Силуэт

- Что изменится если я скажу?

- Ничего.

- Тогда зачем мне говорить?

- Может потому, что так делают все матери? Предостерегают, учат, берегут?

- А потом оберегаемое чадо орет, что всех ненавидит и убегает на крышу резать вены. Ненавижу таких проблемных детей.

Я только качаю головой, понимая, что пытаться что – то доказать – пустая трата времени.

- Не подумай, что я тебя не люблю – сделала глоток чая мама.

- Как я могу? В конце концов, ты меня всё-таки воспитала, а не отдала в детский дом – усмехнулась я.

- Со мной многие не согласны – продолжила мама, доставая конфету – помню, когда тебе было лет пять, ты играла в песочнице. Неподалеку от тебя крутилась семилетняя девчонка, с которой бабушка глаз не спускала. До сих пор помню, её визгливый голос, который кричал на весь двор : « Машенька, не бегай – упадешь! Машенька, не лезь на дерево, ты же девочка! Машенька, не подходи к этой девочке, ты же видишь, что он вся в песке, испачкаешься!».

Я поморщилась. Да, я тоже прекрасно помнила эту историю, хотя мне и было не больше пяти, почему – то именно это воспоминание о раннем детстве оказалось слишком живучим.

- Бедная девочка даже не знала, куда ей податься, чтобы не нарваться на ругань – продолжила мама - когда я спросила у старухи, какого хрена она вообще решила выгулять свою внучку - именно выгулять, потому что прогулкой там и не светило - если ей все не нравиться, она начала орать как резаная. Ну, я не выдержала и сказала, что с таким отношением «Машенька» начнет спать с парнями, курить и резать себе вены, как только в голову ударит переходный возраст.

- И что потом? – невольно заинтересовалась я.

- Эта ведьма пригрозила пожаловаться на меня участковому, а ты кинула в неё лопатку, испачканную в песке – мстительно улыбнулась мама – вот тогда я и поняла, что в отличии этой «Машеньки» ты – нормальный ребенок.

Да, не самый хороший мой поступок. Признаю, гордиться нечем.

- И что, эта Маша и правда стала курить и спасть с парнями, когда у неё начался переходный возраст? – поинтересовалась я.

Мама частенько угадывает то, что, так или иначе, случиться с другими. Есть у неё какое – то чутье, которое никогда не подводит.

- Она даже из дома сбегала – резко сказала мама, со звоном ставя чашку за стол – а ведь я предупреждала, что с таким отношением ничего хорошего не будет! В этом самая большая проблема современных людей – мы не хотим признавать, что не все так нуждаются в нас, как бы сильно нам не хотелось обратного. Ребенок – не собственность родителей, он – совершенно самостоятельный человек, который перестает нуждаться в чьей – то опеке сразу, как только начинает понимать, что происходит вокруг и что ему с этим делать.

- Но каждому хочется, чтобы его любили – не согласилась я с мамой.

- Любили – да, но не душили заботой и чрезмерным вниманием. Это ломает, и ставит ребенка перед совсем безрадостным выбором : либо сломаться, и принять правила игры, но в этом случае сами родители никогда не смогут гордиться своим чадом. Ведь он просто ничего не добьется в жизни! Потому что ему будет банально страшно пробовать себя в чем – то новом, неизвестном.

- А какой второй выбор?

- Либо ребенок пойдет в отрыв и сам не захочет никого знать.

- Поэтому ты воспитывала меня так странно? – поинтересовалась я – будто я тебе вообще не родная?

- Что за глупости? – возмутилась мама – я давала тебе самое главное – свободу. Ты всегда могла сказать, что думала и сделать то, что тебе хочется. Неужели тебе это было не нужно?

- И как же другие дети растут? – хмуро поинтересовалась я – в заботе и любви?

- У тебя было и то, и другое. Просто, это не так бросалось в глаза, как у других.

- Ладно - я потерла руками лицо, стараясь собраться с мыслями и перестать думать о воспитании и прочей психологической ерунде. Ты – технарь, Лиля, тебя не должны касаться всякие гуманитарные заскоки – лучше расскажи, почему я общаюсь с «плохими людьми». И прекрати уводить разговор в сторону!

- Ах, меня поймали – улыбнулась мама – ладно – ладно, не смотри так зло, а то я расплачусь. Но говорить не буду.

- Почему?

Всё-таки я совершенно не понимаю эту женщину.

- Потому что если я тебе скажу, ты всё равно не поверишь и не поймешь. Даже если я запрещу тебе общаться с тем, кого считаю «плохим», ты всё равно не послушаешься, пока не удостоверишься сама. Всё, что я могу – это просто сказать : «Эй, детка, мне не нравиться этот парень, потому, что у него все руки в старых шрамах, от многочисленных драк, будь осторожнее!». Но послушаешь ли ты меня?

- Что? – я открыла рот, удивленно смотря на развеселившуюся маму, совершенно не обращая внимания на удар грома за окном – что значит – руки в старых шрамах? Драки? Хочешь сказать, что Женя – дрался?

- И не однократно – серьезно кивнула мама – поэтому я и спросил, не детдомовский ли он. Слишком уж серьезные повреждения для обычных потасовок, да и сам парень не выглядит настолько беспомощно, чтобы к нему так часто лезли, нарываясь на драку.

- Погоди – попросила я, выставив вперед руку – мне нужна минута.

Как так? Нет, я не спорю, в конце концов, что я знаю о Соколове? Он – лучший друг Саши Преображенского, студент факультета Управления и Психологии, работает в профкоме, живет с бабушкой и дедушкой, потому что родители погибли в аварии, асексуал – да и то, это я узнала только сегодня – и всё. Мы не так часто с ним виделись и общались, чтобы я могла утверждать, что он просто не может драться. Да, он – ответственный, в какой – то степени отзывчивый, добрый и даже благородный, потому что только такой человек мог наплевать на свои планы и постараться, по – своему, конечно, помочь другому. Но может ли такой человек попадать в такие опасные переделки? А хрен его знает!

- Ладно, признаю, он может драться – нехотя сказала я, стараясь не смотреть на маму – ну и что? Подумаешь, подрался пару раз. Может, он живет в неблагополучном районе!

- Думай что хочешь, я просто говорю, что парень не так прост, каким ты его, очевидно, считаешь.

- Ну почему вокруг меня столько ерунды? – со стоном упала на стол я, закрывая голову руками – это просто чертовщина какая – то!

- Что такое? – поинтересовалась мама.

Я косо посмотрела на неё, решая рассказать ли ей про Илью и гонки или нет? Если расскажу, то придется рассказывать про Фея, высотку и всю остальную компанию. В этом замешано столько людей, что я просто не имею права вот так, по собственной прихоти говорить об этом на каждом углу. Хватит уже того, что я рассказала Варе и Ане. Они, конечно, болтать не будут, но всё равно я поступила глупо.

- Не важно – отмахнулась, поднимаясь – всё равно, я сама пока ничего не понимаю.

Мама внимательно посмотрела на меня, но промолчала. Это и есть та свобода, которую она имела в виду? Не лезть, если не просят? Может, ее взгляды на мир не так уж плохи.

- Что ж, в таком случае и разговаривать не о чем – улыбнулась мама – оставь, я сам уберу – заметив, что я потянулась к посуде, сказала она – иначе я от безделья располнею, и твой отец уйдет к стажерке. А кому я с таким характером кроме него нужна?

Я рассмеялась, но послушно оставила все на местах, примирительно подняв руки вверх. Уже выходя из кухни, я поймала обеспокоенный взгляд матери, но всё равно решила молчать. В конце концов, больше меня это касаться никак не будет.

Уже в комнате я без сил упала на кровать, бросив сумку на пол и думая, что же мне делать дальше. В принципе, кроме ситуации с Преображенским ничего особо не менялось. Да, Соколов оказался не таким простым, как казался, ну и что? меня это как – то трогает? Нет. Над чем тут вообще думать? Но меня почему – то не оставляло противное чувство, словно на меня кто – то вылил ведро смолы и теперь она медленно стекает вниз, и от нее никак не избавиться. За моей спиной точно что – то происходило, но я никак не могла понять, что именно.

Да ещё и этот олень. Он дает неплохие советы, но отвечает, когда ему вздумается, заставляя меня нервничать и метаться из угла в угол. Вот что со мной не так?