Рапсодия

— Сирина… Мы с Верой знаем друг друга очень давно. Нельзя же без всяких церемоний просто отшвырнуть человека, которого давно знаешь и… и любишь. Ты бы должна это понимать.

Она смотрела на него, надув губы.

— А как же я?

— Ты уверена в том, что любишь меня, Сирина? В том, что хочешь стать моей женой, хочешь иметь от меня детей? Спроси себя еще раз. Ты абсолютно в этом уверена?

Она пожала плечами:

— Ты знаешь, что я люблю тебя. Как могу. Как умею. Этого тебе недостаточно?

— Не знаю. Не знаю, достаточно ли любви. Ты мне рассказывала о своих прошлых увлечениях. О том, как думала, будто ты влюблена в человека, а потом оказывалось, что нет. Может быть, и сейчас тот же случай?

— Не думаю. Я знаю, у меня сложности с… с любовью. Мои родители… моя семья… они не умели любить.

— Я это знаю. Как ты думаешь, тебе когда-нибудь удастся перешагнуть через это? Сможешь ты когда-нибудь избавиться от своих страхов, сможешь полностью отдаться любимому человеку?

— Мне не нравится этот разговор! Совсем не нравится! Я знаю, что я тебя люблю, вот и все. Миша долго смотрел на нее.

— Я тоже тебя люблю…

— За этим так и слышится какое-то «но». Он кивнул.

— Но не уверен, что смогу пожертвовать семьей ради тебя. Мне нужна семья, Сирина. А тебе, кажется, нет. Для тебя самое важное — это работа.

Она с нервным смешком запустила руки в свои роскошные волосы.

— Сколько можно обсуждать мою работу? А как насчет твоей карьеры в таком случае? Ты готов пожертвовать ею ради семьи?

— Нет. И я не требую, чтобы ты полностью пожертвовала карьерой ради семьи. Но посмотри только, что происходит сейчас. Ты уезжаешь в Камбоджу неизвестно на сколько и оставляешь меня одного на праздники. Это называется любовью?

— Праздники! Да кого это волнует! Мне надо делать снимки. — Она указала на него пальцем. — И готова поспорить, если бы у тебя был большой концерт в праздники, ты бы не задумываясь оставил жену и детей.

Он опустил голову.

— Может быть, ты и права.

— Конечно, права. Мы с тобой одного поля ягоды. Артист и художник. Мы живем ради нашего искусства. Только это имеет значение. Никакая не семья. — Она остановилась, чтобы перевести дыхание. — Давай забудем об этом. Забудем на время о женитьбе, о браке, обо всем. Ну что за спешка?! Мне нравится, как мы с тобой встречаемся, даже если иногда и возникают сложности. Давай оставим все как есть. Мы можем каждый жить своей жизнью к в то же время получать удовольствие. — Она сжала его руки. — Времени у нас не так много, поэтому давай получим то удовольствие, какое успеем. Забудь обо всем остальном.

Он не отвечал. Она снова сжала его руки.

— Ну, что скажешь? Друзья и любовники… Как тебе это нравится? На сегодня и на завтра, до моего отъезда.

Он медленно кивнул. Заглянул ей в глаза. Несчастная обиженная девочка… Очень хочет, чтобы ее любили, и готова отплатить тем же… как умеет. Сердце его рванулось к ней. И в то же время глубоко в душе он с печалью осознал, что у него с Сириной все кончено. Она никогда не сможет дать то, что ему нужно. Просто потому, что в ней этого нет. Она на это не способна. Так же, как и он никогда не сможет дать ей свободу, которой она так жаждет. Нет, не сможет. Ему нужно совсем другое.

Внезапно его охватила острая тоска по Вере, по ее душистым объятиям, таким знакомым, таким родным, по ручонкам сына, обнимающего его за шею, по теплу родного дома. До боли захотелось увидеть отца и мать, сказать им, что он их любит, что всегда ценил их заботу.

Глаза его затуманились. Он взглянул на Сирину:

— Друзья и любовники. На сегодня и на завтра. А вот насчет дальнейшего ничего сказать не могу.

Глава 37

Молодой человек поправил узел желтого шелкового галстука, еще раз взглянул в зеркало, чтобы убедиться, что все выглядит безупречно. Всегда крайне внимательный к своей одежде, сегодня он хотел выглядеть еще лучше, чем обычно.

В зеркале он увидел, как молодая женщина, распростершись на постели, закурила сигарету, выпустив облако дыма к потолку. Она уже оделась в свой черный блестящий винил. Вся в сверкающем виниле, до высоких — по бедра — сапог на каблуках-шпильках. Этот наряд, густой слой косметики на лице и обесцвеченные пряди в ее жгуче-черных волосах теперь его совсем не привлекали. Он удовлетворил свое желание. Скорее бы убраться из этого отеля, где комнаты сдают для свиданий за почасовую оплату. Его всегда потом тошнит от таких мест. Но выбора у него нет. Он покинул роскошный отель, где они остановились с Мишей, и отправился искать приключений в тот район Токио, где кипела ночная жизнь. Нашел. Но не может же он взять ее с собой в свой шикарный отель «Времена года».

Он прищелкнул пальцами. Кивнул в сторону двери:

— Пошли.

Женщина сделала еще одну затяжку, опустила ноги на пол, неторопливо встала. Ее покачивало, то ли от вина, то ли от наркотика, а может быть, и от того, и от другого.

Господи! Он почти физически ощущал исходившую от нее заразу. Взял ее за руку и бесцеремонно подтолкнул к двери. Миша Левин! Это все он, богатый, знаменитый, удачливый красавец Миша Левин. Его вина, что приходится сейчас мириться с таким дерьмом. Он свое заслужил. Заслужил все, что получит.

Вера закрыла книгу, которую безуспешно пыталась читать. Она поймала себя на том, что читает одну и ту же фразу неизвестно сколько раз подряд, не понимая смысла. Сунула дешевый роман в бумажной обложке в специальное отделение на спинке переднего сиденья. Вытянула ноги, насколько позволяло пространство, пошевелила пальцами. Туфли от Шанель на высоких каблуках она давно уже сбросила. Обернулась к иллюминатору. За окном угольно-черная ночь. Нет, она точно сошла с ума… А может быть, наоборот, совершает первый разумный поступок с тех пор, как узнала, что у Миши связь с Сириной Гиббонс.

Она решила бороться за мужа. Ей осточертело быть терпеливой, все понимающей женой, хранительницей семейного очага, в то время как он делает все, что ему вздумается. Нет, без борьбы она его никому не отдаст.

И поэтому сейчас она летит в Токио. Ники остался с Соней и Дмитрием. Соня пожелала ей успеха. Вера решила, что будет ходить на Мишины концерты, нравится ему это или нет. Сделает все, что в ее силах, чтобы снова завоевать его. Отвлечь от Сирины Гиббонс. Он, наверное, придет в ужас при ее появлении, но ей все равно.

Что же она все-таки делает?.. Пустилась в это сумасшедшее путешествие, не представляя, что ее ждет. С другой стороны, а что ей терять?

С этой мыслью она выключила лампу наверху, закрыла глаза. Надо попробовать поспать. В ближайшие дни ей понадобится вся ее энергия.

Глава 38

Молодой человек вернулся к себе в номер в отеле «Времена года» с покупками, аккуратно завернутыми и уложенными в сумку. Поставил сумку на пол. Снял свое дорогое пальто, хотел повесить в шкаф, потом передумал. Губы его изогнулись в усмешке. Оно может пригодиться. А ведь точно, это как раз то, что доктор прописал. Он взял пальто к себе в комнату, бросил на спинку кресла, подошел к столу, где стояла бутылка дорогого виски. Выглядит соблазнительно: на лакированном подносе, с двумя стаканами и бутылкой минеральной воды. Налил большую порцию виски в один стакан, снова закрыл бутылку пробкой. В другой стакан налил воды. Сделал глубокий вдох и одним глотком опорожнил стакан с виски. Судорога прошла по телу. Он выпил воду. Едва не поперхнулся. Несколько мгновений стоял неподвижно, ожидая, пока уляжется возбуждение. Обычно он так не пьет. Но сегодня ему это не помешает, для храбрости. Постепенно он почувствовал себя лучше. Просто прекрасно себя почувствовал. Прошел обратно к двери, взял сумку с покупками, поставил на кресло, где висело пальто. Вынул из сумки небольшой пакет. Нетерпеливо разорвал упаковку, достал свою первую покупку. Пара наручников с ключом. Приобрел их в магазине сексуальных принадлежностей. Попытался открыть и закрыть наручники. Чепуха, детская игра. Несколько секунд с гордостью смотрел на них, потом сунул в просторный карман пальто. Достал из сумки еще один небольшой бумажный пакет, какие обычно можно увидеть в магазине металлических хозяйственных принадлежностей. Он в таком его и купил. Достал небольшой молоток, стал его внимательно разглядывать. Деревянная ручка в шесть дюймов, тяжелая головка около пяти дюймов. Мозги может запросто вышибить. Или руку раздробить… Он положил молоток в другой карман пальто. Немного оттопыривается, но вряд ли это привлечет внимание. Он удовлетворенно улыбнулся. И наконец последнее — небольшой моток липкой пленки. Заткнет рот кому угодно. Бросил в карман, где уже лежали наручники. Приподнял пальто, критически осмотрел. Тоже немного оттопыривается, но беспокоиться не о чем.