и свистели. Встречных машин было мало, иногда попадались мотоциклы или мопеды, рыча моторчиками, но здесь определенно не было никаких танков и грузовиков с солдатами. В первый раз, с тех пор как они выехали из Бамако, Танде почувствовал некоторое облегчение.

Они проехали Джигибомбо в два часа дня, когда солнце стояло высоко. Небо было белым, как будто бы от жары стерлись все краски. Огромные баобабы были разбросаны посреди каменистой равнины, высокая трава саванны простиралась до самого горизонта. Все было желто-белым и сухим. Через пару километров к югу от городка ландшафт резко изменился, обозначилось начало горного плато и впереди показались поля Буркина-Фасо.

— Уже не так далеко, — тихо сказал Танде Маджиду, когда они остановились, чтобы поменяться. Маджид кивнул. Он высадит Танде в Уагадугу, а затем начнет свой долгий путь длиной в тысячу километров назад в Бамако. У Маджида в городе оставалась семья, и он обязательно должен был вернуться домой.

Они очень мало разговаривали друг с другом во время всего этого долгого пути. Маджид понимал, какие страхи мучают Танде, поэтому старался ехать на стареньком «пежо» как можно быстрее. Чем скорее они окажутся за границей, тем лучше. Напряжение все возрастало, но нужно было держать себя в руках. Через каждые сто километров он молился и благодарил Аллаха за то, что они все еще двигались вперед.

106

Мадлен первой узнала новости. Телефон зазвонил в четверть седьмого. Услышав Амбер, говорившую сквозь слезы, Мадлен тотчас же мысленно перенеслась в прошлое и сразу поняла, до какой степени Амбер была напугана. Пока Амбер говорила, она вылезла из постели и включила телевизор в комнате, приглушив звук, — Питер все еще крепко спал. Ни на одном из британских каналов не говорили о Мали. Видимо, там все было не так плохо, чтобы заинтересовать «Би-би-си».

— Не спеши, Амбер. Успокойся. Я знаю, что это нелегко. Дети знают?

— Нет… Сиби понимает, что случилось что-то. Я только что разговаривала с родителями Танде; они в Женеве вместе с Лассаной. Его отцу уже несколько раз звонили из Бамако. Видимо, молодой армейский офицер. С ним вместе младшие офицеры. Двоих наших знакомых уже убили. Господи, Мадлен, я с ума схожу.

— Я понимаю… Послушай, я приеду с Питером. Я позвоню в больницу. Кто-то должен быть рядом с тобой. Твоя мать вернулась?

— Нет, она дома. Она только запаникует и напугает детей. Когда ты можешь приехать?

— Через полчаса. — Мадлен положила трубку и уставилась на беззвучно мигающий экран телевизора в углу.

Бедная Амбер. Мадлен знала, что может случиться — а нередко и случается — в таких ситуациях: смятение; отсутствие связи центрального командования и аванпостов; чьи-то опрометчивые действия… Не стоило думать об этом. Она встала, натянула джинсы и рубашку. Быстро почистила зубы и пошла по коридору будить Питера. К счастью, он обожал Сиби и Лию и даже малышку Киде… Он тут же проснулся, глаза его засияли от радости. Она одела его, накормила и вышла из дома ровно через полчаса, как и обещала. Стоя на пороге лондонской квартиры Амбер, она молилась, чтобы следующие сутки прошли хорошо.

Следом появилась запыхавшаяся Бекки. Она сразу же откликнулась на просьбу Амбер. На «Би-би-си» наконец сообщили новости. Амбер отвела подруг в комнату, и они с тревогой стали слушать скупые сообщения, молча и сосредоточенно. В них даже упоминался Танде… Молодой, харизматичный министр иностранных дел женился на дочери покойного миллиардера Макса Сэлла… Когда фотография пары появилась на экране, лицо Амбер исказила гримаса. Испуганная Бекки молча повернулась к ней. Из кабинета Амбер донесся телефонный звонок — она сорвалась с места и исчезла. Бекки и Мадлен уставились друг на друга, не веря в происходящее.

— Думаешь, с ним… все в порядке? — Бекки наконец произнесла это вслух. Мадлен закусила губу.

— Не знаю… Надеюсь, да. Если кто и может выбраться из подобной передряги, то это Танде. Но… Кто знает. Может произойти все что угодно.

Бекки снова посмотрела на экран. Там показывали результаты футбольных матчей.

Амбер вернулась в комнату. Ее глаза были красными. Она покачала головой: никаких новостей. Всего лишь родственник позвонил из Парижа. Никто ничего не мог сказать. Мать Танде, пережившая четыре государственных переворота, сказала, что остается только ждать. Ждать, пока все не закончится. У нас не принято убивать друг друга, сказала она по телефону из Женевы. Они скорее арестуют, чем убьют. Молитесь за него. Амбер положила трубку, не в силах ответить. Молиться?

Все трое посмотрели друг на друга. Дети визжали в игровой комнате; Киде скоро нужно будет покормить. Надо взять себя в руки и заняться привычными делами. Амбер провела рукой по коротко стриженным волосам, не в силах скрыть чувство разочарования и беспомощности. Она глубоко вздохнула. Если бы Танде мог связаться с ней, он бы это сделал. Возможно, госпожа Ндяи была права. Возможно, им и вправду оставалось только одно — молиться. Она собралась заговорить, и в то же мгновение снова зазвонил телефон. Она выбежала из комнаты.

Они почти проехали маленькую деревушку Копоро-Кение-На. Маджид был за рулем, Танде клевал носом рядом с ним. Было начало четвертого. Солнце начинало медленный, пламенный спуск из зенита на раскаленном добела небе. На горизонте края огромного безоблачного неба постепенно становились темно-синими. Это время суток было у Танде любимым: между тремя и четырьмя часами тени удлинялись, и небо приобретало цвет и глубину. Здесь, в сельской местности, где красная земля была беззащитна перед орудиями фермеров, и каждая дорога зияла, как кроваво-красный разрез на каменистой, поросшей кустарником почве, все вокруг становилось золотым. В деревне повсюду собирались группы людей; волосы женщин были заплетены в тугие косы и перевязаны лентами — в городе такие прически уже не носили; мужчины, исполненные достоинства, чопорно восседали на старых велосипедах и вздрагивали, когда машина приближалась к ним сзади и обгоняла, оставляя облака пыли и выхлопных газов. Небольшие наспех сдвинутые столы стояли вдоль усыпанной гравием дороги, как одинокие часовые: груды кроваво-красных помидоров; огромные гроздья изогнутых зеленых бананов из Буркина-Фасо; связки сушеной рыбы, доставленной торговцами с реки Бани в семидесяти пяти километрах отсюда… Танде время от времени открывал глаза, и образы отпечатывались в его мозгу, как будто он был туристом, любовавшимся этим пейзажем. Дорога начала портиться; Маджиду пришлось снизить скорость. Впереди были большие камни и глубокие рытвины, как будто недавно здесь проехало что-то тяжелое и разворотило дорогу. Там, где дорога от развилки шла налево, рос огромный баобаб, неуклюжее, перевернутое дерево, ствол которого был настолько широким и толстым, что сквозь него могла бы проехать машина… которая внезапно обнаружилась здесь же. Грузовик, полный военных. Маджид резко тряхнул Танде, заставляя проснуться. Ничего не оставалось, как затормозить. У дороги залегли десять или пятнадцать солдат; грузовик наклонился, и Танде увидел, что у него была проколота шина. Несколько человек лежали под грузовиком, пытаясь его починить. Танде не на шутку испугался. Маджид шепотом выругался.

— Выходите из машины! — Командир, молодой человек, на вид моложе тридцати лет, направлялся к машине, требовательно подавая сигналы зажатым в руках ружьем. Танде и Маджид застыли в нерешительности. В бардачке лежал пистолет; Танде вынул его из ящика стола в своем кабинете и положил туда сразу после начала поездки. Он быстро подсчитал — военных было слишком много. Любое проявление агрессии с их стороны могло стать роковым. Маджид заглушил двигатель, и они мгновение сидели в нервозной тишине.