Что я сделала ради любви

– Священник, раввин и пастор вошли в бар…

Все рассмеялись. Брэм ухмыльнулся и поднес микрофон поближе к губам:

– Спасибо за ваши добрые пожелания. Мыс Джорджи благодарны вам куда больше, чем можно передать словами.

Поппи нервно прикусила нижнюю губу. Речь Брэма не входила в ее программу. Очевидно, ей не нравились слишком бойкие клиенты, не считающиеся с ее планами.

Брэм выпустил руку Джорджи и показал на беседку:

– Как вы, возможно, догадались, эта церемония – сюрприз для нас. Но правда заключается в том, что хоть все понимают, насколько заманчива идея стать свидетелями свадьбы Скипа и Скутер, мы с Джорджи – совершенно другие люди. Не эти персонажи. И сейчас не хотим их изображать.

Джорджи взяла его под руку и широко улыбнулась, давая понять, что поддерживает мужа. Он накрыл ее ладонь своей.

– Мне сейчас очень хочется быть сентиментальным. Сказать о Джорджи много всего хорошего. О том, какое доброе и благородное у нее сердце. Какая она милая и смешная. Что она стала моим лучшим другом. Но мне не хочется смущать ее.

– Ничего. – Она наклонилась к микрофону. – Смути меня.

Брэм рассмеялся. Собравшиеся громко их поддержали. Они одарили друг друга долгим, любящим взглядом, после чего поцеловались.

И тут, неизвестно почему, у Джорджи затряслись ноги. Действительно затряслись. Как будто случилось землетрясение. Только землетрясение происходило в ней. Она влюбилась в Брэма?!

Кровь отлила от ее лица. Джорджи пыталась осознать чудовищную правду. Несмотря на все, что она знала о Брэме Шепарде, все же влюбилась в него, в этого эгоиста, себялюбца, наглого типа, охваченного страстью к саморазрушению, который украл ее девственность, погубил сериал и едва не уничтожил себя.

Волосы Брэма сверкали в свете люстр. Его чеканная красота и мужественная элегантность так и просились на экран.

Джорджи невольно загляделась на мужа. Жаль, что как раз в тот момент, когда нужно учиться быть самостоятельной, она сама поставила все под удар, влюбившись в мужчину, которому нельзя доверять, в мужчину, который остается рядом, пока она ему платит. От сознания такого ужаса кружилась голова.

Брэм закончил речь, и в зал ввезли свадебный торт: многослойное чудо кондитерского искусства, покрытое кружевной глазурью и сахарными гортензиями. На верхушке красовались кукольные Скип и Скутер в свадебных нарядах. Брэм скормил Джорджи первый кусок, оставив на ее губах кусочек глазури, который снял поцелуем. Ей удалось вернуть долг, сунув кусочек торта в рот мужу. Торт имел вкус разбитого сердца.

Потом Эйприл увела ее в другую комнату, чтобы помочь переодеться из волшебного хрустального платья в осовремененный голубой флэппер [25], который они выбрали для танцев. И весь остаток ночи Джорджи делала все, что необходимо: танцевала, смеялась и веселилась.

Она танцевала с Брэмом, который твердил, что она прекрасна и ему не терпится затащить ее в постель, танцевала с Тревом, со своими подругами, с Джейком Корандой, с Эроном и отцом, со своими партнерами и Джеком Патриотом. И даже с Дирком Дьюком. Пока ноги двигаются, можно не думать о том, как спастись от надвигающейся катастрофы.

Когда они наконец остались одни, Брэм угрожающе навис над ней. Черный галстук-бабочка болтался на шее, воротник сорочки был расстегнут.

– Какого черта ты несешь? Что это значит «ночую в гостевом домике»?

Джорджи все еще была немного пьяна, но не настолько сильно, чтобы не сознавать, как лучше всего поступить. Ей хотелось плакать… или кричать, однако для этого еще будет время.

– У меня пробы во вторник, помнишь? И наши постельные игры дают мне несправедливое преимущество над другими актрисами.

– В жизни не слышал более неудачных отговорок.

Каким-то образом она сумела изобразить дерзость прежней Джорджи, той Джорджи, которая когда-то так глупо влюбилась.

– Прости, Скип. Я верю в честную игру, иначе совесть не даст мне покоя.

– На кой хрен такая совесть?!

Он прижал ее к стене у лестницы и стал целовать. Страстные, жаркие, властные поцелуи…

Джорджи закрыла глаза.

Брэм сунул руку под подол коротенького голубого платьица и припал губами к вздымавшейся из выреза груди.

– Ты сводишь меня с ума, – пробормотал он, почти не отрываясь от ее влажной кожи.

У нее закружилась голова от шампанского, от желания и от отчаяния. Он сунул пальцы в ее трусики, такие тонкие и узкие, что их словно бы и не было.

«Остановись. Нет, не останавливайся…»

Слова теснились и сталкивались в голове, однако его поцелуи становились все более настойчивыми, а прикосновения такими интимными, что вынести это было невозможно.

– Довольно, – вдруг бросил Брэм и подхватил Джорджи на руки.

Музыка нарастала. Мелодии из «Доктора Живаго» и «Титаника», «Незабываемого романа» и «Из Африки» окутали их, пока он нес ее по ступенькам, как в самой романтической сцене фильма, если не считать того, что было два часа ночи и он ушиб локоть о дверь, когда переносил Джорджи через порог.

Но Брэм довольно скоро пришел в себя, посадил ее на кровать, стащил трусики… и все было так, как в их первую ночь на яхте. Ее голые бедра на краю матраца. Задранное до талии платьице. Его одежда, разбросанная по полу. И она, со своей дурацкой влюбленностью в мужчину, который никогда ее не любил.

Все как впервые… и все иначе. После мгновенной яростной атаки он замедлил темп. И ласкал ее руками, губами, плотью: всем… кроме своего сердца.

Что-то смутно пытливое мелькнуло в его глазах, когда он смотрел на нее сверху вниз. Должно быть, почувствовал в ней перемену, но не мог понять, какую именно.

Однако наслаждение все усиливалось, мелодия в ее голове шла крещендо, и камера откатилась назад. Джорджи закрыла глаза и канула вместе с ним в небытие.

Она лежала, уткнувшись ему в плечо. Отчаяние вернулось вновь, и необходимо было остановить это саморазрушение.

– Так когда ты влюбился в меня? – неожиданно спросила Джорджи.

– С первого взгляда, – сонно ответил он. – Нет, подожди… это был я. Когда впервые взглянул в зеркало.

– Я серьезно.

Брэм зевнул и поцеловал ее в лоб.

– Спи, дорогая.

– У меня такое ощущение… – упорствовала Джорджи.

– Какое именно?

Теперь он окончательно проснулся и сверлил ее подозрительным взглядом. Но ей необходимо точно знать, как обстоят дела между ними. Для них это слишком важно. Некогда тратить время на недоразумения в стиле ситкомов, которые можно прояснить несколькими словами.

– Такое ощущение, что ты влюблен в меня.

Он сел, бесцеремонно сбросив Джорджи на матрац.

– Что за чушь… ты точно знаешь, как я к тебе отношусь.

– Не совсем. Ты более чувствителен и тонок, чем хочешь показать, и многое стараешься скрыть.

– Ничуть я не чувствителен. – Он яростно уставился на нее. – Тебе обязательно ткнуть меня носом в то, что я сказал на вечеринке?

Она не помнила, что именно Брэм говорил на вечеринке, и поэтому презрительно скривила губы.

– Разумеется, хочу. Поэтому повтори все с самого начала.

Он раздраженно вздохнул и снова лег.

– Ты мой лучший друг. А теперь можешь смеяться. Поверь, я никогда не думал, что так получится.

Его лучший друг…

Джорджи громко сглотнула.

– Не знаю, почему ты против. Я славный человек.

– Ты ненормальная. Я в жизни не предполагал, что именно ты окажешься человеком, которому я буду доверять больше всего на свете.

А вот она ничуть ему не доверяла. Кроме одного: он говорил правду о своих чувствах к ней.

– Как насчет Чаз? Она готова идти под пули ради тебя.

– Ладно, ты второй надежный человек, которого я знаю.

– Это уже лучше.

Джорджи приказала себе замолчать, но отчего-то не сделала этого. Она должна попытаться, в последний раз.

– Если ты превратишься в идиота и решишь влюбиться, – вздохнула она, словно предмет разговора был слишком утомительным, – это может все испортить.