Под крылом судьбы

Выводы, сделанные автором статьи, впечатляли. В алчной погоне за деньгами олигархи (опять во множественном числе) ни перед чем не останавливаются. Коррупция стала для них естественным явлением. Теперь они замахнулись на святое, на государственный банк! Сначала я не понял, с чего это вдруг банк стал святым – не церковь, не музей, не памятник какой. Оказалось, что в банке хранят свои сбережения тысячи пенсионеров, а олигархи в моем лице покусились на эти нелегким трудом заработанные средства.

Бедный папа, что он подумает обо мне, прочитав эту статью...

Мне было совершенно не ясно одно: банк я так и не купил, за что же такие почести? Может, Михалыч что-то напутал, и мы не проиграли аукцион?

– За день до проведения аукциона в правительстве состоялась встреча с руководителями крупных нефтяных компаний, после которой было принято решение о создании концерна «Национальное достояние». Они планировали торговаться до двухсот миллионов. Мы были обречены, – рассказал мне Михалыч, когда я приехал в офис.

– Тогда почему ко мне такое внимание? – продолжал недоумевать я.

– Дело не только в вас, проблема в Максиме. Ходят разговоры, что от Максима потребовали поумерить свой аппетит, но тот ослушался. Аукцион хотели признать несостоявшимся, так как не было второго участника, и вдруг на сцене появились мы. Нам пытались предложить снять заявку, но мы повели себя... так же, как Максим.

Вляпался! Другого слова не подобрать.

– Положение еще хуже, чем вы думаете, – будто прочитав мои мысли, продолжал Михалыч. – В верхах посчитали, что мы вошли в сговор с Максимом и решили устроить спектакль с покупкой банка. Косвенные доказательства тому тоже имеются: правая рука Максима – Антон, один из совладельцев холдинга. Мало того, участие Максима отбило желание других, как они говорят, настоящих инвесторов. Поэтому было принято такое экстренное решение.

– Обвинять меня в сговоре с Максимом? Надо же было до такого додуматься! – поразился я.

– А почему нет? – спокойно возразил Михалыч. – По их мнению, вы провели незаконную сделку, передав Максиму сахарный завод и получив взамен монопольное право на производство соли. Кроме того, в администрации президента не могут найти вразумительных причин передачи вами акций отеля в оффшорную компанию, по слухам, контролируемую Максимом. Объяснение одно – сговор. Вы понимаете, Олег Александрович, я пытаюсь в точности передать то, что удалось узнать. Источники достаточно надежные.

– Понимаю, Михалыч, – вынужденно согласился я. – Но легче мне от этого не становится.

– Предлагаю... – начал Михалыч, но я прервал его:

– Прости, Михалыч, дай-ка самому все осмыслить. Потом сядем и обсудим.

Что же это происходит? Гнев, предназначенный Максиму, обрушился на меня. Впервые в стране проводился настоящий, честный, прозрачный аукцион, во всяком случае, я в это поверил, и... попался! Теперь я – организатор сговора, хорошо хоть, не заговора.

Максима, естественно, наказывать не будут. А вот образцом коррупции придется выступать мне. Кандидатура подходящая. И карающий, справедливый и праведный гнев народа в лице уполномоченных на то органов (компетентных) обрушится на мою голову.

Вляпался так вляпался!

Так, если я включу телевизор, то обязательно увижу пламенного борца за нужды народа (почему не за благо?), депутата от фракции «Всем поровну».

Так и есть. Дядя Женя может мною гордиться, я действительно стал провидцем.

– Пора призвать к ответу этих объевшихся олигархов! Как пиявки, присосались к народному достоянию и сколотили себе баснословные капиталы! – вещал депутат, его второй подбородок отказывался умещаться в воротнике рубашки и гордо позировал перед камерой. – Народ возмущен бездействием правоохранительных органов!

Это сигнал. Сотни доблестных янычар обнажили ятаганы.

Дядя Женя отказался беседовать в доме и повел меня в сад.

– Мы должны теперь всего остерегаться, Олег. Положение исключительное. Попытка работать честно обернулась против нас.

Он энергично измерял шагами расстояние между пихтой и сосной. И вдруг замер, как споткнулся.

– А это что такое? – свирепо спросил он, указывая пальцем себе под ноги.

– Ежик, – осторожно ответил я, опасаясь возможных последствий со стороны... да кого угодно!

– Это не опасно? – с интересом проговорил дядя Женя.

– Думаю, нет, – теперь я уже ни в чем не уверен.

– А зачем тебе ежик? – Евгений Ильич, как всегда, хотел во всем разобраться.

– Не знаю, спросить у садовника?

– Не надо, – сурово ответил дядя Женя, на минуту задумался и успокоился. – Это от змей. Ежи охотятся на змей.

Не знал, что у меня водятся змеи. Или он Лилю подразумевает? Что-то у меня с головой творится...

– Олег, у нас есть шанс выкарабкаться, – меж тем продолжал дядя Женя. – Я иду к президенту, попытаюсь ему все объяснить, добиться понимания и поддержки.

– Хорошо, – кивнул я. – А что делать мне?

– Главное, не вступай в перепалку с прессой, депутатами, – досадливо поморщился дядя Женя. – Не вздумай дружить с оппозицией. Не играй с огнем. Веди себя предельно осторожно.

– А что конкретно мне надо делать? – спросил я.

– Олег, очнись, не задавай детских вопросов. Надо подумать о запасном аэродроме. И для Римы тоже, – закончил дядя Женя и зашагал к воротам. – Не провожай. Ляг, выспись и подумай.

Я последовал его совету и наутро был полон сил и решимости.

– Никакой критики президента и правительства, никаких контактов с партиями и общественными организациями, – инструктировал я своих подчиненных. – Иначе мы потеряем все. А так, подчеркивая свою лояльность, мы сохраним хотя бы часть наших капиталов. Михалыч, постарайся узнать, кто конкретно будет заниматься нами, поищи ключи к этому человеку. Думаю, это будет один из силовых министров. И еще, Михалыч, надо сбросить на наши зарубежные счета какие-то суммы, это нам может пригодиться. Продумай, пожалуйста, варианты экстренной эвакуации из страны. – Михалыч улыбнулся. Действительно, слово «эвакуация» не подходило, но мне сейчас было не до отточенности формулировок. – И самое важное. Что может грозить Риме?

Михалыч смотрел на меня и улыбался:

– Узнаю вас прежнего, Олег Александрович.

– Извини, Михалыч, теперь я норме, – подтвердил я.

– Насчет критики и прочей оппозиции – это вы правильно говорите, – кивнул Михалыч. – Если мы прибегнем к политическим методам – нам действительно крышка. А вот сбросить деньги за рубеж не удастся, все наши счета давно под контролем финансовых органов, не пропустят. А если и пропустят, то тогда не выпустят нас. Что касается эвакуации, то хочу вам предложить один занятный вариант.

– Подожди, Михалыч, они не могут остановить платежи, у нас контракты, – прервал я своего верного помощника; иногда Михалычу приходится объяснять очевидные вещи, все-таки он не финансист.

– Я в этом не разбираюсь, – покачал головой Михалыч. – Но зато я хорошо знаю своих бывших коллег. Наверняка наши счета уже арестованы. Они так же, как и я, плохие финансисты. Но свое дело знают.

– А что за вариант эвакуации? – спросил я.

– Есть у меня родственники в Германии, бывшие наши соотечественники. Поживете у них. Останавливаться в отелях или на курортах не стоит, вычислят мгновенно. А в частном секторе можно попробовать схорониться. На несколько месяцев, больше не получится – найдут.

Мне понравилось предложение Михалыча. Окружать меня будут не холодные и официальные иностранцы, придерживающиеся своих строгих и примитивных правил, а наши, хоть и бывшие, но соотечественники. Будет с кем пообщаться на привычной волне и без «полезных насекомых».

В городке, где я вырос, было много немцев – они уехали на свою историческую Родину с началом перестройки. Все, кто дружил с нашими немцами, жалеют об их отъезде. Их домики и сады были идеально спланированы, ухожены, выкрашены, а сами они были людьми порядочными и честными, и не пили почти, а напивались крайне редко. Правда, были прижимисты, но на то они и немцы.