Огонь между небом и землей (ЛП)

Я так и сделал. Мы с ним ели мою фантазию в виде поджаренной ветчины с тремя видами сыра под чесночным соусом айоли. На гарнир я приготовил домашние драники со специями, беконом и кетчупом.

— Как оно? — спросил я, не отрывая взгляд от Келлана. — Тебе нравится? — без задней мысли я положил половину сэндвича перед мамой. Она покачала головой.

— Диета, — пробормотала она, доедая последний «Чириоз».

— Черт, Логан, — вздохнул Келлан, как-то не заметив мамин комментарий. Я хотел, чтобы тоже мог сделать это. — Это потрясающе.

Я усмехнулся, засветившись от гордости.

— Правда?

— Я откусил сэндвич и почти умер от того, насколько он хорош. Если бы я поверил в рай, то это было бы исключительно благодаря твоему сэндвичу.

Моя улыбка стала шире.

— Правда?! Я превзошел себя.

— Офигенно вкусно.

Я пожал плечами с самодовольным выражением на лице.

— Я вроде как крутой, — я не мог нормально поблагодарить Келлана — это был самый радостный момент в моей жизни за последнее время. Может быть, однажды я смогу пойти в колледж… Может быть, Алисса права.

— Мне пора идти. Ты уверен, что не хочешь куда-нибудь съехать? — спросил Келлан.

Мне хотелось съехать из квартиры — в этом я был уверен. Но не был уверен в том, что мой отец остановится, и я не хотел, чтобы он оставался наедине с мамой. После его визитов ее кожа была намного более фиолетовой, чем до его прихода.

Им владел совершенно особенный демон, толкающий мужчину поднять руку на женщину.

— Нет. Я в порядке. В любом случае, сегодня позже мне работать на заправке.

— Разве она не в часе ходьбы отсюда?

— Нет. В сорока пяти минутах. Все нормально.

— Хочешь дам денег на проезд?

— Я могу дойти.

Он покопался в своем бумажнике и положил деньги на стол.

— Послушай, — он наклонился ближе ко мне и прошептал, — если тебе понадобится остаться в доме моего отца, ведь это ближе к твоей работе…

— Твой отец ненавидит меня, — прервал я.

— Это не так.

Я бросил на него недоверчивый взгляд.

— Ладно. Ты, может, и не самый любимый его человек, но, если быть честным, ты украл у него три сотни баксов из бумажника.

— Мне нужно было заплатить аренду.

— Да, но, Логан, кража не должна была быть твоей первой мыслью.

— Тогда где их было взять? — спросил я, все больше расстраиваясь из-за того, что понимал его правоту.

— Я не знаю. Может быть, попросить помощи?

— Мне не нужна ничья помощь. Никогда не просил и никогда не буду, — моя гордость всегда была такой непоколебимой. Я понимал, почему кто-то назвал ее смертным грехом.

Келлан нахмурился, понимая, что мне необходимо сбежать отсюда. Нахождение в этой квартире так долго — прямой путь к сумасшествию.

— Ладно, — он подошел к маме и прижал губы к ее лбу. — Люблю тебя, ма.

Она вроде улыбнулась.

— Пока, Келлан.

Проходя мимо, он положил руку мне на плечо и мягко сказал:

— Она еще похудела с того дня, когда я в последний раз видел ее.

— Ага.

— Это пугает меня.

— Да, меня тоже, — я видел, что тревога за ее вес давит на него. — Но ты не беспокойся. Я заставлю ее что-нибудь съесть.

Его беспокойство не ушло.

— Ты тоже выглядишь похудевшим.

— Это только потому, что у меня быстрый метаболизм, — пошутил я. Он не рассмеялся. Я похлопал его по спине. — Серьезно, Кел. Я в порядке. И я попытаюсь заставить ее поесть. Я обещаю попробовать, хорошо?

Он тяжело вздохнул.

— Хорошо. Увидимся позже. Если ты не вернешься с работы к тому времени, когда я закончу, то увидимся на следующей неделе, — Келлан помахал на прощание, и, прежде чем он сделал шаг из квартиры, я позвал его по имени.

— Да? — спросил он. Я пожал левым плечом. Он пожал правым.

Так мы всегда говорили «Я люблю тебя» друг другу. Он так много значил для меня. Человек, которым я мечтал однажды стать. И к тому же, мы были мужчинами. А мужчины не говорят друг другу «Я люблю тебя». Правда, я никому не говорил этих слов.

Прочистив горло, я кивнул один раз.

— Спасибо еще раз. За… — я пожал своим левым плечом… — все.

Он подарил мне мягкую улыбку и пожал правым.

— Всегда, — с этими словами он ушел.

Я перевел взгляд на маму, которая говорила с миской молока. Представляла себе.

— Келлан — идеальный сын, — пробормотала она молоку, прежде чем повернуть голову в мою сторону. — Он гораздо лучше, чем ты.

Где же ты, трезвая мама?

— Ага, — сказал я, вставая, чтобы забрать еду в свою спальню. — Хорошо, мам.

— Это правда. Он красивый и умный, и заботится обо мне. Ты не делаешь ни черта.

— Ты права. Я ни черта не делаю для тебя, — пробормотал я, уходя, не желая этим утром иметь дело с ее безумными мыслями.

Направляясь к выходу, я шарахнулся от летящей миски, просвистевшей мимо моего левого уха и разбившейся о стену передо мной. Молоко и осколки стекла брызнули на меня. Я обернулся к маме — на ее лице была хитрая улыбка.

— Мне нужно, чтобы ты помыл эти окна сегодня, Логан. Прямо сейчас. У меня свидание, меня заберут отсюда, а это место отвратительно! — закричала она. — И убери этот беспорядок.

Кровь во мне закипела, потому что моя мама и была этим беспорядком. Как кто-то может быть таким оторванным от жизни? И если он бы так оторвался, есть ли у него шанс вернуться назад? Я так сильно по тебе скучаю, ма…

— Я не буду это убирать.

— Нет, будешь.

— С кем ты идешь на свидание, мам?

Она села прямо, словно была какой-то королевой.

— Не твое дело.

— Правда? Потому что я уверен: последний человек, который водил тебя на свидание, был тот мешок с дерьмом, который снял тебя на углу. А чуть раньше это был мой паразит-папаша, и ты вернулась домой с двумя сломанными ребрами.

— Не смей так говорить о нем. Он хорошо относится к нам. Кто, ты думаешь, платит основную часть нашей аренды? Потому что это совершенно точно не ты.

Недавний выпускник средней школы, мне почти восемнадцать, не в состоянии платить аренду — этот неудачник — я.

— Я плачу половину — это больше, чем ты можешь просить, а он не кто иной, как кусок дерьма.

Она ударила руками по столу, раздраженная моими словами. Ее тело задрожало, она стала более беспокойной.

— Он больше мужчина, чем ты когда-нибудь сможешь стать!

— Да? — спросил я, оборачиваясь и начиная обыскивать ее карманы, точно зная, что должен найти. — Он больше мужчина? И почему это? — уточнил я, находя в ее заднем кармане маленький пакетик кокаина. Я потряс им перед ней, наблюдая за паникой, разливающейся по ее лицу.

— Прекрати! — закричала она, пытаясь отобрать его у меня.

— Нет, я заберу это. Он дает его тебе, и это делает его лучшим человеком, чем я смогу когда-либо стать. Он бьет тебя, потому что он лучше. Он плюет тебе в лицо и называет дерьмом, потому что он лучше, чем я. Правильно?

Она заплакала, но не из-за моих слов — я был уверен, что она едва ли услышала их — а из-за того, что ее белый дружок-порошок был в опасности.

— Просто отдай его мне, Ло! Прекрати!

Ее глаза были пустыми, и это выглядело так, словно я боролся с привидением. С тяжелым вздохом я бросил пакетик на стол и наблюдал, как она вытерла нос, прежде чем открыла упаковку, нашла свое лезвие и сделала пару дорожек кокса на обеденном столе.

— Ты хаос. Ты проклятый хаос, и никогда не станешь лучше, — сказал я, пока она нюхала порошок.

— Говорит мальчик, который, скорее всего, пойдет в свою спальню, закроет дверь и затянется своим собственным лекарством, которое дал тебе папочка. Он большой плохой волк, но Красная Шапочка — мальчик в капюшоне — продолжает ему звонить, чтобы получить свое лекарство. Думаешь, ты чем-то лучше, чем я или он?

— Да, — сказал я. Я употреблял, но не много. У меня все под контролем. Я не был одичавшим.

Я был лучше, чем мои родители.

Должен быть.

— Это не так. У тебя в душе самое худшее от нас обоих. Келлан хороший, он всегда будет в порядке. Но ты? — она сделала еще две линии кокса. — Я удивлюсь, если ты не умрешь в двадцать пять.