Про Одну Девочку (СИ)

– А-а-а-ха-ха-хаааа! – проскулила Девочка, извиваясь. – Ты хочешь, чтоб вместо оргазма у меня живот от смеха лопнул?! Нельзя превращать секс в ржач!..

– Сейчас я тебя зажарю, оладушка моя, – прорычала Любимая, не обращая внимания на визг и переходя к решительным действиям.

И хлеб, и секс удались на славу, не нанеся ущерба качеству друг друга. Вынув из духовки румяные круглые булочки (не свои, конечно!), Девочка накрыла их для «отдыха», а вскоре они с Любимой валялись в постели и жевали бутерброды из свежего, ещё чуть тёплого хлеба – с маслом и сахаром, как в далёком детстве. Это было особенно вкусно под чтение распечатанных на принтере рецептов из старинной книги.

«Пирог с смородиною.

Взять по фунту горького и сладкого миндалю, очистить его и истолочь мелко, с двух цитронов корку обтереть и вместе в горшок или большое каменное глубокое блюдо положить, восемнадцать яичных желтков один за одним с тем же смешать, а потом по рассмотрению хорошую мерку вареной в сахаре смородины, которую сперва немного подогреть должно, чтобы порозжизла, белки яичные сбить в густую пену и с смородиною туда же примешать и так в приготовленную форму вылить и испечь. Должно смородину прежде яичных белков положить и отведать, довольно ли сладок раствор будет; и буде кисловат, то примешать мелко тертого сахару, чтоб довольно сладок был прежде, нежели белок туда положится.

Делается такой пирог и с свежею смородиною, но ее сварить должно, чтоб была в самом густом сиропе, как и впрок варится, да паки от сиропу отделить и простудить.

Кто не отважится такой пирог в форме испечь, тот сделай дно или лепешку с хорошими закраинами из крупитчетого теста и в нем раствор испеки, то также будет хорош; и когда вышеобъявленная мера раствору покажется кому велика, тот может всего того по половине или по третьей доле взять».

10. Искорка

Подумал однажды Автор, что истории из жизни Одной Девочки – всё про еду да про еду, и решил ради разнообразия написать о чём-то другом. Вот, например, о том, как Одна Девочка над Любимой подшучивала.

В воскресный зимний денёк зависала Любимая за компьютером, а Девочке хотелось внимания, ласки и нежности. Настроение у неё было радостное и легкомысленное, тем более что денёк выдался совсем как у Пушкина – «мороз и солнце». Все деревья стояли, точно сахарными кристаллами обросшие, и блестело всё это так, что смотреть больно.

– Зай, ну пойдём, чайку попьём, – попыталась Девочка отвлечь Любимую.

Склонившись к её уху и ласково мурлыча, она глянула на монитор. Там было что-то ужасно-нудно-зубоврачебное, заумно-научное, одним словом – специальная литература, в чтение которой Любимая погрузилась по уши и никак не хотела вынырнуть хотя бы на пять минуточек.

– Завари, принеси сюда, – промычала она, не отрываясь от текста на экране.

Девочка надулась, но принесла Любимой кружку ароматного чая с бергамотом, а ещё горячие творожно-сырные бутерброды, приготовленные с любовью и нежностью. Поставив всё это и присев на корточки у стола, Девочка вскинула на Любимую полные щенячьей верности и мольбы глаза.

– Вкусно?

Любимая, откусив хрустящий бутерброд и прихлебнув чай, буркнула:

– Да, малыш, спасибо.

А на Девочку – ноль внимания. Обидно!

В общем, как Девочка ни старалась отвлечь Любимую, у неё ничего не выходило. Пропадал чудесный денёк, осыпалось с веток морозное кружево... Ну, что поделать! Если это было нужно Любимой для работы, то, наверно, стоило с этим смириться. Или?..

– Я в ванную, – предупредила Девочка.

– Угу.

Включив для достоверности воду, Девочка уселась на край ванны и набрала с мобильного собственный номер – домашний. Раздался звонок стационарного телефона. Любимая, помня, что Девочка в ванной и подойти не может, встала-таки из-за компьютера и сняла трубку.

– Да!

– Привет, – хихикнула Девочка.

– Это кто? – сперва не поняла Любимая.

– Не узнаёшь? Богатой буду, – засмеялась Девочка. – Зай, я тебя люблю. Очень-очень-очень.

– Так это ты, что ли, балуешься? – фыркнула Любимая. – Детский сад, блин!

И бросила трубку. Девочка вздохнула, выключила воду и осталась сидеть на краю ванны, уронив руки на колени и грустно поникнув головой.

Дверь открылась, Девочка вскинула глаза: Любимая стояла на пороге. Что-то изменилось в её взгляде, в глубине зрачков мерцали ласковые искорки. Склонившись, Любимая прильнула к губам Девочки тёплым и крепким поцелуем.

– Я тебя тоже люблю, маленький. Подожди ещё часик, мне там кое-что дочитать надо. Потом сходим, погуляем.

Сердце ликующе застучало в груди, Девочка обняла Любимую за шею, поднялась на ноги, и поцелуи продолжились. Может быть, она и впрямь вела себя сейчас, как ребёнок. Скорее всего, Любимая права: детский сад, штаны на лямках... Но так хотелось провести этот чудесный день вместе! Душа в душу.

Чмокнув Девочку напоследок, Любимая ушла дочитывать, а та, наполненная тихой радостью, заварила себе чай и присела у кухонного окна. Любуясь сверкающим нарядом клёнов, она ждала. Совсем как в детстве: так она дожидалась, когда папа дочитает наконец свою газету и поиграет с ней. Сейчас она выросла, но эта детская искорка, наверно, в ней осталась. Искорка инея, падающая с ветки и сверкающая на солнце.

11. Бабушкины пирожки

Пришла однажды Одна Девочка в гости к своей Бабушке. Бабушка у неё была самая обычная, в старых добрых традициях: седая, с добрым морщинистым лицом и светлыми глазами, в собственноручно сшитом фартуке и всегда пахнущая пирожками. Уж и пирожки у Бабушки были – объеденье! Пышные, румяные, начнёшь есть – не оторвёшься, а Бабуля ещё и с собой завернёт. Любила она это дело – гостей кормить.

Вот и в этот раз обрадовалась она внучке, усадила за стол – и как давай угощать! А пирожки-то все разные, и всех хочется попробовать: с печёнкой, с картошкой, с капустой и самые любимые – с яблоками и корицей. Налила Бабушка Девочке большую кружку молока и потчует:

– Ешь, ешь, внученька!.. Исхудала как! Всё на своих диетах сидишь, мучаешь себя?

Диет Бабушка не одобряла: считала, что кушать надо всё, но понемножку, без фанатизма. Пекла-жарила-варила как на целую роту солдат, а сама клевала, как пташка. И всю жизнь была маленькая и стройная, как деревце. Покойный Дедушка её всегда называл: «Бабулёк – стройный тополёк». Умер Дедушка уже давно – Девочка тогда ещё в старших классах училась. Только и радости осталось Бабушке – гостей принимать. Сама жила на скромную пенсию, а всё норовила внучке денежку подсунуть – на помаду.

– Помада на женщине всегда должна быть, – говорила она. – Без помады лицо – как будто не одетое.

На серванте стоял аккуратный рядок фотографий в рамках. Девочка больше всего любила одно фото – Бабушкин художественный портрет, снятый в фотоателье. Конечно, чёрно-белый... Но какая Бабуля была на нём красавица! Молодая, изящная, большеглазая, с пышной короной волос, убранных по моде пятидесятых годов. Девочка ещё ребёнком любила глядеться в зеркало, при этом сравнивая себя с Бабушкой и находя, что они очень похожи. Особенно глазами. Глаза у Девочки были Бабушкины – такие же большие, блестящие, с кокетливой искоркой.

Работала Бабушка школьной учительницей – всю жизнь, с молодых лет и до самой пенсии. Конечно, не зарабатывала много, но одевалась всегда опрятно и элегантно. Приходя к ней в гости, Девочка обожала рыться в Бабулином шкафу и разглядывать её платья, блузочки, костюмы. Каким восхитительно красивым Бабушкин гардероб казался маленькой Девочке! Особенно ей нравились два костюмчика-двойки: один – светлый, нежно-сиреневый с белыми пуговицами, второй – розовый с золотистыми. Тогда Девочка ещё не знала слова «фуксия», поэтому считала этот костюм розовым. А как пахло в шкафу! Бабушка всегда перекладывала бельё кусками необычайно душистого мыла, и его свежий, немного чопорный аромат пропитывал все простыни, полотенца и наволочки. Девочке очень нравилось ночевать у Бабушки: искупавшись в ванне, она ложилась в постель, застеленную безупречно отутюженным бельём, пахнувшим этой старомодной мыльной свежестью и чистотой. Мыло было старым, ещё советского производства. Оно лежало в шкафу годами, но до сих пор пахло! Казалось, время над ним было вообще не властно. Стоило открыть дверцу, как аромат сразу окутывал Девочку нежным облачком. А в отделении для одежды Бабуля раскладывала саше с сухими духами. Они пахли лавандой.