Присматривай за мной (ЛП)

— Не забудь передать доктору Фуллеру от меня привет. Она замечательная. Я до сих пор получаю от нее открытки на каждое рождество, — сказала кассир моей маме, собирая лекарства в пакет и передавая их маме через прилавок.

— Конечно, Дэбби. Я также расскажу о том, что у тебя еще одна внучка.

— Это было бы великолепно. Береги себя, а я буду за тебя молиться, — ответила кассир Дэбби с доброй улыбкой на лице.

Моя мама попрощалась, и мы вышли из Macy's. Пошли на обеденную площадку пообедать.

— Откуда ты знаешь Дэбби?

Моя мама посмотрела на меня и пожала плечами:

— Я и не знаю. Я ее в первый раз видела.

Лифт остановился на этаже Зэндера до того, как я это поняла. Я срочно начала рыться в сумке, чтобы занять руки мобильным телефоном, пока он снова не втянул меня в разговор или, не дай бог, пригласил на свидание. Продолжая копаться в сумке, я подняла глаза, только когда за ним закрылись двери. Вдруг я поняла, что он даже не взглянул в мою сторону и не попытался заговорить со мной. Я не осознавала, насколько сильно я хотела, чтобы он сделал что-то подобное, пока не почувствовала укол разочарования после его ухода.

— Увидимся, Девочка из кондитерской, — кинул он через плечо, пока я с открытым ртом наблюдала, как закрываются двери и лифт начинает подниматься вверх.

Я рассеяна.

С тех пор как Зэндер вышел из лифта две недели назад, у меня в голове полная неразбериха. Я спалила капкейки, уронила целый поднос пирожных, сорвалась на Мег, чего раньше никогда не делала. Она самая милая девушка в мире, которая не смотрит на меня с жалостью. А я отчитала ее за заказ, который сама записала неправильно.

Я целую неделю пропускала собрания, не желая столкнуться с Зэндером: его непринужденным смехом, симпатичными глазами, — или снова впасть в состояние шока, в которое он вверг меня, уйдя и не сказав ни слова. Хотя я ненавижу эти чертовы собрания, мне было неловко от того, что я пропустила их. Я постоянно проверяла, не оставила ли духовку открытой, и ощупывала карманы в поисках ключей от машины. С утра я влетела в квартиру, чтобы убедиться, что выключила утюг. Когда я вышла на улицу, я пнула переднее колесо машины от досады, что все это творится из-за чувства вины после пропуска тупого собрания — собрания, которое никогда мне не помогало и никак не повлияло на мою жизнь.

Мое огорчение — единственное объяснение, почему я постоянно слежу за столиком в углу — тем столиком, за которым сейчас Зэндер читает газету. Это тот самый столик, где я нашла еще шесть записок вслед за первой. Каждая содержала либо напоминание о том, что улыбка делает меня еще красивее, либо шутку подобно вчерашней: «Каждый раз, когда ты хмуришься, Бог убивает котенка». Мне стоило знать, что пропуск собраний не заставит его исчезнуть. И, конечно, Мег, которая не упускала случая повеселиться по поводу записок на салфетке, называя их чем-то наподобие сюжетов для телесериалов Холлмарка.

Что, черт возьми, он о себе возомнил?

— Что, черт возьми, ты о себе возомнил? — яростно спросила я, остановившись рядом с его столом в защитной позе, скрестив руки на груди.

Он взглянул на меня поверх газеты. У меня перехватило дыхание. Я была настолько обескуражена встречей с ним несколько недель назад в моей клинике, в моем личном пространстве, что не заметила ничего, кроме хорошего парфюма и приятной внешности. Сейчас, глядя на него в упор, я заметила, что его глаза не просто голубые. Они кристально голубые. Они искрятся, когда через окно рядом с ним светит солнце. Их обрамляют невозможно длинные темные ресницы.

Уголок рта растянулся в улыбке, и на нижней части левой щеки откуда ни возьмись появилась ямочка, которую я раньше не замечала. У него гладкая и чистовыбритая челюсть. Над правой бровью виден маленький шрам. У меня появилось неестественное желание провести по нему пальцем. Я настолько увлеченно рассматривала его, что забыла, зачем подошла к его столику. Мои глаза следили за его мягкими, полными губами. После того, как я пару секунд с вожделением разглядывала их, я поняла, что они двигаются. Он отвечал на мой требовательный вопрос.

— Я думал, я представился в лифте. Я Зэндер, но, возможно, я ошибся. Ты раздражена. Так как насчет того, чтобы ты рассказала мне, кто я такой, — усмехнулся он.

— Меня не волнует твое тупое имя. Я хочу знать, почему ты продолжаешь оставлять мне свои бесячие записки, — не обращая внимания на чертову ямочку, я кидаю чертову кучу чертовых салфеток с чертовыми посланиями на чертов стол перед ним. Его чашка с кофе дребезжит на столе от силы моего удара. Он смотрит на меня и переводит взгляд со стопки салфеток на меня.

— Ты хранишь все мои записки? — мягко спросил он, удивленно подняв брови.

Серьезно? Это все, что он может сказать?

— Перестань оставлять мне записки. Перестань пялиться на меня. И перестань улыбаться, — рычу я, разворачиваюсь на каблуках и ухожу.

— Ничего если я буду продолжать дышать? А моргать? Моргать можно, Девочка из кондитерской? — кричит он мне в спину.

— Прекрати называть меня Девочкой из кондитерской. Меня зовут ЭДДИСОН! — раздраженно ору я через плечо. Я захожу за угол прилавка и прохожу мимо улыбающейся Мег, которая облокотилась локтями о прилавок и уперлась подбородком в ладони. Она открывает рот, чтобы заговорить, я выставляю руку перед ее лицом.

— Нет. Ни слова, — предупреждаю ее перед тем, как пойти дальше, и с силой хлопаю по вращающимся дверям, которые ведут в подсобку.

Я начинаю вытаскивать миски для замешивания теста, чайники, сковороды из кухонного шкафа. Со стуком ставлю посуду на стол и проклинаю себя.

Черт дернул меня с ним заговорить. Он будет как бездомная кошка, которую ты кормишь из жалости на переднем крыльце. Теперь я точно никогда не смогу от него избавиться.

Я еще больше на себя злюсь, когда осознаю, что не уверена, счастлива я или разочарована тем, что он продолжает приходить. Интересно, понравится ли доктору Томпсон, что я показала ему истинную себя и назвала свое имя. Возможно, это не совсем то, чего она ждала, когда сказала мне рассказать о себе кому-нибудь. Но мне все равно. Теперь он знает, что я стерва. Если он умен, он изменит мнение и не захочет связываться со мной.

Глава 4

Просто дыши

— Когда в последний раз ты делала что-то для себя? Что-то, что делает тебя счастливой и никак не связано с кем-то еще? — спросила доктор Томпсон, когда я в своей обычной позе забралась на ее безупречно-белой софу. Она смотрит на меня и затем дергает носом, как Саманта в старом телевизионном шоу «Моя жена меня приворожила». У моей мамы случался такой же нервный тик. Мы обычно шутили, что она делает это сознательно, чтобы приворожить всех нас.

Должно быть, ответить на вопрос доктора Томпсон просто. В смысле каждый время от времени делает что-то для себя, например, сделать маникюр, вздремнуть, посидеть в погожий день на улице с книжкой. Мне не должно быть так сложно вспомнить о чем-то, О ЧЕМ-ЛИБО, что я в последнее время сделала для себя. К несчастью, мне ничего не приходит в голову.

— Эддисон?

Доктор Томпсон сидит, скрестив руки на коленях, и ждет моего ответа. Но я не могу. У меня нет ответа. Я уже давно не делала ничего для себя, даже не могу вспомнить. Каждый день я управляю кондитерской. Убеждаюсь, что все счета оплачены, и у меня есть крыша над головой. Но я делаю это ради моей мамы, не для себя. Я делаю это, потому что этого хотела бы она. Каждый день я хожу на собрания группы анонимной поддержки. Предполагается, что они должны мне помогать, но на самом деле они нужны не мне. Они нужны моему папе, потому что ОН счастливее от того, что я хожу на них неделю за неделей.

— Я хочу, чтобы на этой неделе ты кое-что сделала. Что-то для себя. Что-то, что не приносит пользу никому кроме тебя. Что-то, что делает счастливее тебя, а не других. Как ты думаешь, ты сможешь это сделать?