Любовь нельзя купить

«Про меня думают, что я верующая, — молилась Хитер. — Я об этом всем говорю, но в глубине души я сомневаюсь. На тебя работает хороший священник, и я благодарна за все, но последние годы моей жизни мне недоставало чудес.

Мне показалось, что удача повернулась ко мне лицом, когда появился Джерри. Но я была чересчур уверена в себе, а так, очевидно, нельзя было себя вести. Значит, это мое наказание? Ты забираешь его от меня?

А я не хочу, чтобы он уходил, и хочу забеременеть. Вот! Что ты об этом думаешь?

Анализы я не сдала, хотела сначала с тобой поговорить. Со мной и раньше такое случалось, так что не будет ничего удивительного, если ты сделаешь так, что анализы окажутся положительными, а спустя несколько дней — отрицательными. Знаю, что не должна подбивать тебя на такое, но на это есть причины.

Как бы там ни было, до следующей пятницы, до сдачи анализа, я подожду. Так что любой день на этой неделе. Если ты пошлешь мне этого мужчину и ребенка и больше ничего, то я просто уверена, что все остальное встанет на свои места».

«Может, я чего-то не понимаю, — молилась Дафна. — Я воспитана так, что должна стоять на коленях и просить прощения. Мне никто никогда не говорил, что можно просить что-то для себя (кроме того случая, когда маму отправили в больницу, где она должна была родить, и больше она не вернулась).

Но мне здесь все нравится, хотя и не вписывается в мое представление о тебе: длинные волосы, борода и пронзительный оценивающий взгляд. Тебе и в самом деле нравятся все эти пляшущие дети и хлопающие в ладони взрослые?

Наверное, у тебя от этого улучшается настроение. Должна сказать, мне и самой веселее. Священник говорит, что мы должны сами попросить чего-нибудь. Помоги мне. Я перепробовала все: все таблетки, которые только есть в продаже, медные браслеты, пробовала кричать на детей и пить бомбейское красное (могу его порекомендовать, если у тебя когда-нибудь возникнут мышечные боли).

Хочу, чтобы боль прекратилась. А если это невозможно, то хорошо бы ее контролировать с минимумом болеутоляющих препаратов. Я еще не так стара и не представляю еще двадцать лет такой жизни.

Если с этим не выйдет, может, ты хотя бы сделаешь так, чтобы моя дочь полюбила меня?

Что можешь, то и сделай. По-моему, ни то ни другое невозможно.

Но мне нужно хотя бы одно. Просто я знаю, что тогда все остальное встанет на свои места.

Аминь».

«Чтоб мне провалиться, — молилась Фиона. — Я ведь не была в церкви с того времени, когда умер отец. Да и тогда я вела себя не подобающе, но ты, наверное, это знаешь.

Я не собиралась этого делать, но все, похоже, молятся, вот и я решилась. Ну да ладно, у Тесс закрыты глаза, Грэму мне сказать нечего, так что остаешься только ты.

Ну как ты? Мне бы хотелось поболтать от души, но ты, вероятно, занимаешься этим целыми днями, тысячелетие за тысячелетием. Готова поклясться, что немногие интересуются твоими делами, так что я подумала, что ты оценишь то, что я проявляю к тебе интерес. А тебя не тошнит от всех этих завываний? Меня тошнит. Раскрою тебе секрет: я сыта по горло проблемами других людей. Знаю, это эгоистично, но до прошлого года все шло хорошо. Не понимаю, почему мы все не можем вернуться к этому.

Знаю, что у Тесс и Макса больше нет кафе (быть может, это ты решил избавить мир от этого отвратительного цветочного чая) и они переехали, дело сделано, но почему мы все не можем снова быть приятными друг другу?

Я туманно выражаюсь? Буду конкретнее. Я бы хотела, чтобы Тим вернулся к Милли, я бы хотела, чтобы у Тесс и Макса появились кое-какие деньги (ровно столько, сколько им нужно, чтобы ни о чем не беспокоиться), и я бы хотела, чтобы Грэм разобрался с тем, что его тревожит, и стал ближе ко мне.

Да, и еще. Вообще, есть хоть какая-то надежда, что моя мать полюбит меня?

Если бы мне пришлось выбирать что-то одно? Знаю, это эгоистично, но я бы выбрала пункт насчет матери. И тогда все остальное встанет на свои места.

Э-э-э… аминь?»

«Все это чертовски глупо, и я на ни за что не поддамся. Разговаривать с тобой не буду, потому что не верю в тебя. Если там есть что-то или кто-то, то и без меня прочитают мои мысли. Это не молитва, слышишь меня? Не молитва.

Интересно, а во что верит Элоиза? Не помню, как Кристина относилась к религии. Одно знаю наверняка: если Элоиза догадается, что ее мать лгала ей всю жизнь, то ее вера в гуманность поколеблется. Надеюсь, она сможет чем-нибудь заменить ее, потому что не представляю, каково ей будет принять меня словно нового героя.

Есть ли что-нибудь такое, что может убедить меня, что ты существуешь? Чудо какое-нибудь? На глупость, вроде такой — «поверю в тебя, если выиграю в лотерею», — я не поддамся. Дай-ка подумать. Ага, вот тебе задача.

Помоги мне разобраться: четко дай знать, что мне делать с Кристиной и с Элоизой. И какое бы решение я ни принял, пусть мне будет комфортно.

Вот это будет чудо. Сделай это для меня, и мы еще не раз поговорим. Потому что все остальное встанет на свои места».

«Здесь мило и тихо, — размышляла Милли. — Интересно, о чем все думают? Уверена, что некоторые молятся, но другие точно мечтают о чем-то, вроде меня. Вспоминают, включили ли плиту для жаркого, думают, как следовало бы достойно ответить тем неприятным людям, которые встретились им на этой неделе. Может, предаются фантазиям насчет того, что состоят в браке с кем-то другим или что у них нет детей; некоторые пытаются вспомнить, в каких топиках — простых или с рисунком — грудь кажется меньше, и обгрызают ногти до мяса.

Ты только посмотри на них всех. Неужели они еще не закончили? Не может же у них быть столько проблем. Знаю, жизнь у них не мед, но в сравнении с моей — легкая.

Значит, Дафна переехала к Фионе с Грэмом, и у них все в порядке. Все живы, здоровы и живут в прекрасном доме. Фионе дарят гвоздики, которые каждую неделю доставляют самолетом с Нормандских островов, и ресницы она красит каждый месяц. Каково им сейчас? Значит, Тесс и Макс были вынуждены переехать, и у них нет денег. Да и ребенок у них один, повторяю, один. Будь у меня один ребенок, я могла бы жить в картонной коробке и была бы совершенно счастлива. А Макс по-прежнему живет с Тесс, не убежал ведь с какой-нибудь вертихвосткой, которую знал еще в школе.

А Грэм? Бог знает, что с ним. Да мне все равно. Нет ему оправданий. Фиона обожает его, их дети не пишут матерные слова на доске, и ни одного из них не выгнали из школы за кражу.

Если бы я могла попросить что-нибудь, то я попросила бы, чтобы все вернулось назад. Вот так. Ладно? Доволен? Пойду домой и буду ждать, хорошо?

Если бы можно было повернуть время вспять, то я бы повела себя иначе. И тогда все остальное встало бы на свои места.

Но это я только так думаю. Это не молитва».

«А можно мне «Плейстейшн-2»? — просила Лара в воскресной школе, плотно зажмурив глаза. — И еще кроссовки, и билеты на «Вестлайф», и собственный компьютер, и ролики, и чтобы карманных денег было столько, сколько раньше, и чтобы волосы выпрямились, а прыщи исчезли, и чтобы мама и папа улыбались и держались за руки.

Аминь».

«Куда они, к черту, все подевались в воскресное утро? — думал Тим. — Не могли же они уйти. Одной Милли ни за что бы не удалось выпроводить их из дому так рано.

А Элисон даже записки мне не оставила. Просто хлопнула дверью и ушла. Да, она сказала, что у нее вызов, но могла бы хоть разбудить меня.

Мне не нравится скучать здесь в одиночестве. Вообще-то я теперь понял, что мне нигде не нравится быть одному. Дома мне казалось, что я схожу с ума, ни места у меня там нет, ни времени, но это явно было по мне.

А вот по играм я не скучаю. Самое скверное, когда у тебя дети, — это бесконечные настольные игры. Тут есть несколько периодов. Сначала «Клюедо» [42], месяцами. Как бы сильно ты ни старался проиграть, сделать так, чтобы игра быстрее закончилась, они об этом всегда узнают и специально начинают играть плохо, так что в результате ты выигрываешь. Самым длинным способом, какой только возможен. И ты должен продолжать играть в «Клюедо», пока не проиграешь одну из фигур, но не веревку, потому что ее можно заменить бечевкой. Лучше всего проиграть свечу. Тогда можно переходить к другим играм. Всегда есть выбор.