Позови меня, любовь

— Нисколько! — сказал Личфилд. — Это произошло именно здесь, где вы сидите. Летним вечером сто лет назад. Я даже думаю, что во время возобновления постановки Жак будет являться чаще прежнего — в неустанных поисках своего убийцы!

Одни из актеров смеялись, другие испуганно перешептывались.

Личфилд водрузил на нос очки и заглянул в свои записи.

— Полагаю, «Калейдоскоп» никого из вас не оставит равнодушным. Это прелестная вещица, и мы постараемся предельно точно воспроизвести представление 1896 года — за вычетом убийства, разумеется.

— Будем надеяться! — воскликнул тот же говорливый юноша.

Когда все отсмеялись, Личфилд продолжил:

— «Калейдоскоп» был одним из первых представлений только что открытого оперного театра. Это концерт, включающий самые разные произведения — от лучших классических арий до песенок, популярных в беспечные девяностые. Большая часть архива представления утрачена, но нам посчастливилось раздобыть подлинную программку того вечера, а также кое-какие режиссерские заметки. Мы постараемся держаться тех же номеров, которые были представлены в 1896 году. Однако продолжительность спектакля непомерна для нынешних времен, и кое-что придется выбросить — преимущественно старые шлягеры типа «Три девчушки шли из школы». Несколько удручающе сентиментальных, плаксивых песенок мы заменим мелодиями, которые, на наш взгляд, лучше отражают залихватский дух позолоченного века. Художнику-декоратору и костюмеру придется потрудиться, дабы воссоздать атмосферу и костюмы тех времен. Что касается самого театрального помещения… — Личфилд оглянулся на разгромленный зрительный зал и горестно покачал головой. — Придется нам смириться с тем, что репетиции пройдут под стук молотков. Однако страдания наши будут вознаграждены сторицей, ибо к первому представлению «Калейдоскопа» театр будет восстановлен в его исконном блеске, и роскошь зрительного зала и фойе станет прекрасным обрамлением нашего ностальгического спектакля. — Ему пришлось сделать паузу, потому что именно в этот момент за его спиной раздался особенно сильный грохот. — От шума никуда не деться. Давайте сожмем зубы — и за работу.

— Может, шум и к лучшему. Распугает призраков! — заметил один из певцов.

Личфилд улыбнулся.

— А вот на это не рассчитывайте. — Тут он указал рукой вверх. — Обратите внимание еще на одну уникальную черту предстоящего представления. Старинная люстра над сценой.

Все запрокинули головы, чтобы получше рассмотреть массивную хрустальную люстру — четыре яруса призм-подвесок, пожелтевших от времени и пыли.

— В первой постановке люстра играла важнейшую роль, — пояснил Личфилд. — На время смены декораций свет в зале гас, лишь огромный вращающийся шар посылал на сцену бесчисленные лучи слабого мерцающего света. Выглядело впечатляюще, не хуже современных чудес техники. Правда, в настоящий момент механизм, вращающий люстру, находится в плачевном состоянии. Однако наши механики пообещали в короткий срок привести его в порядок. Кстати, Жак Лефевр был убит именно в момент смены декораций, когда основной свет погас и остались лишь слабые блики от этого хрустального монстра. Когда включили полный свет, Лефевр лежал на сцене с ножом в спине. Личность его убийцы остается загадкой и по сей день.

Труппа встретила это сообщение гробовым молчанием.

— Прежде чем мы приступим к делу, — продолжил Личфилд, — я хотел бы представить вам наших ведущих исполнителей. Просьба вставать, когда я буду называть имена. — Он стал перечислять, указывая рукой на первый ряд. — Анна Мария Бернард, сопрано. Эмили Трокмортон, меццо-сопрано. Виктор Дейли, тенор. Жиль Леопольд, баритон. А также не премину познакомить вас с новым приобретением нашего хора — мисс Белла де ла Роза из прославленной семьи де ла Роза. Белла, вас не затруднит встать? Будьте добры.

Зардевшись от смущения, Белла встала, не зная, куда девать руки и куда смотреть. Труппа приветствовала ее дружными аплодисментами, точно так же, как чуть раньше — каждого из солистов. Однако если солисты принимали аплодисменты как должное, Белла была готова сгореть от стыда — ведь аплодировали не ей, а достопамятным успехам ее родителей и дедушки.

— Спасибо, — кивнул Личфилд. — Сегодня каждому из вас будет выдан клавир и текст. Затем вы поработаете с костюмерами. Завтра встреча с хореографом Клайдом Арронсом — и начинаются уже настоящие, полноценные репетиции. Сейчас у нас самое начало июня, а премьера назначена на четвертое июля. Времени на раскачку нет. Постановка 1896 года состоялась тремя неделями позже — в самом конце июля. Однако совет директоров театра решил, что День независимости — наиболее подходящее время для выхода нашего представления. Есть вопросы?

Вопросов оказалось много. Личфилд ответил на все. Затем были розданы клавиры, тексты и копии программки представления 1896 года. После чего объявили порядок работы в костюмерной, и труппа разошлась на ленч.

Когда Белла поднялась со своего места, ее соседка тоже встала, улыбнулась и протянула руку.

— Привет. Я — Дикси Беннет. Я тут на летней практике. Такая честь иметь в труппе представительницу оперной династии де ла Роза!

Пожимая руку Дикси, Белла повнимательнее пригляделась к ней. Хорошенькая миниатюрная шатенка, лицо в веснушках, короткие волнистые волосы.

— Приятно познакомиться, Дикси.

— По-моему, мы с тобой будем в одной гримерной.

— Правда? Замечательно! А ты здешняя?

Дикси отрицательно мотнула головой.

— Я из Нью-Йорка, учусь в Джуллиардской музыкальной школе и пою здесь, как и мой приятель Джон Рэндолф. В Новом Орлеане мы только на летний сезон. Кстати, я снимаю до осени квартиру на Дофин-стрит и ищу подружку, чтобы платить меньше. Тебя не заинтересует?

Белла с извиняющейся улыбкой пояснила:

— Прости, не смогу тебя выручить. Я живу у своей бабушки.

— Тогда нет вопросов.

К ним подошел молодой красивый голубоглазый блондин. Белла узнала в нем парня, который острил во время встречи с Личфилдом.

Блондин подмигнул Белле и обратился к Дикси:

— Как тебе — беседовать с натуральной де ла Роза?

Дикси рассмеялась.

— Белла, познакомься с Джоном Рэндолфом. Он проходит практику под началом Виктора Дейли, а заодно и веселит труппу.

— Я заметила, вы остроумный человек, — сказала Белла, пожимая протянутую руку. — Рада познакомиться.

Джон крепко пожал ее руку. Его голубые глаза так и впились в лицо девушки.

— А уж как я рад! Нет, я серьезно! Мне посчастливилось слышать ваших родителей в «Метрополитен-опера». Хоть мне было только двенадцать лет, я и по сей день не могу забыть того огромного впечатления.

— Спасибо, — сказала Белла.

— Отчего же вы не солируете?

Белла окончательно смешалась и силилась найти ответ. Тут, к счастью, подоспела на помощь Дикси:

— Послушай, Рэндолф, и охота тебе лезть не в свое дело?

Юноша улыбнулся.

— Ты права. Леди не желают составить мне компанию за ленчем? Я угощаю. Тут на углу неплохое заведение.

Дикси взглянула на Беллу.

— Мы просто обязаны принять приглашение. Если такой скряга, как Джон, предлагает ленч, надо соглашаться!

— Я бы с удовольствием, — сказала Белла, — только мне надо дождаться мистера Мерсера. Вы идите, а я подойду позже.

Джон шутливо заломил руки, будто он убит горем.

— Дикси, — произнес он в отчаянии, — тебе не кажется, что нам интеллигентно дают от ворот поворот? Де ла Роза не желает общаться с шушерой вроде нас с тобой!

Белла рассмеялась.

— Я же обещала прийти попозже и приду.

Джон кивнул.

— Замечательно, Белла. Выйдете через парадный вход, свернете направо и прямо до угла.

— Спасибо. Я долго не задержусь.

Ее новые приятели ушли, а Белла подумала, глядя вслед Дикси и Джону: какие милые! Ей бы очень хотелось подружиться с кем-нибудь из артистов и быть в стороне от мелочной зависти и мелких подлостей, которые характерны для любого оперного коллектива. Если удастся быть тише воды, ниже травы — а в «Метрополитен-опера» она научилась держаться в тени, — если она сумеет не стать предметом пересудов и никому не перебежит дорогу, то участие в постановке «Калейдоскопа» может оказаться весьма приятным.