Три сердца

Кровь заливала мозг, и он сам уже не знал, где рассуждения, где экзальтация, а что было жаждой исполнения святотатства. Он уже не слышал даже собственного крика.

— Ну, что ты стоишь как статуя воображаемой богини! — орал он. — Что за глупая мина! Отвечай, когда тебя спрашивают, иначе я тебя сейчас научу повиновению! Так ты поняла, девка?! Говори, потому что я сделаю тебя разговорчивой! Ну, говори…

Кейт даже не вздрогнула. И тогда он подскочил к ней с криком:

— Получай, получай! — и изо всей силы ударил ее по лицу.

Она качнулась, но не упала. Гого, прижавшись к стене плечами, смотрел на Кейт. Она по-прежнему неподвижно стояла на середине комнаты в черном платье с застегнутым белым воротничком, невозмутимая и чужая, а ее ясный спокойный взгляд не выражал ни гнева, ни ненависти, ни боли, ни презрения. Он не выражал ничего. В ее сапфировых глазах было какое-то убийственное отсутствие и безразличие.

И в эти минуты Гого понял, что все потеряно, что уже ничего не сможет построить из того, что разрушил. А еще он представил, что та жалкая видимость счастья и то, что предлагала она ему вместо любви, выполняя обязанности жены, страшно его угнетали, казались ему пыткой и обидой, однако имели огромное, не поддающееся измерению значение: он мог говорить ей о своих чувствах, она принимала его ласки и поцелуи, мог касаться ее светлых волос, слушать ее голос, быть рядом с ней и мог любить ее. Боже, это были сокровища, которых ничем заменить он не сможет, которым просто нет цены.

А сейчас все кончено. Возврата нет. Он понимал это, чувствовал, знал, не обольщаясь надеждой, что сможет вернуть, сумеет вымолить хотя бы крупицу.

И если сейчас он бросился перед ней на колени, если среди слез и рыданий с мольбой заклинал ее самыми нежными словами о прощении, то не делал это в надежде выпросить помилование, а лишь из-за неодолимой необходимости выдавить из себя безграничное сожаление, боль и желание покаяться.

Она не прерывала его и продолжала молча стоять, Однако, когда он попытался обнять ее колени, она отстранилась и тихо сказала:

— Лучше ударь меня, но не прикасайся ко мне.

Гого умолк и спустя минуту тяжело поднялся с колен. Постояв какое-то время у двери, он вышел, не проронив больше ни слова. Она слышала его шаги в столовой, потом в кабинете, снова в столовой и в ванной, куда он вошел, закрыв за собой дверь на ключ.

Кейт провела по лицу рукой и почувствовала боль. Взглянув в зеркало, она увидела под глазом красное пятно. Верхняя губа была разбита и опухла. Она промыла ранку одеколоном и припудрила лицо, а потом села и стала думать, как ей следует поступить. Проще всего было бы немедленно собрать вещи и уехать, уехать куда угодно: в Краков, в Торунь или во Львов, потому что переехать в гостиницу означало бы раскрыть скандал, подвергнуться расспросам и сплетням. Но для этого была необходима достаточная сумма денег, которой у Кейт не было. В ее распоряжении оставались лишь квитанции из ломбарда и драгоценности тетушки Матильды, но они хранилась в банковском сейфе, и чтобы заложить их, потребовалось бы несколько дней. Существовала еще и другая причина, из-за которой Кейт не хотела уезжать: она обещала Тынецкому обустроить его дом и сад. Ей очень хотелось выполнить свое обещание.

Думая об этом, она вдруг почувствовала какой-то неприятный запах. Возможно, она бы не обратила на это внимания, если бы не то, что запах становился все сильнее. Внезапно она поняла: из ванной комнаты распространялся газ.

«Этого еще не хватало», — подумала она с отвращением. Выйдя в прихожую, она постучала в дверь, но ответа не последовало.

— Прошу тебя, открой, — сказала она решительным тоном, но ей по-прежнему отвечала тишина.

Подвинув стул, она встала на него и, задержав дыхание, открыла окошко над дверью. Гого лежал, не сняв пальто, в пустой ванне. Прошло несколько минут после того, как он вошел и открыл кран газа. Отравиться еще было невозможно при такой утечке сквозь щели в двери. Он просто спал.

Кейт открыла дверь в столовую, а там и окна, после чего вошла в кухню.

— Марыня, я беспокоюсь. Пан уснул в ванне и, видимо, забыл перекрыть газ. Я не могу войти туда и думаю, не пригласить ли слесаря.

Марыня взглянула на нее и пожала плечами.

— Я бы на вашем месте не вызывала.

— А как открыть? Может быть, ты пролезешь через окно?

— А зачем?

— Так я же говорю, что пан может отравиться.

Служанка воскликнула:

— Невелика беда!

— Марыня!

— А это правда! У меня ж все нутро переворачивается, как посмотрю на мучения пани. Пьяница, прохвост, по ночам шатается, а потом является и скандалит. Зачем он вам? Вы найдете себе сто лучших.

Кейт нахмурила брови.

— Марыня, я не спрашиваю, что ты думаешь, а лишь о том, как можно открыть ванную.

— А зачем? Сам хотел, сам получил.

— Марыня, это грех! Как можно так говорить?

— Пусть будет и грех. Лучше согрешить, чем смотреть на все это. Я бы на месте пани и пальцем не пошевелила.

— Марыня, сейчас же иди за слесарем.

Служанка, помедлив, сказала:

— Если вы уж так хотите, то нет нужды выламывать дверь. Достаточно повернуть ручку счетчика в коридоре, и газ будет перекрыт во всей квартире. Только вот на чем я буду готовить обед?

Кейт уже не слушала ее.

«Как это не пришло мне в голову!» — думала она, перекрывая газ.

Она еще раз заглянула в ванную. Гого спал.

Спустя какое-то время остатки газа улетучились, и Кейт снова остановилась перед зеркалом. Следы побоев обозначились еще отчетливее.

Кейт задумалась и, наконец, решила не делать поспешных выводов и не принимать скоропалительных решений. Самым важным было избежать скандала любой ценой.

Пройдет время, и нужно будет поговорить с Гого о разводе. Во всяком случае, это должно произойти без шума, спокойно, не привлекая внимания.

Проснулся Гого около двенадцати. Из ванной он пошел в свою комнату и позвал служанку.

— Марыня, передай пани, что я не приду к обеду. У меня дела в городе.

Переодевшись, он ушел, потому что не хватило смелости разговаривать с Кейт, не зная о ее решении и захочет ли она вообще разговаривать с ним. Часть дня он просидел в маленькой кофейне, а около пяти позвонил домой.

К телефону подошла Кейт.

— Это я. Скажи честно, мое присутствие в доме не будет для тебя слишком неприятным?

— Очень хорошо, что позвонил, — услышал он голос Кейт. — У нас пан Полясский, пан Тукалло и скоро должен подойти князь Залуцкий. Им очень хочется сыграть в бридж.

Он все понял и молниеносно ответил:

— Конечно, сейчас же возвращаюсь, но поскольку я не смогу в их присутствии, Кейт, то хотел бы сейчас пообещать, что…

— Так мы ждем, — прервала она его и положила трубку.

Гого оплатил счет и вышел. Да, остаток иллюзий, которые вопреки здравому смыслу еще теплились у него, развеялись как дым. Совершенно четко она установила границу их отношений, которые лишь для окружающих должны оставаться прежними.

«Она никогда и ни за что не простит», — думал он.

Гого хорошо знал, что никакое раскаяние, никакие клятвы, никакая жертва не смогут вернуть уже не то что ее, но даже получить формальное прощение. Он изучил ее достаточно хорошо и знал, что в ее характере нет места жалости. Ему было ведомо и то, что Кейт сделает все и пойдет на любые уступки, чтобы ситуация не стала достоянием широкого круга людей. Поэтому сам факт, что в присутствии посторонних в квартире она спокойным и доброжелательным тоном приглашала его домой, не вызвал у него удивления.

Впрочем, и Гого со своей стороны старался вести себя так, будто между ним и женой ничего не произошло. Но ему это удавалось значительно труднее.