Долгий путь домой (СИ)

-Да как ты смеешь ...

Он не дает мне договорить

- Ты этого хочешь - он сминает мои губы жестким поцелуем.

Я пытаюсь отстраниться от него, но он не дает, он толкает меня и я лечу назад, упираясь в стену и тут же он прижимает меня к этой стене свои телом.

- Или этого - шипит он, сжимая мою грудь при этом разрывая на мне платье.

- Отпусти меня - я пытаюсь его ударить, но он блокирует удар и сжимает мои руки, прижимая их к стене над моей головой, а потом встает так, чтобы я не могла достать его ногами.

- А может этого - шепчет он, сжимая зубами мою грудь. Больно.

- Андрей, пожалуйста, не надо! Отпусти! - но он уже завелся

Он перехватывает одной рукой обе мои руки и сжимает над моей головой, я все еще пытаюсь сопротивляться, но не могу. он расстегивает свои брюки снимая их вместе с трусами, а затем срывает с меня трусики.

- Нет, пусти. Андрей! - Я бьюсь в его руках, но это бесполезно он сильнее всегда таким был. Он единственный кто всегда мог со мной справится .

Он во мне больно противно слезы текут из моих глаз, шершавая стена режет мою спину, а он продолжает свое дело и все время шепчет

- Ты этого хотела, этого

Потом он кончает и отходит от меня как от прокаженной, а я сползаю по стене в слезах.

- Надеюсь, ты довольна, - говорит он сухо - а теперь если не возражаешь, я буду делать свою работу, так как считаю нужным

Говоря это, он застегивает штаны, потом замирает, смотря мне в глаза, и уходит из номера.

Слезы льются из глаз, надо встать и пойти в душ. Не могу. Он растоптал меня. Все во, что я верила, все чем жила. Память о нем, о его ласковых руках и губах она спасала меня, она держала и помогала мне выживать все эти годы, а теперь. Господи одним поступком он все стер, превратив мою душу в руины. Вся его ненависть вся злоба все это вылилось на меня, а ведь когда-то он любил меня.

Когда я первый раз его увидела, он улыбался. Теплая, нежная улыбка, адресованная Жанне, такое непривычное проявление чувств, в моей жизни полной безразличия и расчета. Это явление заставило, задуматься меня о том, а правильно ли я поступаю, но тогда я еще была пропитана ядом ненависти и отогнала эти мысли.

Я помню, как они боролись с моим равнодушием. Тяжелый бой и я несла в нем потерю за потерей. У меня появился отец, которого никогда не было, не считая отчима, использующего меня как ему было угодно. Названная мать, которая дала ту любовь, которую (как тогда я еще думала) родная мама не пожелала мне дать. Братья и сестры, которые защищали меня от всех и помогали справиться с любой проблемой.

Там дома я была дочерью матери, которая ради нового мужа была готова на все даже пожертвовать собственным ребенком.

А тут я очутилась в царстве любви, при этом меня тоже любили. Так девочка, не знавшая любви, очутилась в мире полной любви и заботы и постепенно растаяла как снежная королева под натиском этой любви.

Я была счастлива, лишь одно разъедало меня необходимость высылать отчеты о русских методах обучения. Вначале я делала это исправно, потом, стало противно предавать любимых мной людей, и я стала давать частично ложную информацию. К пятнадцати я писала полную чушь, давая привычные для моего отчима методы воспитания. Я лгала и вертелась четыре года из пят, лгала всем 'родной' стране названным родителям, всем, но уже тогда я знала, что если придется выбирать, я выберу Россию и любимых мной людей.

Я помню, как мы сбегали с Андреем в поля помню вкус его мягких и нежных губ. Помню, каким заботливым и нежным он был в мой первый раз. Я любила его и была готова всем пожертвовать ради него.

Но вот пришла беда. В полученном мною новом сообщение до моего сведенья доводилось, что через три недели мою семью убьют, и у меня не осталось выбора. Я помню, как семнадцатилетней девочкой стояла, обливаясь слезами, перед Бароном на коленях и просила спасти мою семью. Он предложил мне сделку, сделку, убившую не рожденного ребенка Жанны, сделку подорвавшую здоровье моей названной матери. Но тогда я об этом еще не знала. Я согласилась, ведь только так я могла спасти любимых людей. Я помню как стреляла в них, помню с каким ужасом поняла что у меня косой ствол и стреляет он неверно, но я смогла рассчитать и после мамы стреляла точно в цель. Я уходила беременно и думала только о том, что моя семья будет жить, мой Андрей будет жить, а я со всем справлюсь ради себя, ради него и ради наших детей.

А теперь вместо любви и заботы самый главный для меня человек в мире просто вырвал мое сердце. Больно, хочу домой.

Нет, у меня нет дома, ничего нет только моя боль. Я не хочу жить, не могу больше, не могу. А дети как же они, надо жить только ради них, им нужна мать. И я не хочу его больше видеть, никогда.

Я медленно ползу к своей сумке. Достаю телефон и набираю номер.

- Слушаю - голос Барона звучит в трубке, я пытаюсь ответить, но слезы мешают мне. - Женя это ты? Женя ответь, что случилось?

- Барон я выхожу из игры, вылетаю ближайшим рейсом, и забираю детей, больше вы меня не увидите.

- Женя, ты плачешь? Девочка, что случилось? - Я не могу больше говорить у меня истерика, но мне надо собираться, потому, что если я его еще раз увижу, я его убью. Телефон летит о стену а я продолжая плакать (не могу остановиться будто шлюз какой-то открыли и все не выплаканные за эти годы слезы прорвались наружу) иду собирать сумку.

Глава 8

Андрей

Бар отеля был забит людьми. Они танцевали, пили, искали пару и даже ко мне, одна цыпочка, приглядывалась, но я всего этого не замечал. Перед моими глазами стояли ее глаза.

Что я наделал, зачем? Черт, она плакала, когда я уходил. Я никогда не видел эту женщину плачущей. Зачем я это сделал.

-Еще - бросил я бармену

- Ты уверен что тебе этого надо - спросил бармен смотря на мою третью пустую рюмку водки за десять минут.

- Лей уже хуже не будет. - я хочу опьянеть не могу.

Что на меня нашло? Она же ничего не сделала. Зачем и как ей теперь в глаза смотреть.

Но господи, какой у нее вкус, какая нежная кожа и как узко внутри, я уже и забыл как это быть с ней. Черт о чем я думаю, я же изнасиловал ее по сути. Я схожу с ума! И все это из-за нее!

- Еще - я ставлю пустой бокал.

- Парень тебе хватит - устало сказал бармен видя мой затравленный взгляд.

Я не успел ответить, зазвонил телефон.

- Да - зло не глядя отвечаю я.

- Что ты натворил? - голос Барона полон гнева.

- Ты о чем? - в тон ему отвечаю я

- Женя звонила, явно плакала, говорит, что выходит из игры и уезжает.

Черт. Только этого не хватало.

- Я об этом позабочусь - бросаю я доставая купюру из бумажника.

- Андрей ...

Я отключился, не стал его слушать.

- Ты прав с меня хватит - я кладу купюру на стойку и иду в наш номер.

Я не знаю чего ждать, поэтому я захожу осторожно. В углу около кресла валяется разбитый телефон, ее тут нет, но в спальне слышится звук шагов, она там. Что ж надо собраться и выдержать этот бой. Медленно захожу.

Она смотрит прямо мне в глаза в руках тридцать восьмой, и он явно снят с предохранителя. Я смотрю ей в глаза и понимаю, она выстрелит, я перешел ту грань, когда она могла простить. Есть только один шанс и его нельзя упустить.

- Не подходи - голос дрожит, рука тоже из глаз текут слезы.

- Женя милая успокойся, я не причиню тебе вреда - говорю я делая маленький шаг вперед надо подойти ближе как можно ближе к ней.

- Не подходи я сказала! - она срывается на крик, палец на спуске и нажимает его. Звучит выстрел

Но уже поздно, я уклоняюсь, бросаясь в сторону, и тут же перехватываю оружие, направляя в сторону от нас. Она пытается вырвать оружие, не отдаю, и нажимаю на курок, ее и своим пальцем, выпуская обойму в стену. Потом забрав у нее оружие я выбрасываю его в гостиную и поворачиваюсь к ней. Кулаки сжаты из глаз текут слезу, но они все равно горят ненавистью.

Делаю первый шаг и получаю первый удар, а за ним сыплются еще и еще, я жду, блокируя, только опасные для меня удары, позволяя себя бить. Она начала уставать я делаю шаг к ней и прижимаю ее тело к себе. Ее трясет. Она пробует снова бить но я сжимаю ее руки и ноги падая вместе с ней на кровать. Медленно и аккуратно я переползаю на подушки, удерживая ее брыкающуюся за талию, а потом прижимаю к себе, не давая бить меня. У нее уже нет сил она пытается сопротивляться, но лицо уже прижато к моей груди, а из глаз все еще льются слезы. Я лишь могу шептать ей