Подари мне Воскресенье

— Пылесос... Там, во встроенном шкафу в холле.

— Прекрасно.

Елена направилась в холл. Ася, потянув за собой Нинку, тоже быстро ретировалась из гостиной.

— Ну и мегера! — прошептала Нинка, едва за девушками закрылась дверь спальни. — И где твой Павлик только такую нашел?

— Тише ты! — одернула ее Ася. — Еще услышит, неудобно!

— Слушай, а давай куда-нибудь слиняем, пока она будет «выполнять свои обязанности»? — Нинка поежилась. — А то мне при ней как-то неуютно.

Ася вздохнула.

— Мне, вообще-то, тоже, — призналась она. — Пошли пока, пройдемся.

Про себя Ася подумала, что теперь обречена гулять через день с двух до четырех, в то время, пока Елена Павловна наводит лоск в ее квартире. Что ж, регулярные прогулки на свежем воздухе — часть здорового образа жизни, решила она.

Глава 2

Что можно вспомнить, сидя на подоконнике

Завтра и послезавтра не внесли никаких изменений в странную жизнь Аси. Однако ее не покидало абсурдное с точки зрения здравого смысла чувство, что Павел где-то рядом, что есть что-то очень важное, чего она не заметила, пропустила, проглядела. Только вот что?

...Асе снилось, что они с Павликом бредут по осеннему лесу. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь еще густые кроны деревьев, падают на землю словно струи косого дождя, а под ногами шуршат осенние листья, сухие и яркие. Они идут рядом, молча, не глядя друг на друга, но это ничего не значит: Ася все равно каждой клеточкой чувствует, что они вместе. Внезапно деревья расступаются, они выходят на большую поляну, к домику лесника. Понятно, на доме не написано, что он принадлежит леснику, но Ася откуда-то это знает. Так же молча, не глядя друг на друга, они поднимаются по ступенькам на крыльцо. Павел открывает дверь, пропуская Асю вперед. Они оказываются в чистой деревенской комнате, совсем простой: некрашеные стены, в углу печь, на окнах ситцевые занавески. Из-за солнца и бревенчатых стен комната кажется розово-золотой. Мебели никакой нет, только посередине комнаты стоит большая кровать — старомодная, с железными шишечками на спинке, сейчас таких и в деревнях не сыщешь. Кровать девственно-нетронута, застелена кипенно-белым покрывалом с кружевным подзором. Ася как зачарованная смотрит на этот раритет и вдруг чувствует руку Павла на своем плече. «Это для нас с тобой, — тихо шепчет он ей на ухо. — Только для нас с тобой». Ася хочет обернуться, переспросить — и тут сон внезапно кончается.

Это было четвертое утро ее «соломенного вдовства». Ася, открыв глаза, еще какое-то время была счастлива — пока находилась под влиянием привидевшегося. Однако, в очередной раз осознав, что сейчас Павла рядом с ней нет, Ася, тяжело вздохнув, вылезла из постели — не из той деревенской, а из вполне современной — и поплелась к окну одергивать занавески. Разумеется, не ситцевые. В спальню хлынули солнечные лучи. Ася в изумлении широко раскрыла глаза: она будто попала в продолжение своего сна...

Погода в этот день явно решила порадовать москвичей. Дождь, нудно поливавший улицы вчера и позавчера, закончился, тучи разошлись, и ничто не мешало сентябрьскому неяркому солнцу подарить столице долгожданное бабье лето.

Распахнув оконные створки, Ася как была — в короткой маечке — уселась с ногами на подоконник и обхватила колени руками. Высоты Ася никогда не боялась, а о приличиях можно было не беспокоиться: ее все равно никто не увидит. Прямо под окнами деревья, потом — железнодорожные пути, и только за ними — Лесная улица. Павел как-то пошутил, что если вдруг за их частной жизнью кто-нибудь захочет пошпионить, то им придется проявить немалую изобретательность. Даже на дерево влезть не смогут — до седьмого этажа деревья не растут.

Павел, Павел... И где ты сейчас?

Павел словно бы никуда не уходил, днем и ночью он все время был с Асей — в ее голове, в сердце. Пусть Нинка не верила, но Ася действительно не обиделась и не рассердилась на внезапное исчезновение мужа. Тревога, но не оскорбление поселилось в ее душе. Ася продолжала верить своему мужу, пусть эта вера и казалась подруге Нинке несусветной глупостью. Какое-то шестое или седьмое — а впрочем, и непонятно какое — чувство подсказывало, что уход Павла с Асей никак не связан. Тайна, вынудившая Павлика исчезнуть, не имеет к их любви никакого отношения. А Асю Павлик любит, действительно любит, она это знала, и поэтому обязательно вернется. Скоро все прояснится, может быть, уже даже сегодня...

Все эти дни, прожитые без Павла, Ася в мыслях все время обращалась к мужу, разговаривала с ним, представляла, что бы он сказал или сделал в той или иной ситуации. Вот и сейчас, глядя вниз на желто-багряные кроны кленов и тополей, Ася вздохнула и подумала, как было бы хорошо в такой теплый денек съездить с Павликом куда-нибудь за город. В лес, такой, как ей приснился. Если бы он был рядом, то, наверное, так бы и получилось...

Ася вообще любила осень еще с детства, со школьных времен. Их тихий провинциальный Новгород в пору бабьего лета словно преображался, вновь обретал былое величие — тишина и спокойствие, разлитые в воздухе, белые церкви с золотыми куполами, окруженные такими же золотыми деревьями, будили неуемную Асину фантазию. Каждый раз, идя через кремль, она воображала себя то дочерью великого князя Новгородского, то женой боярина, то Марфой-посадницей — да кем она себя только не воображала!

И школа в начале учебного года ей тоже очень нравилась. Учиться в сентябре, разумеется, никто толком не учился, народ приходил в себя после каникул, прогуливая уроки и просиживая днями и вечерами в маленьком открытом кафе в парке. Кафе было излюбленным местом свиданий влюбленных парочек, и Асю это тоже не миновало. Именно здесь начинался ее короткий роман с Гошкой Одинцовым из десятого «А» — роман бурный и почти платонический. Они страстно целовались под желто-красными деревьями; дальше этого дело не зашло, и разочарованный Гошка бросил Асю ради длинноногой Верки Смирновой.

Кроме того, Ася любила сентябрь за то, что в их малогабаритной хрущевке в это время было относительно малолюдно. Асин отчим все выходные пропадал на Ильмень-озере, на рыбалке. Он брал с собой сына, а мать с младшей сестренкой уезжали на огород. Сентябрьские выходные — те немногие счастливые дни в году, когда Ася бывала предоставлена самой себе. По будням она тоже часто ездила на Ильмень, на остров, где раньше был скит, а позже — пионерский лагерь. Теперь на острове снова жили монахини, потому обычные туристы там не показывались.

Но Ася ездила не на рыбалку, у нее на острове был свой интерес. Там в полном одиночестве можно было делать что угодно — петь, читать стихи, разыгрывать сцены — одним словом, готовиться сколько влезет к будущей театральной карьере. И никто не смотрел на тебя как на девочку «с приветом».

Еще Ася любила начало осени потому, что в их новгородской школе была замечательная традиция — в сентябре старшеклассников вывозили на три дня в Питер, на экскурсию. Завуч придерживалась передовых взглядов на воспитание подрастающего поколения и считала, что начало учебного года непременно должно быть ознаменовано приобщением к сокровищнице мировой культуры. А Ася обожала Питер и считала его самым замечательным городом на свете...