Тариф на лунный свет

Лепеча что-то об «уборщице с бутербродами», о «классовой борьбе», о «Марксе и социальной несправедливости», я благоговейно разглядывала его.

Синие глаза, темные волосы. Такое редко бывает. А эти руки! Просто грешно, имея такие руки, не играть на фортепиано. Несколько темных волосков выглядывало из-под ворота белой футболки. Значит, и грудь у него волосатая… Люблю мужчин с волосатой грудью! Этот темный остров на груди, который к пупку постепенно сужается, а там расширяется вновь до многообещающих зарослей… О да.

– В любом случае, мне очень жаль, – завершила я свой бестолковый отчет.

Он ласково улыбнулся мне. Так улыбаются опасному психопату, который в сумасшедшем доме пытается втолковать экспертам, что совершенно нормален.

– Забудем об этом. Зачем вы сегодня здесь, госпожа Хюбш?

Боже, боже, боже мой! Надо импровизировать! О болях в желудке при таких обстоятельствах, конечно, не может быть и речи. Позволить этому божеству, этому Адонису прощупывать дряблые ткани моего живота, сама эта мысль просто невыносима!

Мысленно я лихорадочно сканировала части своего тела, пытаясь выбрать наименее отвратительную. А! Вот оно. Затылок. С тех пор как у меня появился затылок, там просто постоянно щемит. Да и раздеваться для осмотра не надо…

– Щемит в затылке, – сказала я торжествуя. – У меня щемит в затылке.

То, что за этим последовало, было самой унизительной процедурой из всех, когда-либо мной пережитых. Мне пришлось раздеться до нижнего белья и, широко раскинув руки, балансировать на некоей воображаемой линии. Он сказал, что должен проверить, не перекошен ли мой таз, – но я думаю, ему просто хотелось поглядеть, как в застиранном до дыр белье, с пунцово-красным от стыда лицом и раскинутыми руками я мотыляюсь вдоль воображаемой линии. Это был настоящий позор.

Убийственным следствием этой процедуры стало то, что д-р Хофман диагностировал укорочение моей правой ноги на 1,3 сантиметра и выписал рецепт на стельки.

– Могу я быть вам полезен чем-нибудь еще?

О да! Вы можете дать мне шанс загладить мою вину! Вы можете спросить меня, не хочу ли я выйти за вас замуж! Что было мне делать? Что говорить?

Так я и сидела. Тупая кособокая корова, не сегодня завтра с ортопедической стелькой в туфле. Если прямо сейчас уйти из этого кабинета, то – это ясно как день – никогда уже мне больше жизни не радоваться.

Я думала об Уте Кошловски. Я думала о Брюсе Уиллисе. Я думала о Вероне Фельдбуш, однажды сказавшей: «Меня ничему не смутить».

А раз так, вперед! Ведь терять мне теперь все равно было нечего.

– Да. Вы действительно можете быть мне полезны еще в одном…

Он изумленно поднял глаза. Боже милостивый, что за великолепный экземпляр мужчины! Я встала, перегнулась через письменный стол и на рецептурном бланке записала свой номер телефона.

– Вы можете мне позвонить. Пока что вам известны лишь мои худшие стороны. Но у меня и хорошие есть.

Телефон! Ах, я чувствую себя прямо-таки неотразимой. Просто не буду подходить. Пускай наговорит на автоответчик. Такие женщины, как я, в субботу вечером не сидят дома.

– Прости, Кора, никак не могла добраться до телефона. Теперь уже можно со мной гово…

– Алло, Йо?!

– Почему сразу не подошла?

– Хотела послушать, кто это.

– Ах ты засранка. Все ждешь звонка от своего лейб-медика?

– Ну конечно нет, то есть да, то есть фактически нет, я…

– Скажи-ка, не слишком ли ты стара для этих дел?

У Йо весьма прагматичный взгляд на вещи. Это порой бывает очень полезным, но в известных обстоятельствах – и оскорбительным.

Вот уже года четыре, как Йо в своей фирме дослужилась до места руководителя отдела маркетинга и по размеру оклада оказалась по ту сторону зависти. Служебный «БМВ» черного цвета был ей очень к лицу, так же как костюмы от Dolce&Gabbaпa и безостановочно звонящий мобильник величиной с батончик «Милки Вэй».

За четыре недели она выбрала себе постоянную марку шампанского, научилась быстро и безболезненно ставить на место особо упертых, отвечать самовлюбленным альфа-самцам, которые убеждены, что женщина на руководящей должности это фригидная, властная, косная бой-баба, которая, в сущности, желает только одного – чтобы ее основательно трахнули.

«Видите ли, – говорила обычно Йо в таких случаях, – женщины и мужчины станут по-настоящему равноправными только тогда, когда важный пост займет некомпетентная женщина».

Я люблю Йо. Я горжусь ее дружбой и благодаря ей поняла, как невыносимо трудно жить, имея длинные светлые кудри, объем бюста С, зад как у Наоми Кемпбелл и мозги как у старой графини Дёнхоф [14].

Йо самая сумасбродная женщина из всех, кого я знаю, а потому озабочена тем же, что и Шарон Стоун, которая сказала: «Моя самая большая проблема – найти нормального мужика».

А Йо не только не нашла ни одного нормального мужика, она даже подходящего психотерапевта никак не найдет. Даже у них она вызывает страх. Вот уже год как она посещает женщину-психотерапевта и живет в эротической диаспоре. Ее же, как правило, домогаются одни лишь мускулистые болваны, не замечающие, что обратились не по адресу.

Йо нужен интеллигентный, независимый муж.

Таковые суть

а) редки и,

б) главным образом, уже женаты на своей секретарше.

Это трагедия. Мы с Йо на этом материале развили интересную теорию, которая, насколько мне известно, еще не рассматривалась ни в одном дамском журнале.

Мужчины ищут себе жен, исходя из своих целей. Скажем, честолюбивый банковский клерк возьмет в жены такую женщину, которая вполне могла бы стать и супругой председателя правления. Чтобы выглядела дорогостоящей и желательно владела какой-нибудь редкой профессией, о которой потом могла бы забыть ради семьи и карьеры мужа.

Большинство мужчин не выносит, если у женщины имеется цель, не согласующаяся с их собственной. Результат таков, что женщины свои цели часто меняют. Они отказываются от профессии, чтобы растить детей. Они отказываются от повышения по службе, потому что он ради своей работы должен переселиться в другой город.

Женщины меняют цель. Мужчины меняют женщин. Проще простого.

Йо никогда не теряла из виду своей цели, зато теряла мужчин. Ее последний друг – мы его называем сейчас не иначе как Бен Узколобый – собрался в Южную Германию. Он был учителем, но хотел переквалифицироваться в специалиста по компьютерам. «Ты внешне похожа на женщину. На самом деле – мужчина», – сказал он ей, обидевшись, когда она отказалась бросить свою работу и ехать с ним в Верхнюю Баварию. Он уехал – она горевала.

Неужели Йо в своей наивности верила, будто ему безразлично, что она зарабатывает впятеро больше его? Будем же честными, признаем, что в этих вопросах мы остались в каменном веке. Он хочет таскать домой убитых мамонтов. Ей позволено варить из них вкусную похлебку. Йо желает сама убивать своих мамонтов. Поэтому она для мужчины – проблема.

А вот я совсем не такая. Глядя на Йо, мне неловко в этом признаваться. Но ничего не поделаешь: порой я мечтаю, чтобы мне выдавали деньги на ведение домашнего хозяйства, чтобы у меня была прислуга, которой можно командовать, и свободное время, чтобы составлять букеты на загородной вилле, а вечером приветствовать мужа с двумя детьми на руках, благоухая новым творением фирмы «Шанель».

Конечно, вслух об этом нельзя говорить. Я и не говорю.

– Что случилось, Кора? Ты что, задумала стать женой врача и составлять букеты на загородной вилле?

Ох, как неловко. Видно, я сама где-то об этом нечаянно проговорилась.

– Не заглянешь ко мне как-нибудь? Сварили бы спагетти, посмотрели бы «Спорим, что…» Что скажешь? Помнишь, как бывало?

Ах! Тут на сердце у меня стало совсем не хорошо.

Я знаю Йо еще с тех пор, когда нам было семь лет. Семейство Дагельзи переехало тогда на нашу улицу. На следующий день после их приезда я положила под дверь ее родителей завернутую в газету коровью лепешку, подожгла сверток, позвонила и удрала. Отец Йо затоптал огонь, изгваздал себе штаны коровьим дерьмом, а мы с Йо стали лучшими подругами.